Разум и чувство (другой перевод)

Элинор не сомневалась, что Люси намеренно запутала Томаса, чтобы он в свою очередь ввел в заблуждение ее. Она наверняка стремилась напоследок побольнее уколоть своего бывшего суженого и счастливую соперницу. Эдвард, только теперь увидевший ее в истинном свете, вполне допускал, что она способна на любую низость, на какую может подтолкнуть злобный нрав. Довольно давно, еще до знакомства с Элинор, он начал понимать, что его возлюбленная невежественна и напрочь лишена широты взглядов, но эти неприглядные качества он приписывал недостатку образования. До получения ее последнего письма Эдвард искренне считал Люси доброй и милой девушкой, а главное, привязанной к нему всем сердцем. Только это убеждение и мешало ему разорвать помолвку, которая начала тяготить его задолго до того, как навлекла на него материнский гнев.

– Когда мать отреклась от меня, а затем отвернулись и друзья, я счел своим долгом предоставить ей самой решать нашу судьбу, – сказал Эдвард. – Я находился в таком положении, когда ничто не могло прельстить корыстную или тщеславную душу. Когда же она горячо и настойчиво пожелала разделить мою судьбу, я никак не мог усомниться, что ею движет что-нибудь, кроме самой нежной и преданной любви. Честно сказать, я до сих пор не понимаю, что заставило ее связать себя с человеком, к которому она не питала добрых чувств и все состояние которого не превышало двух тысяч фунтов. Никто же не мог предвидеть, что полковник Брэндон предложит мне приход!

– Нет, конечно. Но она вполне могла надеяться, что для вас не все потеряно и со временем мать вас простит. Она ничего не теряла, не расторгая помолвку. Как видите, она вовсе не считала себя ею связанной ни в чувствах, ни в поступках. Помолвка с человеком из такой состоятельной семьи, несомненно, придавала ей вес, как-то возвышала в глазах друзей и знакомых ее круга. И она все время продолжала искать более выгодную партию. А если бы ничего заманчивого ей не подвернулось, все же было предпочтительнее выйти за вас, чем остаться старой девой.

Эдвард моментально искренне проникся убеждением, что поведение Люси вполне естественно и ею бесспорно руководили именно те соображения, которые перечислила Элинор.

Разумеется, счастливая невеста не упустила возможности высказать свое недовольство – а какая женщина не ухватится за возможность упрекнуть возлюбленного за неосторожность – тем, что он проводил так много времени с ними в Норленде, когда уже чувствовал собственное непостоянство.

– Ваше поведение было совершенно недопустимым, – заявила она. – Не говоря уже обо мне, вы всем нашим родным дали повод считать вполне вероятным, даже почти решенным то, что в вашем прежнем положении не могло сбыться.

Ему оставалось привести в качестве оправдания только неведение своего сердца и ошибочное представление о власти над ним помолвки.

– Я полагал, что если уже дал слово, то ваше общество не может быть для меня опасным. Ни на минуту не забывая о тайной помолвке, я считал, что сумею властвовать над своими чувствами. Я понимал, что восхищаюсь вами, но старался уверить самого себя, что это дружба и ничего более. И лишь сравнив вас и Люси, я понял, что зашел слишком далеко. После этого я должен был сразу же уехать из Суссекса. Оставшись, я действительно поступил дурно, но оправдывал свое поведение тем, что неприятности грозят только мне и вред я причиняю только себе.

Элинор улыбнулась и покачала головой.

Эдвард искренне обрадовался, узнав, что в Бартоне со дня на день ждут полковника Брэндона. Он очень хотел поближе познакомиться с ним и заверить, что отнюдь не обижен обещанием Делафордского прихода.

– Тогда я выразил свою благодарность настолько неучтиво, что он, скорее всего, уверен, что я никогда не прощу ему этого щедрого предложения.

Теперь Эдвард сам не понимал, почему до сих пор не собрался съездить в Делафорд. Но это его совсем не интересовало, поэтому все сведения о доме, саде, церковной земле, размерах прихода и десятине он получил только сейчас от Элинор, которая узнала от полковника Брэндона все подробности.

Молодых людей соединяло истинное чувство, они успели хорошо узнать друг друга, их поддерживали истинные друзья. Для достижения семейного счастья оставалось только одно препятствие: им не на что было жить. У Эдварда было две тысячи, у Элинор одна. Вместе с доходом от Делафордского прихода этим исчерпывались их средства. О том, чтобы миссис Дэшвуд им что-нибудь уделила, речи не было, а влюбленные были достаточно разумными людьми, чтобы понимать: на триста пятьдесят фунтов в год безбедно прожить невозможно.

У Эдварда оставалась надежда, что мать простит его и выделит некоторую сумму для увеличения их будущих доходов. Однако Элинор более трезво смотрела на вещи. Избавившись от Люси, он все равно не сочетается браком с мисс Мортон, а так как сама она была, по словам миссис Феррарс, лишь меньшим из двух зол, то, по ее мнению, создавшееся положение могло послужить обогащению только одного человека – Фанни.

Через четыре дня после Эдварда приехал полковник Брэндон. Радости миссис Дэшвуд не было предела. К тому же к ней добавлялось гордое сознание того, что впервые после переселения в Бартон она принимает у себя столько гостей, и для всех нашлось место в доме. Эдвард, приехавший первым, жил в коттедже, а полковник каждый вечер отправлялся ночевать в Бартон-Парк, где его всегда ждала комната. В коттедж он возвращался рано утром, еще до завтрака.

Три недели уединенной жизни в Делафорде, где, во всяком случае по вечерам, у него не было другого занятия кроме высчитывания разницы между тридцатью шестью годами и семнадцатью, не способствовали веселости. Но, приехав в Бартон, он был приятно удивлен переменой к лучшему в настроении и внешности Марианны, ее сердечной приветливостью и дружелюбием. Да и миссис Дэшвуд встретила его как самого дорогого гостя. Все это не могло не развеять уныния и мрачности полковника. До него не дошли слухи о браке Люси и сопутствующих ему обстоятельствах, поэтому в первые часы после приезда он лишь слушал и удивлялся. Миссис Дэшвуд подробно проинформировала его о произошедшем, и он немало порадовался мысли, что услуга, которую он хотел оказать мистеру Феррарсу, теперь пошла на пользу Элинор.

С каждым днем знакомства мужчины все более укреплялись в добром мнении друг о друге. Да и как могло быть иначе? Даже если бы не было иных причин, их непременно связало бы дружбой сходство в благородстве чувств, несомненном здравом смысле, склонностях и взглядах на вещи. Но жизнь сложилась так, что они были влюблены в двух сестер, которые нежно любили друг друга. Поэтому между мужчинами не могла не возникнуть немедленно та симпатия, для которой при других обстоятельствах им потребовалось бы весьма значительное время.

Вскоре из Лондона прибыли письма, которые еще недавно заставили бы Элинор трепетать от восторга. Теперь же она читала их с веселым и безмятежным смехом. Миссис Дженнингс поведала всю потрясающую историю, излила свое благородное возмущение поведением бессовестной вертихвостки, выразила искреннее сочувствие несчастному мистеру Феррарсу, который, по ее глубокому убеждению, души не чаял в мерзавке и теперь, по слухам, безвылазно сидит в Оксфорде, пытаясь прийти в себя от подлого предательства. «Вы не поверите, – писала она, – насколько хитрой и скрытной оказалась эта наглая девица. Всего за два дня до этого она навещала меня, просидела битых два часа и не обмолвилась ни словом! Даже самые близкие ей люди ничего не подозревали. На следующий день утром ко мне прибежала бедненькая Нэнси вся в слезах. Она страшно боялась гнева миссис Феррарс и не знала, как вернуться в Плимут. Оказывается, перед бегством Люси взяла у нее все деньги, видно, хотела получше приодеться к венцу. У бедняжки не осталось даже нескольких шиллингов! Я с радостью дала ей пять гиней, чтобы она нормально доехала до Эксетера, где она хочет погостить у миссис Бергесс. Наверное, снова хочет вскружить голову доктору? Я ей так прямо и сказала. И по-моему, самая большая подлость Люси как раз и заключается в том, что она бросила сестру на произвол судьбы. Но как же не повезло бедному мистеру Феррарсу! Никак не могу его забыть. Непременно пригласите его в Бартон, пусть он немножко погостит, а мисс Марианна его утешит».