Разум и чувство (другой перевод)

Поведение Люси явилось наглядным примером того, как упорные и неустанные заботы о собственной выгоде способны справиться даже с непреодолимыми препятствиями и в конце концов привести к вожделенной цели – благам богатства. А цена тому – лишь потеря времени и совести, то есть весьма невелика. Когда Роберт нанес тайный визит Люси, у него, как правильно догадался Эдвард, была лишь одна цель – убедить ее расторгнуть помолвку. Конечно, для этого требовалось преодолеть сердечную привязанность, но Роберт полагал, что одной-двух встреч будет достаточно, чтобы уладить дело. В этом была его ошибка. Люси незамедлительно дала ему понять, что его красноречие ее, скорее всего, убедит. Но время шло, а до убеждения дело все никак не доходило. Каждый раз для победы не хватало одного визита, одного разговора… При прощании у нее постоянно возникали новые сомнения, рассеять которые могли еще полчаса беседы. Поэтому свидания продолжались, а остальное последовало само собой. Вскоре как-то незаметно в разговорах все реже стал упоминаться Эдвард, а все чаще Роберт. А уж о себе ему всегда было что сказать. Люси слушала его с жадным интересом, и очень скоро оба убедились, что Роберт прочно занял место Эдварда в ее сердце. Роберт был страшно горд собой, своей победой, тем, что ему удалось провести Эдварда. Еще более ему нравилась мысль, что он женится тайно, без материнского согласия. Дальнейшее хорошо известно. Молодожены провели в Долише несколько незабываемых месяцев: там у Люси имелось множество родственников и знакомых, от которых теперь можно было отвернуться, что она не замедлила сделать, а Роберт тоже с удовольствием предался любимому занятию – рисованию коттеджей. Затем они вернулись в Лондон и добились прощения миссис Феррарс, для этого прибегнув к старому как мир способу, подсказанному Люси, – просто попросили его. Как и следовало ожидать, первым был прощен Роберт. Люси же никакого долга по отношению к матери своего мужа не нарушила, строго говоря, вообще ничем не была ей обязана, поэтому она пребывала непрощенной еще месяца два. Но Люси проявила столько смиренности, так горько упрекала себя за проступок Роберта и так униженно благодарила за суровость, с которой миссис Феррарс ее отвергла, что со временем добилась признания своего существования. После этого она моментально преисполнилась признательностью и восхищением, а дальше – дело техники. Ей оставалось лишь быстренько вознестись по ступеням на вершину милостей. Очень скоро Люси стала не менее дорога миссис Феррарс, чем Роберт и Фанни. И не имел значения тот факт, что Эдвард так и не был окончательно прощен за давнее преступное намерение связать с ней свою судьбу, а Элинор, хотя и была значительно выше ее по рождению, упоминалась только как прискорбный мезальянс, – Люси была открыто признана любимой дочерью и пользовалась всеми вытекающими из этого правами. Молодые обосновались в столице, получили от миссис Феррарс щедрое содержание и установили превосходные отношения с мистером и миссис Джон Дэшвуд. Конечно, Фанни и Люси отчаянно завидовали друг другу и в душе копили взаимную неприязнь, но их мужья уж точно были непричастны. Да и у Роберта и Люси не обошлось без домашних неурядиц, но в целом между новыми родственниками царили мир и полная гармония.

За какой ужасный проступок Эдварда лишили прав старшего сына, стало совсем непонятно. А уж тем более непонятно для окружающих было то, чем все эти права заслужил Роберт. Однако жизнь шла своим чередом, Роберт явно не сожалел о величине своего дохода и не чувствовал себя виноватым, что его брату уделено слишком мало, а ему самому – необоснованно много. Эдвард, если судить по тому, как охотно он исполнял свои обязанности, как любил жену и свой дом, как был неизменно бодр и весел, был вполне доволен своей судьбой и не желал никаких перемен.

Выйдя замуж, Элинор стала реже видеться с матерью и сестрами, однако они всегда расставались ненадолго. Миссис Дэшвуд с младшими дочерьми проводила у старшей дочери значительную часть года. Часто приезжая в Делафорд, миссис Дэшвуд руководствовалась не только желанием не расставаться с Элинор, но и дипломатическими соображениями. Она ничуть не меньше Джона желала свести Марианну с полковником Брэндоном, хотя и не имела столь корыстных целей. Она всей душой стремилась устроить счастье Марианны. Ей, безусловно, было дорого общество средней дочери, однако она мечтала пожертвовать его радостями ради счастья своего бесценного друга. Эдвард и Элинор тоже хотели бы увидеть Марианну женой полковника. Они знали о силе его страданий и никогда не забывали, как многим ему обязаны. Марианна должна была стать его наградой за все добрые дела.

Она знала о глубине его чувств, не сомневалась в верности и благородстве и не смогла устоять.

Марианне Дэшвуд выпал редкий жребий. Ей было суждено убедиться в ложности своих непоколебимых убеждений и собственным поведением их опровергнуть. Ей пришлось подавить в душе горячее чувство, вспыхнувшее в семнадцать лет, и добровольно отдать свою руку другому, питая к нему лишь глубокое уважение и дружеские чувства. И кому? Человеку, который, как и она сама, долго и мучительно страдал от первой несчастной любви, тому, кто всего лишь два года назад казался ей слишком старым для брака, поскольку без колебаний пользовался для защиты от холода фланелевыми жилетами.

Но так уж сложилась жизнь. Вместо того чтобы зачахнуть от страсти, как она раньше и собиралась поступить, или навеки остаться с матерью и находить радости в уединении и серьезных занятиях, как она намеревалась позднее, в возрасте девятнадцати лет она все-таки уступила второй привязанности и вошла в новый дом женой и хозяйкой.

Полковник Брэндон наконец обрел счастье, которое, по мнению всех своих друзей, вполне заслужил. В Марианне он нашел утешение от былых горестей, в ее обществе он обрел былую веселость и бодрость. В то же время окружающие не могли не признать, что, осчастливив мужа, Марианна нашла в этом браке собственное счастье. Она не умела ничего делать наполовину, поэтому довольно скоро отдала мужу свое сердце так же полно и безоговорочно, как некогда Уиллоби.

Последнего известие о замужестве Марианны ранило больнее всех. А вскоре на него обрушилась новая кара. Миссис Смит великодушно пожелала его простить, указав в качестве причины своей снисходительности брак с достойной девушкой. Между делом она заметила, что если бы он поступил с Марианной в соответствии с правилами чести, то мог бы получить и счастье, и богатство. Не приходилось сомневаться, что Уиллоби искренне раскаялся в своем дурном поведении, в результате которого понес жестокое наказание. Он еще долго вспоминал о Марианне с сожалением, а о полковнике – с завистью. Однако он не остался навеки безутешным, не бежал от общества и не умер от разбитого сердца. Весьма скоро он успокоился и продолжил жить в свое удовольствие. Его жена нередко пребывала в отличном расположении духа, и даже дома ему случалось проводить время не без приятности. Лошади, собаки, охота и прочие сугубо мужские развлечения служили ему неплохой заменой семейного блаженства.

Тем не менее он навсегда сохранил к Марианне нежность и постоянно испытывал живой интерес ко всему, что с ней происходило. Она стала для него своеобразным эталоном совершенства женщины. И не раз, слыша похвалы какой-нибудь юной красавице, он безразлично пожимал плечами и заявлял, что ей далеко до миссис Брэндон.

Миссис Дэшвуд проявила мудрость и благоразумие и не стала подыскивать себе новый дом в окрестностях Делафорда. Сэр Джон и миссис Дженнингс вполне могли утешиться. Конечно, они потеряли Элинор и Марианну, но зато Маргарет уже достигла того возраста, когда ее можно было приглашать на вечеринки с танцами, а ее внешность позволяла полагать, что у нее весьма скоро появятся кавалеры.

Между Бартоном и Делафордом существовала постоянная связь, в которой нашла выражение истинная родственная любовь. Элинор и Марианна жили очень счастливо, а среди множества их достоинств следует отметить одно немаловажное: они были сестрами, жили по соседству и тем не менее не ссорились и не стремились прекратить дружбу между своими мужьями.