Разведчики

В то время, когда передавали сообщения Совинформбюро, Синюхин и Шохин находились внизу в зале.

— Я говорил!.. Я ж говорил!.. — басил Синюхин, слушая радио.

— Не бубни, дай слушать! — остановил его Шохин.

Но Синюхин не в силах был сдержаться. Как же молчать, когда радость распирает грудь, когда хочется кричать в полный голос. Никто еще не бил так беспощадно немцев, ни англичане, ни американцы! Русские разнесли хваленые «непобедимые» дивизии Гитлера. «Драпанули» немцы на триста пятьдесят километров. Технику, оружие бросили, только бы животы свои унести. Ну, однако, далеко не унесут, останутся лежать на русской земле, продырявленные русскими пулями!

— Друг, куда же они сунулись, дураки! В Москву! — Синюхин смотрел на Петра.

— Как бы я хотел там быть! — вырвалось у Шохина. — Завтра нам еще целый день здесь околачиваться. Пока канцелярия раскачается — подохнуть можно! — Он выругался и вышел из зала.

Синюхин не слушал Шохина, подошел к карте.

— Нет, никогда не отдадим Москвы, — сказал он вполголоса.

— Как можно? — подвинулась к Синюхину старуха-уборщица. — Ни в жисть этого не будет!

— Верное суждение вы, мамаша, имеете! — Синюхин, улыбаясь, вышел. Потянуло к товарищам. В вестибюле он встретил молоденькую сестру из соседней палаты, которая вчера плакала на лестнице.

— Слыхали, сестрица? — загородил ей дорогу Синюхин. — А вы плакали. Я ж говорил…

— Синюхин, вы такой хороший, такой хороший! — сестра схватила его за руку, не зная, что ей еще сказать. — Москва! Ведь это же наша Москва! — она счастливо засмеялась и побежала дальше.

Синюхин тоже рассмеялся. Его густой бас раскатился по всему вестибюлю.

Не дойдя до выходной двери, сестра вернулась к Синюхину.

— Я от радости все забыла, — виновато посмотрела она на Синюхина. — Пришел приказ о вашем награждении. Завтра торжественное заседание, будут выдавать награды.

Густая краска залила лицо Синюхина. Он хотел о чем-то спросить сестру, но дверь за ней уже захлопнулась. И до чего же ветреные эти девки — даже не сказала, откуда такие сведения.

Пойти к Шохину, рассказать? А что, если напутала? Да и за что награждать его? Нет, лучше помолчать…

— Эй, битюг, — показался на лестнице Шохин, — мы и завтра с тобой не сможем уехать, — награждать нас будут.

— Значит, правда! — Синюхин оперся на перила.

— Шохин, здорово! — в вестибюль вошел коренастый, круглолицый старший лейтенант. — Я думал, ты уже уехал.

— Послезавтра еду, — поздоровался с ним за руку Шохин.

У Синюхина сразу испортилось настроение. Он не любил этого командира: старший лейтенант Гладыш был разведчиком и своими рассказами о работе в тылу немцев, по мнению Синюхина, «уже заморочил Петьке голову». «Опять приперся, — неприязненно подумал Синюхин. — Уже когда выписался, а каждый день сюда шатается…» И рост Гладыша не нравился Синюхину — «до мужчинского недобрал маленько», и серые глаза — «как репейник, не отцепишься», и улыбка — «губы тонкие, а зубы не показывает…»

Не желая участвовать в разговоре, Синюхин отправился в зал, к стене, где висела карта. Это было его любимое место.

— Ушел твой друг, не любит меня, — рассмеялся Гладыш, кивнув в сторону удалявшегося Синюхина.

— Это вы напрасно, — вступился Шохин. — А только ему, конечно, обидно: меня зовете, а его нет.

Гладыш стал серьезным.

— Не годится он для разведки. Слишком душа нараспашку, да и очень заметный. — Пытливо глядя на Шохина, Гладыш спросил: — Ну, а ты как, согласен? Я уже поговорил с майором.

Петр достал кисет, свернул из газетной бумаги папироску и молча передал табак Гладышу.

— Так вот, Шохин, сегодня нужно решить, — Гладыш взял кисет. — За эти два месяца, что мы с тобой пробыли в госпитале, я много тебе рассказал, да и тебя узнал. Хороший разведчик из тебя выйдет. Сам понимаешь: каждый командир подбирает себе людей.

Петр все молчал. Он хотел бы сейчас же уехать с Гладышем, но как бросить друга. Еще больше огорчала мысль, что придется уйти с пограничной заставы.

Словно угадывая его состояние, Гладыш, затянувшись дымом цигарки, проговорил:

— Пограничная служба, конечно, — настоящая военная служба. Но вот разведку я ни на что не променяю!

— Не вытерплю я только одной разведкой заниматься, — сощурил Шохин глаза. — Увижу фашиста, не сдержусь!

— Да хоть всех, — рассмеялся Гладыш. — Только делать это надо с умом, не во вред разведке. Ты что же думаешь: когда представляется случай уничтожить врагов или пустить под откос вражеский поезд, так разведчик уходит от этого? Вся задача, чтобы фашисты не обнаружили тебя, искали совсем не в том месте, где ты обосновался. А ты разведываешь и урон наносишь им всевозможный…

— Это так, — Шохин отошел бросить окурок. Желание стать разведчиком пробудилось у него с первых дней знакомства с Гладышем. Но он думал: вернется на свою заставу и там перейдет на разведывательную службу. Ему уже приходилось ходить в разведку и одному и с отрядом. Но та разведка, о которой рассказывал Гладыш, была совсем иною. С самолета забрасывали небольшую группу людей в глубокий тыл врага. Не на день-два, а на месяцы. Группа эта налаживала связь с населением, организовывала сопротивление в тылу, проводила диверсии… Вот это работа! О такой работе Петр мог только мечтать. И сейчас он знал, что Гладыш пришел за окончательным ответом. «Буду разведчиком», — решил Шохин.

— Ну, так как ты? — прервал молчание Гладыш, глаза его смотрели пытливо.

— Что ж, согласен, — так же серьезно и прямо посмотрел на Гладыша Шохин.

— Хорошо. Через два дня вместе поедем.

Гладыш надел шапку, стал застегивать полушубок.

— Месяц-полтора еще уйдет у нас на подготовку, — добавил он, прощаясь с Шохиным…

Тихий зал, где часто Шохин и Синюхин проводили время у карты, наполнился бойцами и командирами. Было многолюдно — на торжественное собрание прибыли гости из других госпиталей. Почти все были в форме и только несколько человек в госпитальных халатах.

В зале сдержанный гул голосов, прерываемый возгласами, взрывами смеха. Совсем другие лица, на них исчезла угрюмость последних дней.

Возле Шохина и Синюхина собралась небольшая группа бойцов. Петра словно подменили. Прежние озорные, насмешливые глаза и лицо, несмотря на шрамы, стало такое же, как и раньше: симпатичное, привлекательное.

— Это было недалеко от станции Лоухи Кировской железной дороги, — продолжал он рассказ, — есть там полустаночек такой немудрящий. Всего-навсего избенки три, а немцы бомбили каждый день. И что взбрело в их фашистскую башку — понять не могу, хоть бы тебе там военные объекты или лесопилка какая — ровным счетом ничего. А как только утро, так и летят два-три стервятника. Сбросят на пути бомбы и обратно. И вот что интересно: к этим бомбежкам собаки, кошки, куры — и те приспособились: как только услышат — самолет гудит, сейчас бегут в маленький лесочек по соседству. Крик такой поднимают — сирены не надо.