Разведенка. Как я мужика искала...

Мне.

Жаль, он так и не понял, как сильно обидел меня.

Даже не изменой, а тем, что так и не посчитал нужным поговорить и объясниться.

— Но ты же хочешь меня.

— Не больше, чем ты — меня, — парирую с легкой улыбкой.

Леша делает шаг вперед, я смотрю ему в глаза.

— Я говорю тебе «нет». И что ты сделаешь? Попытаешься снова взять меня силой, как это уже было однажды?

Леша порывается что-то сказать, но замолкает, помрачнев лицом. Он отводит взгляд в сторону, обронив глухо:

— Мне нет прощения. И покой я тоже найти не могу. Как мне быть? Как?! Я и слов подобрать не могу!

Сделав несколько шагов к двери, бывший неожиданно разворачивается и садится в кресло.

— Я никуда отсюда не уйду.

— Офигел, что ли?

— Не уйду! — упрямится. — Хочешь, полицию вызывай, но я не уйду!

Смотрю на него, напряженного и по-детски упрямого.

Боже, как будто пацан!

— Да ради бога, можешь разместиться, — фыркаю. — Можешь даже завтра себе этот номер взять.

— Почему завтра?

— Потому что я уезжаю завтра! — рявкаю. — Моей помощи здесь и не понадобилось. За Леськой папочка все приберет, я ее обняла, поддержала. И все на этом. С меня довольно. Я больше не вернусь туда, где по мне, только и делают, что топчутся в свое удовольствие.

— Да как ты не понимаешь! — хватается за волосы.

— Я, действительно, не понимаю, как можно быть таким нахалом. Насрал в душу, как кот в тапки, а теперь ластишься и об ноги трешься!

***

Схватив халат, я ухожу в душ, запершись в ванной комнате.

Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

Если у Леши есть совесть, то я вернусь, а его — нет.

Но….

У него точно нет совести.

Он занял мою кровать.

Развалился там с обнаженным торсом, демонстрируя, что этот год он не валял дурака, восстановился, подкачался.

Его тело и мышцы — не лоснящиеся дурной силой «банки» юнца,которому нужно приложить совсем немного усилий, чтобы быть в форме. За красивое тело в таком возрасте, как у меня, и, тем более, как у Леши, приходится бороться всеми силами — правильное питание, режим, спорт, много-много занятий, на порядок больше, чем двадцати-тридцатилеткам….

Постарался, молодец.

— Поразительно, ты меня ещё и из кровати выжить решил. Паскуда.

— Твоя паскуда, — улыбается губами, но глаза — ужасно тоскливые.

Я стараюсь не показывать, как сильно нервничаю, как сильно меня триггерит присутствие Леши в моей, блин, кровати.

Скидываю халат, оставшись в сорочке, бросаю на кровать несколько подушек, отделяясь от бывшего, и перетягиваю все одеяло на себя.

Гашу свет и ложусь, подгребаю телефон к себе, ищу билеты…

В голове сумбур, я туплю и несколько раз заставляю себя сосредоточиться на поиске билетов, но получается плохо.

Я будто сплю с открытыми глазами. Леша со спины забирает у меня телефон и гасит ночник.

— Прости. Я так и не сказал тебе, прости за все.

Слишком поздно для всяких «прости».

— Превратности любви, — выдыхает Леша куда-то в потолок. — Нет, даже не любви, а влюбленности. У кого-то она остывает быстро, у нас затянулась. Влюблен, когда каждую свободную минуту стремишься быть рядом, не видишь жизни и даже как будто задыхаешься, если тебя нет рядом. Мы были вместе так близко, что я уже перестал нас различать. Как что-то свое, бесконечно знакомое, понятное и неотделимое. Такое близкое, что даже потерять не боишься. Ты начала отделяться первой, и меня это бесило. Но и не было той самой искры, что ли? Отношения не могут вечно стоять на месте, а я пропустил момент, когда наше «мы» поглотило «я и ты». Я бесился и пошел в разнос, потому что так и не успел изменить. Все было так тупо, что даже рассказывать об этом стремно, — выдыхает за моей спиной. Мне казалось, почти измена — это же такой пустяк, и, если бы ты спросила, мы бы оба посмеялись.

— Посмеялись бы? — переспрашиваю я. — ПОСМЕЯЛИСЬ БЫ?!

В груди клокочет.

Схватив подушку, бросаюсь на этого мерзавца.

Клянусь, я его сейчас задушу!

Просто лягу ему на лицо и буду душить, пока он не сдохнет!

— Смешно тебе, ненавижу! — рычу.

Бывший перехватывает мой бросок, будто только его и ждал, мягко, но ловко меняет нас местами.

Нависнув сверху.

— Я специально так сказал. Нет, я не думал, что мы бы посмеялись. Мне было стремно в таком признаться. Я заигрался в того, кто может себе позволить отдохнуть от семьи в компании мужиков и девиц легкого поведения. Может быть, это был кризис среднего возраста? Хотелось новизны, свежести… Я начал искать ее не там. Затянуло… Поиграть в картишки, высокие ставки, никаких обязательств, — вздыхает. — Была там одна… Оказывала мне знаки внимания. Немного выпивки, травка, флирт. Думаешь, что тебе можно все, это кружит голову.

Леша наклоняется, коснувшись моего лба своим:

— Мы почти занялись сексом. Почти. Когда она уже сняла трусы и полезла ко мне на колени, в окно тачки прилетело возмущенное «тук-тук». Я неправильно припарковал машину. В неположенном месте…

— Так пригорело потрахаться?! — злюсь.

— И это все смазало. Пока раскидывал, то-се, отмазывался за красные, как у нарика, глаза, внутри все остыло. Меня никогда на таком не ловили, я чувствовал себя нашкодившим мальчишкой, которого бы потом ждала выволочка… — качает головой. — Я поспешил выпроводить девушку и не подумал, что она из мелкой мести оставит свои трусы и пакетик от гондона.

— Ах, какая сучка! Вот это коварство! — бью его кулаком по плечу.

— Девка, как девка. Но потом я замотался. С этим кольцом. У меня от него периодически опухали пальцы. Но это был лишь предлог для себя самого, вот так. И ты меня спалила. Так глупо все вышло. Ещё глупее я потом себя повел. Не знал, как извиниться, разучился говорить «прости». Вожжа под хвост попала. Я теперь и сам не понимаю, за что я тогда боролся? Что пытался доказать? Тупо и стремно.

— Отпусти. Ты мне изменил.

— Это.…

— Это измена.

— Да, — ложится на бок, подложив локоть под голову. — По сути. Да. И этого не стоило. Но мне не хватило ни мужества, ни совести признаться в своем эпическом провале. Это был первый кризис, крупный косяк с моей стороны. А я не привык быть неправым, не хотел быть проигравшим, в отстающих… Все кругом мне кричали: «Эй, ты же мужик! Поставь жену на место…» Я ерепенился, как мог. Это того не стоило, Лиз. Тут не было подлости или чьего-то коварства, — смотрит мне прямо в глаза. — Я сам себя сожрал.

Перевожу взгляд вниз, на его грудь.

Теперь понятно, почему именно такая татуировка, но совершенно неясно, что мне делать с этим дальше.

— Я хочу продать дом, — вздыхает Леша. — Там все так, как было, когда там были мы. Я больше не могу там находиться. Без тебя не могу… Можно?

— Ты спрашиваешь у меня разрешения продать дом, который тебе достался?!

— Да. Этот дом был нашим. Ты много сил туда вложила, у меня рука не поднимется его продать без твоего разрешения. Официальные права, бланки, печати — это все херня для бюрократов, Лиз. Этот дом до сих пор наш, а я до сих пор — твой, как заклейменный. Паршивый бывший муж. Но, может быть, ты всё-таки позволишь пригласить тебя на свидание?