Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.
Шрифт:
ГЛАВА V. Непосредственное участие в активной борьбе против фашизма. Национально-революционная война 1936–1939 гг. в Испании.
Радостные волнения, вызванные предстоящей поездкой в Москву, сменились неожиданными переживаниями и нервным напряжением. Еду на войну! Чем она закончится для меня? Дома делаю вид, что никаких страхов нет, только радость, основанная на том, что где то на территории Советского Союза мне будет поручена интересная работа. Только этим объясняется возможность длительной командировки.
Последние прощания, крепкие объятия, я мчусь на Московский вокзал. Ищу платформу, к которой должен быть подан поезд «Красная стрела». Миша Иванов меня уже ждет. Состав
В вагоне на всем пути спал плохо, это случалось со мной весьма редко. Но в этот раз хотелось подвести итоги уже прожитой жизни и подготовить себя к новой, которая скоро должна начаться. Воображение ярко рисовало картины того, что мне казалось, ждет впереди.
Война... Как стало понятно нам содержание этого короткого слова. Сегодня на многие народы мира это слово действует отпугивающе. Особенно стремление людей избежать войны и добиться вечного мира возросло после того, как в конце Второй мировой войны появилась атомная бомба, которая и сегодня находится на вооружении ряда стран.
Разрывы бомб и воздушных торпед, сопровождаемые гулом сотен самолетов, парящих высоко в безоблачном или, наоборот, покрытом облаками небе. Им предшествовал особенно неприятный завывающий звук падения, последствием были разрушения городов и сел, пожары и тысячи человеческих жертв. Пикирующие истребители, «падающие» с высоты на дороги, переполненные вынужденными покинуть свои родные места беженцами и вздымающиеся в воздух после того, как пулеметный огонь летящих на расстоянии всего только в нескольких метрах от земли самолетов вносил панику и ужас в ряды обезумевших и без того людей. Они стремились, бросив все приобретенное за многие годы, бежать, брали с собой только жизненно необходимый жалкий скарб, с тем, чтобы спасти свою жизнь, а при необходимости бросить по пути и то, что еще находилось при них, или заснуть на нем, или погибнуть.
Паника в городах, селах и деревнях, мучения в очередях за продуктами перед закрытыми магазинами в полуразрушенных домах. Бесцветные и пустые неподвижные глаза, взгляд обращен на пламя, уничтожающее склады с продовольственными товарами и собственное жилье – с такой любовью и заботой созданный домашний очаг. Завывания сирен санитарных и пожарных машин; стремящихся в неизвестном направлении провожают взгляды печальных людей, задающих себе мысленно один и тот же вопрос: куда они мчатся и кто следующий? На улицах матери, прижимающие к груди убитых детей, отцы, жены, сестры и братья, оплакивающие потерю близких, любимых и дорогих им людей, трупы людей разного возраста валяются на тротуарах и проезжих дорогах городов и сел.
Проволока, окопы, движущиеся танки, автомашины с орудиями, летящие в воздухе боевые самолеты, артиллерийский огонь, пулеметная и оружейная трескотня, прожекторы, пронизывающие нависшую тьму, беспросветное небо, сигнальные ракеты, пускаемые с земли в воздух и с воздуха на землю, – эти рождественские деревья, как их иногда называли в Западной Европе. Фронтовая жизнь, жизнь тыла.
Война. Как понятно мне это слово теперь, как мало об этом я знал, живя в нашем чудесном городе Ленинграде с моими любимыми родителями, много работая и все же иногда выбирая время, чтобы повеселиться, потанцевать с красивыми, милыми девушками. Нет, детство и юность у меня были тоже непростыми. Приходилось много работать, и времени на отдых и веселье оставалось действительно мало. Я привык, прежде всего, думать о моей работе и общественной деятельности. Эта закалка впоследствии мне очень помогла.
В моих частых выступлениях и лекциях я подробно рассказывал о будущей войне, но как это мало соответствовало тем войнам, которые самому пришлось пережить, непосредственным участником которых был лично.
Обо всем этом я пока не думал, лежа в поезде. Размышлял больше о том, что мне предстоит в ближайшем будущем.
Мы
с Мишей рано встали и внимательно смотрели в окно мчащегося поезда. Почти не говорили между собой, нас полностью поглощали мысли. Мы были еще слишком молоды, чтобы точно представлять все, что нас ждет в Москве, а затем в воюющей против фашизма Испании. Мы постепенно приблизились к столице нашей родины. Поезд, наконец, замедлил ход и подошел к Ленинградскому вокзалу.К этому времени в Москве уже действовало метро. Мы воспользовались им и доехали до станции, расположенной у Гоголевского бульвара. Вышли на поверхность и там немного прошли пешком. Вблизи, параллельно этому красивому бульвару, находилась небольшая малоизвестная улица. В домике, адрес которого был указан в полученной нами телеграмме, в одном из подъездов помещалось бюро пропусков. Не успели мы предъявить полученные телеграммы, как дежурный в окошке сообщил, что пропуска уже готовы, и незамедлительно выдал их. Мы поняли, что вопрос о включении нас в список советских добровольцев, направляемых в Испанию, решен положительно. С полученными пропусками мы вошли в здание и поднялись на второй этаж. В небольшом кабинете нас приняли очень любезно, как уже давно знакомых. Нам не пришлось даже себя называть. Перед встретившим нас командиром РККА лежали наши анкеты с фотографиями.
После короткой беседы, где разъяснили порядок пребывания в Москве, нас направили в Хамовнические казармы. Прибыв по указанному адресу, мы были пропущены в основной корпус по имеющемуся у часового на входе списку. Здесь были в основном военные в полной военной форме, а также немного гражданских, мужчин и женщин. Среди них нескольких я знал по Ленинграду. Я понял, что они будут в Испании переводчиками. Кем станут остальные, я, конечно, не мог тогда предположить. Только потом узнал, что среди них были инженеры, врачи и другие специалисты, в том числе и квалифицированные рабочие оборонных предприятий, мастерских.
Я тоже был в военной гимнастерке, правда без петлиц, в бриджах и сапогах, то есть в том, в чем ходил, находясь на службе в штабе ПВО Кировского района до поступления в институт, но сохранил эту одежду, являясь уже студентом.
Мы с Мишей быстро освоились, завязали знакомства с военными и гражданскими лицами, которых ранее не знали. К нам постепенно стали присоединяться прибывающие в казарму будущие соратники. Время от времени приезжало начальство. Проводились беседы, нам отвечали на возникающие вопросы.
Первой поставленной перед нами задачей являлось получение гражданской одежды, с тем, чтобы все, что находилось при нас, могло быть отправлено домой, в наши семьи. Пришлось на автобусах группами выезжать на склады военного ведомства.
Вскоре нас было уже не узнать. Мы получили гражданские костюмы, рубашки с галстуками, белье, демисезонные драповые пальто, носки, туфли и... мягкие фетровые шляпы. Трудно было привыкнуть к этой одежде, особенно к этим шляпам, которые мы даже не знали, как надо надевать и носить, в то время в Советском Союзе они были редкостью.
По своей неопытности мы не смогли тогда заметить некоторые ошибки, допущенные теми, кто выдавал нам новую одежду. Это особенно касалось подбора выдаваемых пальто и шляп. Нас даже не удивило, что все мы были почти одинаково одеты. Именно в этом, как вскоре выяснилось, и состояли упущения. Это мы четко ощутили, уже находясь в Париже, проходя инструктаж по ряду вопросов, к разъяснению которых мы относились с особым вниманием. Нас предупреждали, что во Франции, в ожидании отправления в Испанию, не следует ходить по одному, а надо держаться во время прогулок по городу группами в пять-шесть человек. Необходимо быть очень осторожными и бдительными, так как за нами может быть установлена слежка, не столько со стороны французских властей, сколько со стороны специально засланных во Францию агентов мятежников и итало-германских интервентов. Нас предупреждали, не следует забывать и о том, что при неосторожности с нашей стороны можно «заработать» и некоторые неприятные заболевания. В этой части приводились многие примеры. Однако о каких заболеваниях шла речь, мы не могли точно себе представить.