Разведшкола № 005
Шрифт:
Меня, как всегда, сменил Федя Воронин. Я передал ему приказ «Бати» и мгновенно уснул. Разбудили всех, когда начало смеркаться. Я обнаружил, что мой друг Федя лежит рядом, а между нами пристроилась наша санинструктор. Как ей удалось растолкать нас, — не представляю.
После объявления общего подъема, последовал приказ всем попрыгать. Минут десять мы выполняли это упражнение. Затем был объявлен общий ужин. «У кого осталась вода, могут напиться. Харч расходовать экономно — банка тушенки на человека. Путь предстоит нелегкий», — сказал «Батя». По его словам, в прошлую ночь мы прошли не более 20–25 километров. До колодца осталось столько же. Есть не хотелось. Хотелось только пить. Но «Батя» приказал всем есть насильно. Тушенка застревала в горле. Опять искали чистый снег и глотали его вместе
Когда перестали жевать, «Батя» дал новое распоряжение: «проверить и починить ноги». Мы разувались на морозе, растирали ноги снегом. Санинструктор осмотрела ноги у каждого, смазала потертости. Затем снаряжали ноги. Когда закончилась и эта процедура, «Батя» попросил своего заместителя по разведке осмотреть у всех оружие. Почти у каждого затворы ходили с трудом. «Эх, — сказал Аксенов-старший — надо было вовремя снять загустевшую на морозе смазку». Мы все примерно десять минут двигали затворами, пока они не стали ходить свободно.
В этих мелких, но жизненно важных заботах прошло время до наступления полной темноты. Затем последовало обычное построение в колонну по двое, и мы пошли.
Впереди головной дозор, затем «Батя» с компасом в руках, время от времени он подсвечивал его фонариком. Между ним и головным дозором все время сновали связные, чтобы дозор не отклонился от правильного направления колонны.
А мы брели словно стадо баранов за своим вожаком, мало что понимая, едва различая силуэты впереди идущей пары. Шли, еле волоча потертые ноги и замертво падая на привалах.
К рассвету пришли в район колодца. «Батя» остановил отряд, приказал всем лечь и не шуметь, Аксенову-старшему произвести разведку местности вокруг колодца. Когда дядя Саша, как мы звали Аксенова-старшего, с разведгруппой вернулся в расположение отряда, выяснилось, что у колодца расположилась засада калмыцких легионеров: пять вооруженных калмыков и верблюд с арбой. Легионеры пили чай и очень громко о чем-то спорили.
«Батя» приказал мне взять двух снайперов из моей группы, ползком приблизиться к колодцу и бесшумно снять засаду, но одного обязательно захватить живым. Мы примкнули к снайперкам глушители — приборы «Бромит». Они надевались на стволы винтовок как штыки.
Прячась в порослях ковыля и сухой полыни, под-мы ползли к колодцу метров на пятнадцать. С этого расстояния, несмотря на предрассветные сумрак, калмыки были видны отчетливо.
Мои снайперы, девушка и парень, без труда сняли четверых. Пятый, не понимая, что происходит, пустился бежать, но ему прострелили бедро и он, свалившись, стал кататься. Его подхватили за руки, приволокли к «Бате». А верблюд спокойно стоял на месте и жевал свою жвачку.
Воду на этот раз не проверяли. Раз калмыки пили, значит и нам можно. Бойцы буквально бегом бросились к колодцу, жадно набросились на воду. Она была немного горько-соленой. Но это была вода. Все напились вдоволь, наполнили фляжки. Настроение у нас поднялось. На этот раз поели с удовольствием. Опять банка тушенки на двоих и по два сухаря каждому. Сняли котелки, которые за все время похода ни разу не использовались, на всякий случай наполнить их водой. «Батя» приказал оттащить убитых легионеров метров на сто от колода. Трупы обыскать, все полезное собрать и принести ему. Забрать патроны, из винтовок вынуть затворы и разбросать в разные стороны.
Разведчики, обследуя местность вокруг колодца, обнаружили неподалеку небольшую низину, где и расположился отряд.
Трупы убитых легионеров мы отволокли подальше отсюда, завалили сухим ковылем и полынью. Раненого калмыка допрашивали комиссар и Аксенов-старший. Я находился недалеко от них. Они говорили по-калмыцки. Я разбирал только известные слова русского мата, которые время от времени употреблял Дорджи Горяе-вич. «Батя» тоже понимал калмыцкий язык, он перебирал взятые у убитых документы.
Комиссар закончил допрос. Пленный оказался старшим уничтоженной нами засады. Потом он поговорил с «Батей» и, подозвав
меня, приказал оттащить пленного в сторону и пристрелить. Труп замаскировать, завалив сорванным бурьяном. Я выделил двух ребят, они выполнили это приказ.Я спросил, что делать с верблюдом и арбой. «Батя» сказал, что его надо отвести в низину, туда, где расположился/ отряд, верблюда уложить, арбу осмотреть и замаскировать. Проверить груз, уложенный на арбе, он поручил Дзюбе. Я же попросил одного из своих парней отвести верблюда в наше расположение. Не помню, кто это был. Но когда он подошел к верблюду и взял за узду, тот перестал жевать, а потом вдруг повернулся к нему и плюнул. Все лицо нашего хлопца полностью залепила зелено-коричневая каша верблюжьей слюны. Это вызвало взрыв хохота. Смеялись все бойцы, «Батя» тоже. Но тут комиссар прервал общее веселье. «Чему радуетесь, — сказал он. Верблюд в голой степи виден за десять километров. Увидите этого растяпу к колодцу и помогите ему отмыться. Ведь он ничего не видит». Потом что сказал на своем языке одному разведчику — калмыку. Тот подошел к верблюду, похлопал его по морде, сказал ему пару слов и верблюд пошел за ним. В лощинке он сам лег на брюхо. Дзюба нашел на арбе несколько валяных полостей, видимо, подстилок для ночевке на промерзшей земле, бидон для воды и мешок с борциками — это кусочки теста из кукурузной муки, проваренные в овечьем жире и сливочном масле. Они не сохнут со временем и очень сытные. Бор-цики разделили всем поровну. Бидон наполнили водой. Арбу забросали сухим бурьяном. Полости из вяленой шерсти уложили на землю и те, кому повезло, легли на них.
«Батя» отошел немного, посмотрел на лежбище и сказал: «Теперь мы с транспортом. Идти станет легче». Он предупредил, что колодцы притягивают к себе всех жаждущих, в том числе конные патрули легионеров, да и немцев тоже, поэтому ухо держать востро. Организация охранения по отработанной схеме. Начинает, как всегда, группа Пятницкого.
Дневка прошла спокойно. К утру похолодало. Температура опять упала до 20 градусов мороза. В тальнике свистел ледяной ветер. Он обжигал лицо. Низина плохо защищала от пронизывающего ветра. В тальнике ползали на четвереньках. Поужинали нормально, осматривали оружие. Курили в кулак. Время от времени «Батя» приподнимался, разглядывая в бинокль безлюдную степь. Она была похожа ца бушующее море, в котором плавали грязно-белые льдинки.
Потом командир, радист и комиссар уединились в стороне. Радист присел, снял рукавицы и шерстяные перчатки, записал то, что диктовал «Батя». Потом поколдовал, зашифровывая донесение. Подышал на руки, растер пальцы, раскрыл сумку с рацией, подключил анодные и накальные батареи, надел наушники под шапку и стал морзянкой передавать разведданные, записывать полученные указания руководства. Потом переключил рацию, поймал передачу Совинформбюро. Москва передавала последние известия.
Комиссар сообщил нам, что 30 декабря 1942 года были освобождены села Троицкое и Вознесеновка. Образовалось полукольцо вокруг Элисты. Немцы попытались создать вокруг Элисты эшелонированную оборону, собрав на ее защиту имеющиеся силы. Но 31 декабря столица Калмыкии Элиста была освобождена.
Известие об этом подняло всех на ноги. Впервые с момента выхода на задание появились радостные лица. «Бате» с трудом удалось утихомирить ребят. Но и у него от радости блестели глаза. Он даже разрешил нам выпить по глотку спирта, что было сделано мгновенно. Потом последовала команда: «Приготовиться к движению». И, повернувшись к Дзюбе, распорядился: «Бидон, что стоит на арбе, заполнить водой. Уложить поклажу. По возможности, разгрузить бойцов». Попросил комиссара назначить для управления верблюдом калмыка. Когда все было сделано, последовала команда — в поход.
Ночной переход не принес неожиданностей. Идти было значительно легче. Мы уже втянулись в эту процедуру. Воды было вдоволь, да и основную поклажу везла арба. Оружие, как всегда, Держали наготове. Когда «Батя» объявил дневку и поручил разведке обшарить окрестность, чтобы найти место для лежки, оказалось, что неподалеку находится небольшой калмыцкий хотун, примерно в километре от нас. «Батя» собрал свой, штаб, они долго что-то обсуждали. Потом объявил нам решение: «Дневка будет в хотуне». И объяснил причину.