Развестись нельзя мириться

*Аэрограф — прибор, при помощи которого можно разукрашивать кондитерские изделия, наносить на них слои краски. Аэрография — техника создания рисунка при помощи потока краски, которая поступает под давлением сжатого воздуха. С помощью аэрографа на кондитерских изделиях можно создавать уникальные картины с четкой детализацией и градиентными переливами.

Глава 17. За минуту до…

Алина

— Черт, черт, черт! — Я осматривала вешалку в коридоре и висевшие на ней вещи, закусив губу.

Ключей нигде не было.

«Вот же идиотка! Почему с вечера не проверила всё?!» — ругала я себя на чем свет стоит. Конечно, если бы речь шла о походе в магазин, вряд ли так переживала бы.

Но до окончания регистрации в аэропорте оставалось не так много времени, а я не могла выйти из чертовой квартиры!

Наташа не брала трубку, видимо, как раз работала с очередной клиенткой.

Тут-то я и пожалела, что у меня нет хрустального шара. А что, поставил, спросил, где ключи, заглянул — и увидел, где лежит связка с брелоком.

Я вытряхнула сумку на диван, перебрала всё содержимое — нашлась куча всего, даже давно потерянный блеск для губ, но не вожделенные ключи.

Тут вдруг пришло сообщение.

«Алина, я не спал с ней, ее даже у нас в квартире не было. Не знаю, откуда у нее это фото».

Боже, да когда ж он уже успокоится?

«Гера, придумай что-нибудь поубедительнее, тогда и пиши!» — ответила я и попробовала еще раз позвонить Наташе. Безуспешно.

Потом присела на диван и попробовала сосредоточиться.

«Дыши, Алина, дыши! Вспоминай, куда вчера после магазина засунула эти проклятые ключи!»

Вот захожу, ставлю сумку на комод, звонит телефон — это опять Гера со своим «поверь мне на слово, люблю не могу», и я… пихаю ключи в карман ветровки.

Бинго!

***

В аэропорт меня вез тот самый дядечка, что и от «Крокодила» к Наташе.

Судя по тому, как он на меня посмотрел, тоже узнал. Правда, ничего не сказал.

А я всю дорогу ерзала на сиденье, смотрела в окно и мысленно подгоняла таксиста.

Видимо, выглядела как преступница, уходящая от погони, и бедный дядечка беспрестанно вытирал со лба пот, поглядывая на меня в зеркало заднего вида.

Наконец-то показался аэропорт, и я улыбнулась, пожалуй, впервые за день.

Вышла из машины, повезла за собой чемодан на колесиках, а таксист стартанул так резко, что шины взвизгнули.

«Какие таксисты нервные нынче стали…»

Я летела к входу в международный аэропорт, и вдруг мне показалось, что кто-то меня позвал. Я обернулась и увидела Германа метрах в ста позади.

И тут пиликнул телефон.

«Скатертью дорожка!» — сообщение от… Карины.

Как эта тварь узнала, что я улетаю?! Не иначе как от Новицкого. Что ему до сих пор от меня надо? Как мне это всё надоело… Да когда же они меня в покое оставят?

Я заблокировала ее номер, ругая себя за то, что не сделала этого раньше, всхлипнула, подхватила чемодан и рванула к входу.

Преимущество было за мной, и скоро я оказалась внутри, прошла паспортный контроль и только тогда оглянулась.

Герман пройти дальше, понятное дело, не мог.

И только тогда я без сил рухнула на стоящие в ряд кресла-стулья, или как их там называют.

Мысль о том, что Карина узнала о моей поездке от Геры, не покидала. Ну откуда еще ей узнать? Но вот чего я не могла понять, так это зачем Новицкому меня возвращать. Возможно, я устраивала его как жена, а Карина как любовница?

Проверять желания не было. В любом случае, когда я вернусь в Краснодар, мы уже будем разведены.

Скоро я уже сидела в самолете и смотрела на Краснодар с высоты птичьего полета.

Здравствуй, новая жизнь и новые возможности!

Прощай, моя любовь…

Глава 18. Вильфранш-сюр-Мер

Алина

Я и Мария стояли у стола на огромной светлой кухне.

— Нет, мастику нужно раскатать тонко, иначе ничего не получится! Вот, смотри, кладем сюда, раскатываем аккуратненько!

Я покачала головой и ткнула пальцем в то, что получилось у Марии:

— Ну это никуда не годится! Это не листик получится, а целый лес! Ну неужели так сложно тщательнее и ответственнее подойти к заданию? Как дальше идти, если ты не способна справиться даже с такой мелочью?

В глазах Марии тут же засверкали слезы. И тут в кухню зашел Михаил. Он быстро оценил обстановку и грубо отрезал:

— Алина, попрошу вас собрать вещи и покинуть дом. Я никому не позволю обижать мою невесту!

Через полчаса я стояла на улице с чемоданом и беспомощно озиралась по сторонам. Сердце билось, как сумасшедшее. Как можно было так опростоволоситься? Теперь я, похоже, смогу работать разве что принесиподайщиком в кондитерских, Михаил ославит меня на весь мир… М-да, вот так бесславно закончилась моя карьера, толком не успев начаться.

Но пока передо мной маячила и другая проблема: уровень моего французского начинался с минимального «салю» и «бонжур» и заканчивался невероятно длинной — по-моему мнению — фразой «месье, же не манж па сис жур».

Что я теперь буду делать? Куда идти?

Мимо проходили люди, останавливались и что-то говорили — естественно на французском языке. А я ни черта не понимала и чувствовала: вот-вот разрыдаюсь.

Вдруг непонятно откуда раздался крик младенца, громкий настолько, что я разжала руку, и чемодан упал, уголком приземлившись мне на ногу. Я взвизгнула от боли и… проснулась.

Фух… Завертела головой и поняла: я в самолете, лечу в Ниццу, откуда меня должны забрать и отвезти в близлежащий городок Вильфранш-сюр-Мер, где мне и предстояло жить и обучать Марию. А кричал младенец, которого пыталась успокоить его мать, сидевшая через пару рядов.

Приснится же такое!

Через несколько минут я успокоила дыхание и решила: сон просто обнажил мой страх облажаться. Ведь творить самой — это одно, а обучать, тем более когда от этого может зависеть твоя карьера — совсем другое.