Развод в 47. Вторая семья предателя

– Мам, – мямлит Даниил невнятно, – я вообще-то не это имел ввиду. Но если посудить, разве я не прав? Какая жизнь без денег? Учеба, поесть, шмотки…

– Вот как? – Складываю руки на груди. – Получается, если у меня их нет, то и у тебя тоже. Но… так как ты взрослый парень, то должен работать и хоть чем-то помогать матери. А не требовать, чтобы я тебя обеспечивала. Разве не так?

– О-о… видишь? – тянет сын и закатывает глаза. – Вот поэтому я и предпочту остаться с отцом. У тебя вечно столько проблем. С тобой невозможно разговаривать, – фыркает, размахивая руками в разные стороны. В каждом жесте недовольство и непонятное мне раздражение. – Папа хоть поорет, но деньги даст, помогает и больше не лезет. А ты же… лекции читаешь и нифига не делаешь.

– Это действительно то, что ты видишь, Дань?

– Да блин, мам, че ты вечно, а? – Сын отступает на шаг назад и топает ногой, задирая голову к потолку, словно сильно раздражен. – Вот сейчас еще обидься и ваще класс. Я виноват во всех твоих бедах.

– И это мой сын, – разочарованно проговариваю я. Руки опускаются вниз, словно кто-то отнял все силы. – Скажи, твоя девушка…

– Маша.

– Маша, да. Ты ей изменяешь?

– С чего бы это? Я Маху люблю.

– Правда? Почему же ты считаешь поведение отца нормальным?

– Ну, я был прав. Все с тобой ясно. Спасибо за ужин, ма. Обожрался прям.

Сын, психуя, уходит с кухни и, громко топая, поднимается к себе в комнату. Затем слышится разносимый по дому стук закрытой двери.

Все верно. Ответа у Дани нет. Потому что ему нужно, чтобы отец в любом понимании ситуации был прав, ведь с ним «он не пропадет».

– Бог мой, – выдыхаю, прижав руку к груди, и сажусь на стул.

Такое ощущение, что у меня дежавю. Я просто… словно на месте Иры оказалась. Ее Алинка ведь тоже самое вытворяла. Не злорадствуя по этому поводу, я еще тогда подумала, что мои дети так бы не поступили, что… мне жаль сестренку. А оказывается, вся любовь и доброта, материнская ласка и опека вылезли боком именно мне. Не человеку, который их ни во что не ставит, который не умеет разговаривать спокойно больше двух минут, а мне…

Почему мы не видим границ своей любви к детям и так жестоко платим потом? Почему женщины созданы таким образом, что их открытые души потом так жестоко сжигают предательством?

Совладав со своими эмоциями, я встаю и поднимаюсь к Кате, собираясь поговорить и с ней. Открыв дверь, перед этим постучав, я вижу дочь перед длинным во весь рост зеркалом. Она смотрит на себя со всех сторон, облаченная в красивое алое платье, вышитое пайетками.

– Ма, скажи, ведь хорошо смотрится?

– Ты просто красавица, – улыбаюсь дочери в отражении, глядя, как она сияет. – Куда-то собираешься?

– Ага. Синицына устроила вечеринку в честь дня рождения. Я говорила, помнишь?

– Конечно. Забыла, что это сегодня. Поужинать не хочешь?

– Не. Что-то аппетита нет. Может потом, когда приеду.

– Ладно. Хорошего вечера.

– Спасибо, мамуль.

Решаю отложить разговор на другой вечер, чтобы не портить дочери настроение.

Катя целует меня в щеку, пообещав вернуться пораньше, и уезжает на такси.

Я прохожу мимо двери в спальню Даниила и задерживаюсь там на мгновение. Но разочарование в сыне такое сильное, что в итоге я спускаюсь на первый этаж и ухожу на кухню, чтобы помыть посуду и поесть самой.

Иван возвращается позже обычного, но вопросов у меня к нему нет. Потому что знаю причину. Потому что не хочу с ним говорить.

Я сижу перед зеркалом за своим дамским столиком и наношу крем на лицо, когда муж, приняв душ, вытаскивает небольшую спортивную сумку и собирает в нее вещи.

Я молча наблюдаю за Иваном. Рассматриваю мужчину, с которым видела свою старость и многое из того, что уже не сбудется.

Смотрю и не понимаю, как он может быть таким… спокойным? Днем, солгав, что на работе, он ходил по магазинам с женщиной и ребенком. Счастливо проводил время, втаптывая в грязь обмана меня и наших детей. А теперь он здесь. Как будто ничего не было. Как будто все в порядке.

Каким человеком нужно быть, чтобы вытворять такое и не мучаться совестью?

Оставив сумку на полу, Иван подходит ко мне, стоящей теперь у окна. Его руки опускаются на мою талию, а дыхание проходит по затылку и жалит шею в поцелуе.

Внутри пустота. Я вообще никак не реагирую. Но и не отталкиваю.

– О чем ты хотела сегодня поговорить? – Иван кладет голову на мое плечо, прижимаясь еще ближе.

Подавив рвотный рефлекс от омерзения, которое я сейчас чувствую, разворачиваюсь к нему лицом. И из-за этого ему приходится увеличить между нами расстояние. Размыкаю губы, чтобы снова задать тот самый вопрос:

– Где ты сегодня был, когда я тебе звонила?

Мои глаза сужаются в поиске эмоций, но муж как глыба льда. Однако ему хватает совести отвести взгляд.

– Господи, ты меня не слышала, что ли? Я был на работе, Карина.

Его голос привычно груб.

– И где же была эта твоя работа? В офисе или за его пределами? – мой голос приобретает нотки насмешливости, из-за чего муж выгибает удивленно бровь.

– Ты на что-то намекаешь?

Я снова усмехаюсь, проявляя в то же время сплошное безразличие.

– Вань, знаешь, все это твое дурацкое поведение, ложь… Ты ведешь себя не лучшим образом. И вот что я тебе скажу: ты об этом рано или поздно пожалеешь. Не надо делать из меня дуру.

– Мы снова вернулись к твоему сумасшествию? Что с тобой вообще происходит? – отбивается Иван от меня, потому что ответить ему больше нечего.

Тут я понимаю еще одну вещь: на каждый мой правдивый выпад он выставляет меня дурой и съехавшей с катушек женщиной, потому что не знает, как быть. Заяви я ему об измене и другой семье при детях, он повторит этот трюк, и они ему поверят. Даниил однозначно, а вот Катя… возможно тоже.

Поэтому сначала нужно собрать доказательства, чтобы не быть голословной. Не стоило мне и сыну ничего рассказывать. Хотя он предельно ясно озвучил свою позицию.

Иван подходит к сумке, и я все же спрашиваю:

– Куда ты собираешься?

– В командировку на несколько дней, – отвечает таким голосом, будто рад, что я проявила интерес.

А я лишь иронично улыбаюсь, покачав головой.

Командировка. Какая же чушь! Но мне она сейчас на руку. Мне необходимо пространство между нами. Иначе я начну задыхаться в облаке обмана и презрения к человеку, которого простила однажды и поверила в надежде вернуть к жизни любовь.

Я совершила ошибку. Сейчас же я не могу допустить даже малейшей оплошности.

Поужинав, муж собирается и быстро уезжает. А я облегченно выдыхаю. Не могу представить, что со мной было бы, ляг я с ним в постель. Одно только присутствие мужа и его губы на шее уничтожали меня по миллиметру.

Дождавшись возвращения дочери, я принимаю душ и ложусь спать, а утром день начинается как обычно. За одним исключением, что сын дуется на меня и не желает разговаривать.

Сергей звонит ближе к обеду и говорит, что прилетит уже вечером. Я облегченно выдыхаю. Тянуть с этим делом нет ни желания, ни смысла.