Развод. Бабушка в интересном положении

— Знаю, Денис, знаю, — соглашаюсь я, чувствуя, как внутри поднимается щемящая боль, и в горле застревает комок. — Но с этим ничего не поделаешь. Если он решил так поступить, значит, что-то для себя решил. Мы не можем за него жить.

На мгновение между нами повисает тишина. Я вижу, как он взволнован, его глаза бегают, будто он пытается найти ответ на что-то невидимое. Вдруг он тихо произносит, почти себе под нос:

— Как так вообще можно? Всю жизнь вы с ним вместе… а он просто взял и выбросил всё это? Как ненужное.

Эти слова ранят. Я знаю, что Денис прав, но мне не хочется признаваться, что мне тоже кажется, будто меня просто выбросили. Сколько бы я ни говорила себе, что это не так, что я должна смириться, внутри остаётся нестерпимое чувство обиды и опустошения. Я тянусь к его руке и накрываю её своей ладонью:

— Денис, мне тоже больно, но нам нужно принять это. Ты сильный, ты мужчина и я надеюсь, что ты сможешь понять: жизнь иногда преподносит неожиданные удары.

— Не понимаю, почему ты его защищаешь, — резко отвечает он, убирая руку и отводя взгляд. — Мама, он предал тебя! А ты, вместо того чтобы выставить его из дому, продолжаешь его оправдывать?

— Я не оправдываю его, Денис, — пытаюсь объяснить я, подбирая слова, чтобы донести до него, что чувствую. — Просто я не хочу, чтобы ты тратил свою жизнь на ненависть к нему. Это не стоит того.

Он долго молчит, смотрит в окно, а потом тяжело вздыхает и медленно качает головой:

— Ты права, мам… Но мне всё равно трудно понять, как можно вот так поступить. Вы с ним были примером для меня, я всегда считал вас крепкой парой. Как такое могло случиться?

Слышу в его голосе горечь и обиду, понимаю, как он разочарован, и мне больно от того, что его идеалы теперь разрушены

— Денис, я сама не понимаю, почему так произошло, — говорю я, ощущая в голосе дрожь. — Поверь, если бы я могла тебе объяснить, я бы это сделала. Но иногда люди меняются, и ничего с этим не поделать.

Он снова смотрит на меня, и я вижу, как в его глазах на мгновение мелькает боль. Его привычное спокойствие, его сдержанность — всё это рушится передо мной, и я понимаю, как сильно он переживает за меня.

— Знаешь, мам, — говорит он наконец, чуть тише. — Я не смогу это просто так оставить. Я должен ему сказать, что думаю.

— Денис, пожалуйста, не нужно, — прошу я, сжимая его руку. — Конфликт ничего не изменит. Если ты хочешь высказать ему всё, что думаешь, я не могу тебя остановить. Но, может быть, лучше не делать этого?

— Я не могу просто смотреть на это млядство, мама, — отвечает он решительно. — Он должен знать, что натворил.

Мне хочется возразить, но я вижу, что Денис уже принял решение. Мой сын всегда был упрямым и решительным, и я понимаю, что ему нужно это для себя — для того, чтобы избавиться от накопившегося гнева и обиды. Я могу только надеяться, что он сможет сохранить себя, не поддастся ненависти.

Мы долго сидим молча, каждый из нас погружён в свои мысли. Наш заказ уже давно принесли, но еда остаётся нетронутой. В голове у меня роятся мысли, которые я пытаюсь уложить в какой-то порядок, чтобы обрести покой, но пока это невозможно.

— Мам, ты ведь знаешь, что я всегда на твоей стороне? — спрашивает Денис тихо, как будто ему нужно, чтобы я услышала это и приняла.

— Знаю, сынок, — отвечаю я, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. — Спасибо тебе. Ты для меня всё.

Он кивает, не отводя взгляда, и я вижу в его глазах поддержку и решимость. Даже в этой непростой ситуации он остаётся сильным, и это даёт мне силы. Я чувствую, что мы справимся, что он всегда будет рядом, и как бы ни сложилась наша жизнь, мы сможем найти опору друг в друге.

Когда мы наконец выходим из кафе, на улице начинается дождь, и Денис подставляет лицо под первые капли, словно надеясь, что они смоют его гнев и разочарование. Я смотрю на него и мысленно благодарю судьбу за то, что у меня есть такой сын.

5

Вера

Я долго готовлюсь к разговору с Анатолием, собирая последние крупицы сил и решимости. После того, как мы с Денисом обсудили его отца, я осознала, что больше не могу жить, словно меня не существует, как будто я просто неудачный эпизод в его жизни. Я слишком долго терпела его холодность, пренебрежение и те унижения, которые он мне нанёс своим уходом к другой. Теперь, вместо страха и боли, я чувствую решимость — странное, твердое ощущение, которое не оставляет места для сомнений.

Под вечер, когда он возвращается домой, я встречаю его в коридоре. Он бросает на меня скучающий взгляд, видимо, не ожидая от меня никакой инициативы, и собирается пройти мимо, будто я просто часть мебели. Но я преграждаю ему путь.

— Нам нужно поговорить, — говорю я твёрдо, и он, удивлённый моим тоном, вскидывает брови.

— Поговорить? О чём? — отвечает он с легкой насмешкой в голосе. — Вера, давай обойдёмся без этих твоих драм, — машет рукой, будто бы я назойливая муха.

— Я не собираюсь устраивать драму, — отвечаю, глядя ему прямо в глаза. — Но нам пора всё обсудить. Как взрослым людям.

Он закатывает глаза и делает шаг назад, словно готовится выслушать длинную нудную лекцию.

— Ладно, говори, раз уж ты настроена по-серьёзному, — он делает жест рукой, приглашая меня продолжить, словно это просто игра, в которую он снисходительно готов поиграть ради меня.

— Я подаю на развод, — произношу я, ощущая, как каждая буква дается мне с трудом. — И на раздел имущества. Я не намерена оставаться в подвешенном состоянии, пока ты живёшь своей новой жизнью. Давай решим всё цивилизованно.

Он замолкает. В его глазах появляется что-то странное, как будто он не ожидал, что я скажу это вслух. Но уже через секунду он расплывается в насмешливой улыбке и тихо смеётся, глядя на меня с видом человека, которому только что рассказали анекдот.

— На развод? На раздел имущества? Вера, ты себя слышишь? — он цокает языком, покачивая головой. — У тебя ничего нет. Ты хоть понимаешь это? Дом этот, в котором мы живём, оформлен на меня, по дарственной от моих родителей. Ты не имеешь к нему никакого отношения.

Эти слова звучат как удар. Он говорит так, словно я для него — никто, незначительная часть его прошлого. Но я не подаю виду, что его слова задели меня, не позволяю себе слабости, хоть внутри всё сжимается от унижения.

— Я знаю, что дом оформлен на тебя, — стараюсь держать голос ровным. — Но есть и другие вещи. Например, деньги, совместные сбережения.

Он снова усмехается, бросает на меня пренебрежительный взгляд, словно я наивный ребёнок, требующий игрушку.

— Вера, ты и правда думаешь, что у нас есть какие-то совместные сбережения? Всё, что есть, — это деньги на счёте фирмы. Остальное давным-давно лежит на оффшорных счетах, к которым ты не имеешь никакого отношения.