Развод. Без права на ошибку

— Аааааа! Отпусти! У меня будут синяки. Я сниму побои!

— Рот закрой. Или коротать свои лучшие годы придется в тюрьме за мошенничество!

— Полина.

— Заткнись! — шипит на свою подругу.

***

— Пообещайте, что это дело не получит широкой огласки.

— Вы не в том положении, чтобы требовать, Ермолаева, — напоминаю я.

— Моя карьера значит для меня очень многое, — сбавляет тон и смотрит просящим взглядом.

Я ставлю телефон так, чтобы на видеозаписи было видно лицо специалистки, согласившейся на авантюру Полины.

— Теперь я хочу знать, что с Димой.

— Дима болен. Но не так серьезно….

— Ты себя сейчас закапываешь, Ермолаева! — взвизгивает Полина.

— Лучше я расскажу все бывшему, которого ты хотела обуть, чем лишусь всего. Не надо было заводить это! — так же ругливо отвечает ей.

— К делу! Потом будете ссориться, — пресекаю сих споры.

— Сын Полины заболел. Глава семейства отправил мальчика на обследования. Так и выяснилось, что Дима не может быть сыном мужа Полины. В семье сразу разразился скандал, он ушел из семьи…

— Я была уверена, что это его сын! Для меня стало ударом его предательство.

— Вот как? И ты решила обмануть меня? Да как у тебя язык повернулся сказать, что твой сын болен смертельно.

— Диме, действительно требуется непростое лечение. Но это не то заболевание, о котором мы говорили. Оно не требует серьезного вмешательства и… рождения другого ребенка.

— И как ты собиралась мне это объяснять? Позднее. Как, Полина?

Она нервно дергает плечами.

— Иногда лечение приносит результаты раньше, чем ожидалось. Иногда помогает чудо.

— Я не хотела участвовать в подлоге, но Полина меня шантажировала. Я вынуждена была выдать результаты другого ребенка за результаты Димы и надеялась, что скоро этот кошмар закончится. Но Полина… Она просто не знает границ! Я уже совсем запуталась. Я не хочу больше в этом участвовать. Не хочу! — со слезами оправдывается Ермолаева.

— Результаты теста на отцовство, — напоминаю врачу.

— Это твой сын! — вставляет свои слова Полина. — Диме все равно требуется медицинская помощь и дорогостоящее лечение.

— То есть тебе нужен мой кошелек! — подвожу итог и снова требовательно смотрю на врача. — Результаты! — напоминаю.

— Минуту. Мне нужно войти в систему…

Ермолаева спешно бросается исполнять просьбу, распечатывает лист и дает его мне. Пальцы дрожат, лист бумаги трясется.

— Что здесь написано? Степень родства… Что это значит? Я тест на отцовство делал.

Во мне все-таки было место мыслям о том, что хоть что-то в Полине осталось настощего от той прежней девушки, в которую я когда-то был влюблен.

Но…

— У вас и Димы высокая степень родства. Эти маркеры показывают, что вы родственники.

— Но не отец, — откидываюсь на кресло и смотрю на Полину. — Ты только что клялась, что Дима — мой сын. Как ты объяснишь это?

— Я до последнего момента была уверена, что Дима — твой сын.

— Не слишком ли много уверенностей? То уверена, что отец — твой бывший муж, потом мне об уверенности говоришь. Скажи честно, сколько мужчин в то время побывало в твоей постели?

— Твой сарказм неуместен, Артем. Дима тебе не чужой ребенок…

— Не чужой, но и не сын, — думаю, другие лаборатории выдадут тот же самый вариант.

Дима не мой сын. Но родственник.

Сильно на меня похож.

Черт побери!

Как мне не пришло это в голову раньше.

— Ты… с Денисом переспала?!

Глава 33

Глава 33

Он

Врач Ермолаева переводит взгляд с меня на Полину и обратно, потом падает на кресло и начинает смеяться, прикрываясь листом бумаги. Мне кажется, у нее это нервное. Слишком похоже на истерику.

— Поль, а ты не меняешься! — смеется она. — Все с члена на член… Повыгоднее! С члена на член, мужиков меняешь!

Лицо Полины меняется. На нем проступает злость, агрессия, как у ядовитой гадюки. Я в этот момент окончательно прозреваю: как я мог не заметить этого в ней раньше. Вернее, замечал, знал, а потом немного увяз в быту, устал от ссор, от мелких неурядиц, от нависшего над нашей семьей вопроса отсутствия детей. Накрученный до невозможности, я стал легкой добычей Полины, потерявшей содержание в лице обманутого мужа. Он-то с ней церемониться не стал. быстро отвесил пинок под зад алчной охотнице за толстым кошельком и чужого ребенка содержать не стал.

Разозлившись, Полина бросается на свою подружку, и цепляется ей пальцами в волосы. Ермолаева отвечает ей тем же.

Я в шоке смотрю на бабскую драку: бывшие подруги, и, как я теперь понимаю, шлюшки, таскают друг друга за волосы, визжат и матерятся.

Отвратительная сцена. Ужасно мерзкая, низкая.

У меня просто слов нет.

Нет ничего хуже чем драка двух склочных баб, и эти две кумушки именно такие — алчные лгуньи.

Я не стал мараться, пытаясь их разнять, вызвал охрану. Только двум широкоплечим мужчинам оказалось под силу разнять бывших подружек.

— Разошлись! Живо… — командую негромко.

Разглядываю кумушек — они выглядят как помесь общипанной курицы и драной кошки. Прически растрепанные, на полу валяются волосы, вырванные целыми пучками. У Полины разбитая губа, у Ермолаевой кровавая царапина тянется через все лицо и глаз сильно заплыл.

— Красотки. С одной помойки. Ты о сыне думаешь, шалава? Или только о том, чтобы свою манду в тепле и сытости держать? — уточняю я. — А ты… Клятву Гиппократа давала? Или как? У меня слов нет, даже плевка на вас жалко, б…

Тру лицо. В глубине души я даже рад, что Аня всей этой помойки не коснулась. Моя девочка… Любимая, хорошая, чистая моя.

Как вспомню ее приход в больницу — я тогда разозлился, а она… просто от всей души пожалела Полину и хотела как лучше.

Снова на меня накатывает сожалением, в грудной клетке на места сердца — камень, нутро леденеет от ужаса: на что я ее променял?

Как мог быть ослеплен? Кретин!

Что, если ничего не исправить?

От этой мысли меня накрывает ужасом, словно я под могильной плитой заживо похоронен оказался и не могу выбраться из-под нее.