Развод. Цена нелюбви

–Цветочек? Но тогда тебя у меня украдет Чудовище, а я … Я несу глупости. Скоро все узнаем,– хмурится Северцев. Разрушая в прах мои надежды. – А чего мы хмуримся? Разве тебе плохо тут?

– Это рай, Северцев. Но… Мы же не можем всю жизнь прятаться. Мне нужно ко врачу на скрининг. Я боюсь за малыша. Я боюсь, что ты уедешь и не вернешься. Боюсь, что ты ошибаешься в моем отце. И я ужасно, просто до одури хочу… Гребаный ананас из банки. Чтобы шайбами. Чтобы приторно сладкий. А сверху чтобы присыпанный острым перцем. А еще, Северцев…

– Моя девочка, – шепчет мне в макушку этот невероятный, абсолютно мне непонятный мужчина.– Я обещаю, что сделаю все, чтобы ты ничего не боялась. Я вернусь. Очень скоро.

– Да,– всхлипнула я. Он действует на меня странно. Разводит тучи над головой одним лишь прикосновением. – А я пока тут приберусь.

– Ты моя. И он… – огненная рука ложится на мой живот. И я смотрю на огромного Северцева. Опускающегося на колени и не могу представить, что я буду делать, если мой кошмар сбудется. Что будет, если я потеряю его? Его губы исследуют мой живот, сводят с ума. Я чувствую опаляющее дыхание сквозь ткань платья, и слепну от желания и страха.

– Останься,– шепчу, умирая от предчувствия, разбивающего идиллию, – Аркадий, у меня дурное предчувствие. Слышишь?

– Это просто гормоны, Апельсинка. Кроме того я же обязан притащить мамонта своей женщине, которой нужно кормить нашего сына. Там сын, я знаю. И он требует ананас. И витамины у тебя закончились. Ну же, улыбнись.

Ледяная рука страха чуть отпускает мою душу. Совсем немного. Но даже это позволяет мне начать дышать. Он ведь прав. Ну какие предчувствия? Это просто перестройки в моем организме сводят с ума меня.

– Вот и славно,– эту улыбку его я запоминаю. Она выжигается в моей памяти словно раскаленным клеймом.– Сынище, береги маму,– шепчет он в мой живот, прежде чем уйти.

Тишина. Я теряю счет времени. За окном поет какая-то птица, и я чувствую себя Белоснежкой, скрывающейся в лесу от злобы «любящих» родственников. Вытираю несуществующую пыль, бездумно водя тряпкой по мебели. Снимаю остатки защитных чехлов с кресел, которые мы не удосужились снять за те три дня, что провели тут. Нам эти чертовы кресла и не нужны были. Зато кровать… В животе сжимается тугая пружина, организм гудит от напряжения и сладко ноет от воспоминаний. Я и не знала, что можно любить вот так. Витя за годы не смог стать для меня, тем кем стал Северцев за считанные дни. Часы отмеривают минуту за минутой, час за часом. И на лес опускаются сумерки. Я уже даже не предчувствую беду. Просто схожу с ума от безвестности, когда вижу свет автомобильных фар, прорезающий темноту за окном. Раз-два-три- четыре-пять. Секунда за секундой. Шаги на крыльце чужие. Я это знаю. Я слышу. Я чувствую. Замираю возле окна, бессильно опустив руки. Грохот за моей спиной кажется оглушительным.

– Ну, здравствуй дорогая,– насмешливый голос звучит в моем мире зловеще и отвратительно. Голос змея, разрушившего рай.– Собирайся, пора возвращаться. Ох, и заставила ты меня поволноваться. Шутка ли, похитили мою любимую жену и ребенка. Ай-яй-яй.

– Где Северцев?– хриплю, сжав до боли и хруста в суставах кулаки.

– Это кто? Преступник? Он оказал сопротивление при попытке задержания. Не хотел отдавать заложницу. Пришлось его… Пуффф… Все законно, крошка. Пойдем, там на улице куча народа. И все тебя спасали.

– Ты… –тело пронзает рвущая боль. По ногам бежат огненные струйки. Нет, я не могу потерять еще и моего малыша. Не могу сразу все что мне дорого и нужно. Парю в пустоте. Чувствую как меня подхватывают мужские руки. Слышу крик Виктора, будто со стороны. Без Северцева и нашего с ним сына и меня не будет. Даже на ненависть нет сил.

– Быстро, в больницу. Моя жена… Черт да помогите же, мать вашу. Если она потеряет этого ребенка, я вас…

Глава 35

По прозрачной трубочке стекают капли, похожие на слезинки. Странно, а я не могу плакать. Будто выжгло все: чувства, страхи, мысли. Все-все затянуло в черную дыру боли и отчаяния.

– Ирина Игоревна, вы меня слышите? – прорывается в сознание участливый женский голос. Тихий-тихий. Выныриваю на этот зов. Открываю глаза и слепну от белизны потолка, залитого ярким светом дневных ламп.

– Мой ребенок? – едва ворочаю языком. Жду казни. Словно приговоренный к смерти.

– С малышом все в порядке,– улыбается женщина, на голове которой смешная шапочка, разрисованная какими-то мультяшными персонажами.– Вашему мужу памятник бы поставить. Успел привезти вас вовремя. Повезло вам. Такие мужчины заботливые огромная редкость.

– Повезло,– пересохшие губы лопаются, саднят. Да уж, повезло так повезло.– Спасите меня.

– Вы и ваш малыш вне опасности.

– Спасите меня от него. Вы врач? Помогите мне,– хриплю я истерично.

– Я медсестра. И я… Врача позову,– девушка смотрит на меня напугано.

– Я не сумасшедшая. Послушайте. Они заберут у меня моего ребенка, а меня уничтожат, – она не слышит меня, я знаю. Но так же я почти физически ощущаю, что где-то совсем рядом за дверью, отделяющей мою палату от мира, ждут своего часа мама и Виктор. И у меня просто нет выхода. Выдергиваю иглу из сгиба локтя.

– Что вы…?

– Этаж какой?

– Вы что задумали? – шепчет медсестра, глядя, как я сдираю простыню с кровати. – Этаж первый, но… Ирина Игоревна, я позову на помощь. Вам нужно успокоительное. Это просто стресс. Посттравматический синдром.

Распахиваю окно. За спиной хлопает дверь. Времени крайне мало. Ледяной воздух врывается в легкие. Сердце колотится где-то в горле. Шаг… Я и полета не чувствую, почти сразу вбиваюсь в мерзлую землю босыми ногами. Живот отдается тупой болью, ноги гудят, в голове невероятный кавардак. Мой ребенок в опасности. Единственная мысль – спасти самое дорогое на свете. Нужно бежать, но куда?

– Ну вот. Я так и знал. Надо себя беречь. Девочка. Ты не одна теперь,– раздается откуда-то сбоку знакомый, но давно забытый голос.– Моя девочка. А я то уж думал придется эту богадельню штурмом брать. Ну здравствуй, дочка.

Смотрю на мужчину, который словно маг материализуется буквально из сотканного из легких снежинок, ледяного воздуха. Он слишком худой. Даже костлявый, это не скрывает ни дорогое пальто, ни костюм. Лицо хищное, и глаза… Я помню этот взгляд. Я его знаю.

– Девочка, мало времени у нас, – пальто он снимает и набрасывает мне на плечи, но ногам все равно холодно до жжения.– Уходим. Сейчас начнется такая канитель, черти в аду обзавидуются. Я тоже сюрпризы умею делать родственникам,– улыбка делает его лицо еще более хищным. И я не знаю, какое из двух зол хуже. Но все же иду за МОИМ ОТЦОМ. Иду. Потому что мне больше некому довериться. У меня нет никого больше, кроме маленького продолжения моего Северцева. И только ради него я все еще живу.