Развод. Цена нелюбви

Машина у Майорова неприметная, но шикарная и пугающая, как и этот чужой мне человек. Он включает печку на полную мощность, а я все никак не могу согреться. Молчу. За все время нашего с ним нового знакомства я не произнесла ни звука. Просто не знаю, о чем можно говорить с отцом, бросившим меня еще ребенком.

– Там термос, дочка. Выпей чаю. Выпей, трясешься так, что лайба моя ходуном вон ходит.

– Вы зачем пришли? – стуча зубами по алюминиевой чашечке от термоса наконец спрашиваю я.– Почему вдруг вспомнили, что у вас есть дочь, которую вы бросили, как щенка? С чего вдруг такая любовь? Думали, я на грудь вам брошусь и мы воссоединимся и станем любящими родственниками? После того как вы… Вы отобрали у меня все, что я любила. Вы отправили на верную смерть Северцева. Знали, что он погибнет, защищая меня. И не пожалели… Никого…– я уже кричу, икаю от рыданий. Чашечка металлическая сминается в моих пальцах, словно сделана из фольги.– Не дождетесь. Я ненавижу вас. Презираю, не меньше чем моего мужа. Но он, хотя бы просто подонок. А вы… Вы с фантазией.

– Замечательные эмоции, девочка. Моя кровь. Ты права, я вернулся за местью.

– И не гнушаетесь ничем? Даже внуком нерожденным рискнуть готовы?

Он молча играет желваками. Глаза, похожие на прицелы киллерской винтовки, пустые, но губы кривятся в оскале, совсем не веселом. Я вижу отражения отца в зеркале заднего вида, и понимаю, что я его знаю. Я его помню. Я его любила беззаветно. Я скучала. И я его не прощу. Не за то, что он бросил меня. За это он давно прощен. Я не смогу простить ему смерти самого любимого на свете мужчины. Не смогу.

– Куда вы меня везете?

– Увидишь, дочка. А потом поговорим.

– Не называйте меня так. Вы не имеете на это права,– рычу я,– смотрите за дорогой. Скорее всего на нас уже объявлен розыск. Виктор наверняка поднял на уши весь город.

– Это вряд ли. Ему некогда сейчас. Да и прав на какие-то действия в отношении тебя, детка, у твоего бывшего мужа больше нет, – ухмыляется отец.– Там в папке на заднем сиденьи документы. Почитай пока. И носки надень, они в пакете. Хорошие, козья шерсть. Я купил, как знал.

– Вы так и не сказали, куда мы едем,– первым делом хватаюсь за обычный пакет. Носки трогательные, похожие на снежные комья, белые пуховые. Странный дядька. Странный. Ноги согреваются почти сразу, даже жарко становится. Боль в животе гаснет. Мой малыш все еще со мной. И это самое главное. Теперь самая важная задача сохранить память о Северцеве, который продолжит существование в своем продолжении.

– Ох. Торопыга. Всегда была такой.

– Вы меня не знали.

– Знал и очень любил. И сейчас люблю. Ты не помнишь? Не знаешь ты ничего, девочка. Но судишь и приговоры выносишь, как тот прокурор. И здесь я только для того, чтобы ты была счастливой.

– К сожалению, это уже невозможно,– всхлипываю я, проваливаясь в бездну боли от потери, которая наконец накрывает меня удушливой лавиной.

– А ты поплачь. Поплачь. Оно очищает. А потом поговорим. Мы как раз и приехали,– улыбается мой отец.

Глава 36

Я смотрю на стрелу из стекла и металла, уносящуюся своим пиком в облака и кажется разлетаюсь на атомы. Невозможно. Смешно. Нелепо.

– Ты привез меня сюда зачем? Половцев приказал? Заплатил, или пообещал чего?

Отец идет за моей спиной как конвоир. Неприятно, ощущение, что сейчас я получу пулю в спину. Или, наоборот он меня закрывает? Тоже так себе чувство.

– Ну конечно. Я же зло вселенское. Дьявол во плоти. Помог тебе сбежать из больницы, чтобы самолично привезти в логово твоей семейки Адамс упырячьей, – насмешливо тянет Игорь Майоров. Он чувствует мои эмоции, наверное потому прибавляет шаг и теперь идет рядом. Еще бы за ручку меня взял и была бы просто идиллия. Дочь и отец. Он меня не отводил в детский сад, в школу. Не радовался моим успехам. Не гордился достижениями. Зато теперь шагает рядом. И мне от чего-то это неприятно.

– Добрый день, господин Майоров, -распахивает перед нами дверь охранник, больше похожий на гору, облаченную в костюм.– Ребята отзвонились, все в порядке. Половцев младший…

– Потом Сережа. Мне некогда сейчас. Она в здании?

Да,– кивает охранник.– Все готово.

Ну и чудненько. Молодцы мальчики. Пойдем, Иришка. Времени немного, – улыбается отец. Он сейчас не похож на добренького папочку, презентующего носочки любимой доченьке. Хищный, властный, преображается на глазах. Идет как хозяин по зданию, твердой походкой настоящего властителя чертова прайда. Я семеню за ним в дурацких пушистых носках, скользя по плиточному полу и боюсь растянуться. Жалко, белый пух стал грязным и мне от чего-то очень хочется плакать по этому поводу. Гормоны уже не шалят, они бушуют, превратив мой организм в ядерный реактор готовый вот-вот рвануть. – Смотри, Иришка. Привыкай. Ты Майорова. Корпорация «Май» принадлежит тебе. Вот это все – твое. Твой сын станет наследным принцем.

– Так вот в чем дело,– я хриплю, кладу руки на живот. Этот жест бездумный, инстинктивный. Жест защиты. – Вот зачем Половцевым нужен мой малыш. И ты знал, что подписал мне приговор и моему малышу. И Северцев. Только ты использовал меня в своих играх. А он старался сберечь нас и защитить. Ты…

– Да я всю жизнь жил только для того, чтобы у тебя все было.– кривится отец, словно от звонкой оплеухе.– Ты же девочка моя. Моя. А эта сука, матушка твоя отобрала у меня все. Ты знаешь за что я сел? За убийство коммерческого директора моего детища.

– Ты…? Ты убил?

– Я нашел документы, в которых была обрисована четкая схема захватов предприятий, принадлежащих концерну. Показал их Лидке, потому что догадывался, что они с моим другом любовники, и что это их проделки. Знал, что она не выдержит и начнет глупить. Не ошибся. Притворился, что сплю. Она бросилась звонить своему сердешному дружку. Услышал, что Леха поедет в офис, хвосты подчищать. Дурак… Мне нужно было охрану взять, ментов вызвать, но… Взыграло ретивое. Я тебя поцеловал, ты спала и поехал один… Времена такие были, доча… Или ты, или тебя… Но я не убивал. Меня приговорили. Есть вещи намного страшнее физической смерти, поверь. Предательство, например. Приехал, а там… Труп Борисыча. Моего финансиста, и ружье мое охотничье на полу. А на нем только мои пальчики. Угадай, кто свидетельствовал против меня? Время смерти точно совпало со словами твоей матери, о том, что я не был дома. Она врала. Лишала меня алиби. Лешка рассказывал следакам, как я с Борисычем конфликтовал, соловьем заливался. А мы не ругались с мужиком, просто решали рабочие вопросы. Может чуть эмоционально. Но все слышали. Черт…

– И ты решил мстить. Не гнушаясь ни чем? Ничем, папа. Без жалости ко мне, к нерожденному внуку, к человеку, которого я люблю. И после этого ты говоришь, что я твоя девочка? Ты монстр, страшнее Половцевых. Ты…

– Черт, девочка. Ты единственный родной мне человек на этой планете. Я бы никогда, слышишь? Никогда не причинил тебе столько боли. Думал, что все продумал. И Северцев твой… Настоящий мужик. Каменная стена. Тебе именно такой вот и нужен, хоть и мусор.

– Не нужно. И вот это все мне не нужно. Вы уже забрали все, что мне было дорого. А это неважно. И Северцева нет больше, а без него я не живу. Существую.

– Ира, не глупи. Иди за мной. Я понимаю тебя, но времени мало.

– В смысле? – обмираю я. Что-то в тоне отца меня сейчас пугает. Что-то абсолютно иррациональное. Я слышу обреченность в голосе человека, которого не знала никогда, презирала, ненавидела. Потому что во мне взращивали эти чувства, с тех самых пор, как он исчез. Мама говорила сбежал, бросил, забыл. А получается я всю жизнь жила во лжи. Что все, что в моем мире происходило, было обычной фикцией. Небо с землей поменялись местами. И все это произошло в тот самый день, когда Витя преподнес мне в подарок анальную пробку. Смешно, все пошло через жопу. Нервно хихикаю, чувствуя приближение очередного витка гормональной истерики.