Развод. Тот, кто меня предал

Он садится на стул и нажимает на кнопку на стене.

— Кто вы? — Мой голос или нет?

Я хриплю, как старый граммофон, кажется, что кто-то налил кипятка мне в глотку.

— Мы с вами незнакомы, — объясняет он, — меня зовут Олег, я случайно оказался на месте аварии.

— Вы пострадали? — спрашиваю с тревогой, ведь пятна крови на его рубашке говорят сами за себя.

— Что? — Олег наклоняет голову, не понимает ничего.

— Ваша рубашка, — указываю на его грудь глазами, — она вся в крови.

Олег громко сглатывает, два раза моргает и опускает голову. Запускает в волосы руки и сжимает их, как мне кажется, чересчур сильно. Затем резко выдыхает и поднимает растерянный взгляд:

— Это ваша кровь, Рита.

Я замираю.

Как стоп-кадр моей жизни. Я, лежащая на кровати под белой простыней, с торчащими отовсюду трубками, закатанными в гипс ногой и рукой. И чужой мужчина, взгляд которого кричит от бессилия.

В это время в палату входит доктор. Женщина в возрасте, в белом медицинском костюме, с шапочкой на голове.

— Здравствуйте, Маргарита, — говорит мягким голосом, — я Анна Ильинична, ваш лечащий врач. Вы помните, что произошло?

— Нет, — отвечаю ей и хмурюсь.

— Что последнее вы помните? — с участием спрашивает она и что-то помечает в своих документах.

Я задумываюсь, напрягаю мозг, ищу нить, за которую можно будет зацепиться.

— Помню,как сидела в кафе со своим знакомым, а дальше… дальше мы разошлись.

— Это все? — уточняет она, и я киваю.

Подсознательно, где-то очень-очень глубоко внутри, я знаю, что все это значит. Но на самом деле я хочу, чтобы она молчала. Чтобы все они замолчали.

Ощущения, как будто боишься произнести вслух самые страшные мысли, чтобы не накликать беды.

— Вас сбил автомобиль, Маргарита, — она говорит мягко. Жалеет меня.

Глаза по-матерински окутывают теплотой, лаской. Но у Анны Ильиничны много дел, много таких же, как я. А сколько их еще будет? Ей надо торопиться.

— А это кто? — спрашиваю у нее так, будто чужака нет в одной комнате вместе с нами.

— Это Олег Евгеньевич. Он оказывал вам первую помощь до приезда скорой, а после ехал за машиной и позаботился о вас здесь, оплатил индивидуальную палату, был рядом, ждал, когда вы очнетесь…

— Прекратите, — зло перебивает ее Олег. — Сейчас не до этого, есть дела поважнее.

— Что со мной? — спрашиваю глухо, безжизненно.

— У вас перелом голени и руки, множественные ссадины и ушибы мягких тканей. Сотрясение мозга, — отвечает доктор.

Сухой список бла-бла-бла, все не то. Мне безразлична эта информация.

— Мой ребенок?.. — вопрос звучит едва слышно, безэмоционально.

— Мне жаль, Маргарита, но плод не удалось спасти.

Плод. Никакой это не плод. Это ребенок. С уже сформированными ручками, ножками.

— Я должна была идти на скрининг, — бормочу в потолок и снова считаю квадраты. Один, два, три… — Вы не знаете, это мальчик или девочка?

Первый ряд, второй, третий. Всего пятнадцать. Должно быть пятнадцать.

— Простите, Рита, мне это неизвестно, — отвечает глухо и поджимает губы.

— Неизвестно, — эхом резонирую я. — А я распашонок бежевых накупила, потому что не знала, кто будет. Теперь уже и не узнаю. И вправду говорят — плохая примета.

Я вижу их… тени, зарождающиеся в углах, клубящиеся, словно змеи. Знаю: как только я закрою глаза, они потянутся ко мне и опутают меня, затянут в свои удушающие объятия.

— У вас есть семья? Муж или родители? Кому нам сообщить о том, что вы здесь? — она задает вопросы, а я смотрю на то, как в комнате становится темнее, хотя вечер еще не скоро.

Я вижу ее шаги, они размыты туманом, не слышны, ведь и она сама — ничто. Она приближается медленно, шаг за шагом, и неспешно накрывает меня словно одеялом, принося вместо тепла обжигающий лед. Стелется сверху, затягивая меня в кокон без света и воздуха, без права на жизнь и счастье.

Вот теперь я попалась. Окончательно. Вот теперь я в плену. Мне не выбраться, не вырваться на свободу. Да и зачем она нужна мне, эта гребаная свобода? Ничто не держит меня, там больше нет света.

Вот оно, мое спасение — край обрыва и прыжок вниз с раскинутыми руками прямо на острие скал.

В палате что-то происходит, пищат датчики, снуют люди. По крови начинает бежать ток. Последнее, что я помню перед тем, как отключиться, — горячая рука, сжавшая мне на прощанье кисть и исчезнувшая. Навсегда.

Глава 16. Моя жена

— Мирон, — слышу встревоженный голос Семена и понимаю — дело дрянь. — Риту увезли на скорой в первую городскую. Ее сбила машина.

— Что? — рявкаю я. — Что значит сбила? Как она?

— Я ничего не знаю, ее быстро забрали, — тараторит он.

— Какого?.. Ты должен был ее защитить!

— От каких-нибудь отморозков, да! Но не от несущейся на нее на всех парах тачке! Я бы попросту не успел! — орет в ответ.

— О чем ты? — хорошо, что я не успел выпить ни грамма алкоголя.

Хватаю ключи от тачки и вылетаю из дома в чем был — в домашних спортивках и мятой футболке.

— Мирон, на нее ехали целенаправленно. Там какой-то замес произошел, я упустил ее этот момент из виду. Ее сбили и скрылись с места происшествия, — уже спокойнее говорит Семен.

— Ты запомнил номер тачки? — кричу я, сажусь в тачку, со всей дури хлопаю дверью и срываюсь с места.

— И запомнил, и фото сделал. Ну что, нужно идти к ментам?

Виляю на трассе, пересекая две сплошные на обгоне.

Так, надо успокоиться, не хватало еще впороться куда-нибудь.

— Нет. Пока нет. Выясни, кто это. Размажу гниду по стенке…

Отключаюсь и выжимаю педаль газа, топлю ее в пол. Паркую тачку криво, бросаю ее и залетаю в холл.

— Маргарита Епифанова, привезли на скорой примерно два часа назад, — говорю ошалевшей регистраторше громче чем нужно.

— Минуту, — лезет в компьютер, смотрит данные и выдает мне: — Нет такой.

— Маргарита Лебедева посмотрите! — Точно, она же фамилию поменяла. Не стала оставлять мою, видимо, чтобы окончательно канаты разрубить.

Регистраторша недовольно закатывает глаза и снова тянется к мышке.

— Такая есть. Кем приходитесь?

— Муж! — муж я! Муж, и похер, что в паспорте написано.

— Возьмите бахилы и халат, поднимайтесь на третий этаж, дальше вас сориентируют. Палата номер восемь.