Развод. Высекая из сердца

Суд в любом случае состоится, с одиннадцатилетним ребенком нас не разведут по щелчку.

Поэтому пусть уже начнется процесс.

— Идем, дочь. — посылаю в нее улыбку, наплевав на все эти разбросанные вещи и чемоданы: — Нам пора.

Он идет сзади, я чувствую.

Взгляд, шаги, аромат, даже, кажется, тепло его тела.

— Я прилечу за вами. — говорит он хрипло, когда мы выходим за порог номера.

Арина улыбается и кивает с блеском в глазах, я же не обращаю внимания.

— До встречи… — адресовывает, прожигая своим тяжелым взглядом.

Поворачиваюсь к нему едва заметно кивая.

Сама же прокручиваю в голове, что пентхаус в центре города, в котором мы жили семьей, я оставлю нам с дочкой.

Квартира Арины, так и так будет ее. Марат все таки не настолько прогнил, он любит своего ребенка.

Моя машина оформлена на него, но это подарок, а раз подарок, то я тоже заберу себе. Из недвижимости остается дом, который мы скорее использовали как дачу.

Вполне себе равный раздел имущества.

В тех хоромах почти триста квадратов площади, так что он может организовать себе целую оргию.

Разве ли это не то, чего ему так хотелось…

Глава 6

— Мам, мне страшно, — Ариша кладет голову мне на плечо и крепко сжимает мою руку.

Под мышкой у нее любимая игрушка заяц, с которым она неразлучна с самого рождения. Ну и естественно это подарок отца…

У Арины аэрофобия. Я точно не помню, когда это началось. Просто в один из полетов на море у ребенка случился приступ удушья и паническая атака.

Сказать, что мы с Маратом чуть не поседели, ничего не сказать… Я думала прямо там на борту умру от страха и тревоги.

И естественно, с мужем было бы лететь намного спокойнее, потому что Арина всегда ложилась ко мне головой на колени, а ноги складывала на Марата. И так спала весь полет.

А сейчас с нами на соседнем месте сидит абсолютно посторонний человек, и разложиться, как обычно, не получится.

— Доча, — улыбаюсь ей, хотя сама переживаю, как пройдет полет, — Просто закрывай глазки и засыпай. Вот увидишь, как только ты проснешься, сразу будем дома.

Она кивает мне и пытается уснуть, но какие-то внутренние страхи не дают ей этого сделать.

— А папа точно вернется? — обеспокоенно спрашивает.

— Конечно.

Я не даю развернутых ответов ей, потому что я понятия не имею, что в голове у мужа. Просто надеюсь, что если не я, то хотя бы Арина имеет для него значение. И он не станет снова делать все назло мне, забыв о чувствах дочери.

— Как думаешь… — она замолкает на секунду, а я вся замираю, потому что чувствую, вопрос будет не из легких, — Эта женщина, что была с отцом, она кто?

Хм. А мне вот совершенно плевать кто она. Мне не интересны сомнительные личности, которые открывают свой рот в сторону моей семьи, а уж тем более в сторону моего ребенка. Порву на клочья и глазом не моргну.

— Ариш, я не знаю, — честно отвечаю ей, — И если ты хочешь от меня откровенности, то мне не интересно. Главное помни, я и папа, мы любим тебя очень сильно. А то, что между нами — это банальная взрослая жизнь. Не бери на свой счет, хорошо?

— Просто я последнее время не очень хорошо себя вела, и вы с папой спорили по поводу моего воспитания. И я подумала…

Я знаю, что она сейчас скажет. Потому что большинство детей так считают, когда между их родителями происходят разлады. Поэтому работаю на опережение, не даю ей сказать эту фразу, тут же перебиваю.

— Дочь, ты ни в чем не виновата. Ты никогда в жизни не стала бы предметом спора или разногласий между мной и папой. Ты самое лучшее, что случалось с нами. Просто запомни это раз и навсегда!

— Правда? — она так проникновенно заглядывает мне в глаза, что я хочу прокричать на весь мир, как ненавижу сейчас Марата за то, что наш ребенок проходит через это.

Киваю ей, улыбаюсь. Надеюсь она не замечает, какая вымученная улыбка у меня получается. Целую ее в лоб и прижимаю к себе.

— Ты хочешь попить молока с печеньем как дома? Тебе это поможет уснуть.

— Да.

Я встаю со своего места, протискиваясь между рядами, и иду в сторону стюардессы.

— Я прошу прощения, у меня там ребенок. Она сильно боится летать, не могли бы вы налить молока и подогреть его, если это возможно?

— У нас не положено до вылета, — стюардесса натягивает слишком широкую улыбку, и мне кажется, что ее губы сейчас лопнут.

Да уж. И это полет в бизнес-классе.

— Девушка, я понимаю, что вы работаете по регламенту, но дочери и правда нехорошо. Ну и тем более, я все понимаю. Но билет стоит баснословных денег, а вы жалеете молока? — вскидываю бровь.

Как же я ненавижу что-то выпрашивать.

Нас в детдоме воспитывали так, что просить помощь — это для слабаков.

Ты сам должен со всем справляться, сам должен уметь решать все свои вопросы. И хоть я уже давно не в детдоме, все равно на подкорке все сидит.

— Я прошу прощения, — другая стюардесса подслушивает наш разговор, тут же разворачивается ко мне уже с подогретым молоком в картонном стакане: — Моя коллега видимо вас не так поняла.

Я благодарю ее, забирая из рук напиток, обращаю внимание, что между девушками накаляется атмосфера, и быстро удаляюсь обратно на место.

— Держи моя хорошая, — вручаю ей стакан молока и достаю из детского рюкзака ванильное печенье: — Включи себе какой-нибудь фильм.

Арина раскладывает свой планшет, ищет нужный ей фильм в папке и уходит в свой детский мир.

А я даю себе время отдохнуть.

Стараюсь не думать о случившемся, хотя мысли так и лезут в голову. В какой-то момент сама не замечаю как, но засыпаю, обнимая дочь.

Родной город встречает сыростью и отсутствием солнца, мы ежимся от прохладного ветра, ожидая такси. И благо, оно появляется довольно быстро, несмотря на высокий спрос.

Таксист помогает уложить наши вещи в багаж. Арина еще полусонная, я усаживаю ее на заднее сиденье, и она тут же падает вдоль, засыпая.

Виновато поджимаю губы, поворачиваясь к водителю. Я понимаю, что это нарушение правил дорожного движения, но у нее такой стресс, я не хочу будить.