Развод

Вошла мать, чтобы прибраться в комнате. Отец - буржуй, мать - раба. Тяньчжэнь часто думал о конфискации отцовского имущества, но ни разу не вспомнил о раскрепощении матери.

Трудно себе представить, что творилось у него в комнате: край одеяла лежал на полу, там же были разбросаны газеты, апельсиновые корки, расческа, щетки большие и маленькие. На подушке - носки, на комнатных туфлях - флакон с маслом для волос; в чашке - зерна от апельсинов; грязные носки плавают в плевательнице, от сигарет - они гаснут, когда им заблагорассудится, - желтые полосы на блюдцах; мать нахмурилась: Тяньчжэнь, словно лотос, выходит чистым из грязи [37] . Совсем как их соседка Ван. У той вообще одеяло валяется на полу, с крышек котлов можно собрать фунт грязи; зато как выйдет на улицу - намажется-напудрится - сущая красавица, так и сверкает. Платье чистенькое, а под платьем - грязь. Госпожа Чжан терпеть ее не может, а у самой, как нарочно, такой же сын!

[37] Лотос, выходящий чистым из грязи.
– Лотос воспевается китайскими поэтами как символ чистоты.

От пижамы сына, от его носовых платков исходил какой-то особый запах, и, вдохнув его, мать, казалось, утешилась. Сын - такой большой, такой взрослый, а похож на девчонку! Тут мысли матери перешли на дочь. Обняв подушку, она долго думала о своей девочке. Румяное, как яблочко, лицо, обворожительная улыбка! Мать перестала хмуриться. Пусть беспорядок - это не страшно, лишь бы попалась хорошая невестка, не такая, как соседка Ван.

Пока мать убирала, сын расправился с соевым молоком и со всем прочим.

–  Как у старика с деньгами?
– осведомился Тяньчжэнь, уставившись в потолок, сунув руки в карманы и чуть приподнявшись на носочках, как это делал его любимый киноактер.

–  Опять деньги?
– Мать не знала, плакать ей или смеяться.

–  Да пет. Не деньги. Нужен выходной костюм. Один мой приятель женится в следующую субботу и пригласил меня быть шафером.

–  На костюм надо двадцать - тридцать юаней. Тяньчжэнь рассмеялся, не меняя, как обычно, выражения лица, пожал плечами.

–  Как бы не так! Меньше чем сотней не отделаешься! Это ведь выходной костюм.

–  Поговори с отцом. По-моему, ради других не стоит…

–  Что же, я не могу раз в жизни как следует одеться?

–  Сам, сам скажи ему!

Госпоже Чжан очень не хотелось брать на себя ответственность, а у сына не было ни малейшего желания вступать в дипломатические переговоры с отцом.

–  Ты же с ним в дружбе! Поговори.
– Сын вдруг обнаружил, что мать с отцом в дружбе, и улыбнулся.

–  Ах ты паршивец! С кем же мне еще водить дружбу, как не с ним? С кем?… - Мать недоговорила и рассмеялась.

А сын снова продемонстрировал зубы, потом подумал: мать наверняка замолвит за него словечко, и решил одарить ее еще более щедрой улыбкой. Широко раскрыв рот, он вдохнул воздух, пропитанный запахом соевого молока.

4

Вечером сын с отцом встретились. Тяньчжэнь курил и молчал. Чжан Дагэ тоже курил и молчал. Сын наблюдал за тем, как поднимается вверх дым, а отец, скосив глаза, смотрел на трубку. Прошло много времени, прежде чем Чжан Дагэ пришел к мысли, что созерцание трубки - дело бесполезное, и обратился к сыну с вопросом:

–  Сколько еще тебе учиться, Тяньчжэнь?

–  Самое большее год, - ответил Тяньчжэнь, хотя понятия не имел о том, когда наступит конец его ученью.

–  А после окончания что думаешь делать?

–  Лучше всего продолжить образование за границей.
– Тяньчжэнь поправил складку на брюках.

–  Гм… - только и произнес Чжан Дагэ, снова уставившись на трубку.
– Что же ты собираешься там изучать?
– спросил он после долгого молчания.

–  Пока не знаю. Вообще мне хотелось бы заняться музыкой.

–  А сколько можно заработать музыкой?

–  Трудно сказать. Среди людей искусства есть и бедные и богатые.

«Трудно сказать» - этих слов Чжан Дагэ очень не любил, но спорить с сыном не стал, только сказал после длительной паузы:

–  По-моему, лучше пойти по финансовой части.

–  Можно и по финансовой. Итак, решено, ты отправляешь меня за границу?

–  Этого я не сказал! А сколько стоит учение за границей?

–  Пожалуй, не больше двух-трех тысяч юаней в год.
– Тяньчжэнь назвал приблизительную сумму. Его приятель, кажется, тратил в Париже шесть тысяч в год, но он содержал трех француженок, а на одну и трех тысяч хватит.

Чжан Дагэ не знал, что и сказать. Три тысячи в год!

Наивный малый, лучше не говорить об этом.

Но Тяньчжэнь знал, что делает. Пока он представил отцу проект, но со временем наверняка добьется его осуществления. Не так-то легко выпотрошить «Старого буржуя».

–  А хороши нарциссы! Сам их вырастил?
– Это был первый шаг к осуществлению мечты. Тяньчжэнь знал слабость старика и решил ею воспользоваться.

–  Не так уж они хороши, - с плохо скрываемой досадой сказал «Старый буржуй», перевел взгляд с трубки на сына и подошел к цветам.
– Не так уж и хороши! Прошлогодние - низенькие, а в этом году - вон какие вымахали: в комнате жарко.

–  А гиацинтов ты не сажал?
– Тяньчжэню было смешно, что он ведет такой разговор.

–  Они растут очень медленно, зацветают только в начале второй луны. И потом, в нынешнем году они слишком дороги - одна луковица стоит четыре мао и пять фэней. Дороги! Зато хороши! Что стебли, что корни, такие длинные! Мне кто-то сказал, что, когда гиацинты отцветают, их нужно вешать в тени в сухом месте луковицами вниз, тогда зимой они снова зацветут. Странно, как это они могут цвести в таком виде, - он перевернул трубку, - но в этом определенно есть какой-то смысл.
– И Чжан Дагэ принял глубокомысленный вид.

–  Если бы и детей растить, подвесив вверх тормашками, они наверняка стали бы большими чиновниками.
– Тяньчжэню понравилась собственная острота, но ему казалось, что он слишком любезен с отцом.

«А Тяньчжэнь, оказывается, не лишен остроумия», - подумал Чжан Дагэ и расхохотался.

Мать, услышав смех, вошла и удивленно уставилась на них.

–  Ты слышишь? Я сказал, что гиацинты, если их повесить вверх тормашками, могут снова зацвести, а Тяньчжэнь сказал, что, если вверх тормашками растить детей, из них могут получиться высокие чиновники!
– И он снова залился смехом.

Мать смеялась так оглушительно, что даже пыль с потолка полетела.

–  Надо обмахнуть пыль, вон ее сколько! В доме царило веселье.

Перед сном отец сказал:

–  Тяньчжэнь хочет ехать за границу. Это неплохо. Но три тысячи в год! Каков аппетит!
– Он зевнул.
– Ничего, как-нибудь вытянем.

–  Ему нужен выходной костюм, - мать тоже зевнула, - он с женихом поедет за невестой. Сто юаней.

–  Сто?

И супруги умолкли.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ 1