Разыскивается невиновный
Шрифт:
— Вот что, — сказал я задумчиво, чтобы показать Борису, будто я в уме варианты перебираю. — Если мы с тобой тронемся раньше девяти, то пол-одиннадцатого поспеем на станцию Качазаг... Ну, полустаночек такой, но поезда там останавливаются — газовое месторождение поблизости, пассажиры всегда есть. Ашхабадский скорый проходит в двадцать два сорок. Годится?
— Ну, друг, — глазки Бориса аж засветились, — никогда не забуду. А по дороге... — он снова притушил голос, — кое-что тебе сообщу... Скажешь спасибо...
— Эй, скоро кушать будем! — крикнул из-под навеса Сапар. — Стучи
— Дай-ка я! — воскликнул Борис и побежал к рельсу. О каком аппендиците разговор? Заливал он. Только зачем?
На джейрана к столу обычно собирались куда шустрее, чем на тушенку. А сейчас никто не показывался. Я зашел в комнату, Айна уже встала и закручивала косу на затылке.
— Айна, слушай внимательно. Я повезу Бориса в Качазаг сразу после ужина. Ты же, вроде ничего не произошло, собирайся ко сну. А когда все угомонятся, возьми подстилку какую или еще что — иди на кыр. Знаешь мой скрадок охотничий? Не тот, где Старый обычно сидит, а мой, под таким вроде навесиком... Там тебя твой братец не найдет... ночью-то...
— Знаю, — одними губами произнесла Айна. — Я спрячусь...
— Что бы ни услышала, даже выстрелы — не выходи, поняла? — сказал я грозно. — Я утром вернусь и сам позову тебя.
— Правильно, все может случиться... — неожиданно услышал я у себя за спиной голос Бориса. Когда он только вошел? Да так тихо.
Значит, он слышал? Что из того? Через полчаса мы с ним уедем.
— Сапар ругается, — сообщил Князев. — Говорит, мясо остывает, невкусное будет... А я хочу сюрпризик вам преподнести. Айнушка, где мой багаж?
Айна принесла портфель Бориса. Он его так и не открывал ни разу. Замки, я заметил, сложные, импортная вещь, хоть и потерлась... Непонятно, что в нем — тяжелый, как будто со свинцом.
Он вынул из кармашка джинсов ключи, открыл портфель и достал лежавшие сверху объемистые две — по ноль восемь с виду — плоские бутылки с рыжим, не похожим на коньяк напитком. Снова запер ключиком и подмигнул Айне.
— Пусть одна в шкафу... А эту мы сейчас вскроем. Вспрыснем отъезд. Водка у тебя есть? — неожиданно спросил он у меня.
— Хватит и этих, — сказал я. — Мне-то много нельзя. На станцию едем.
— Пью только водку, — вздохнул Борис. — А это виски... Лучший в мире напиток, как говорят. А мне вот давай водку — и баста.
Я взял из припаса бутылку «Старорусской», и мы пошли под навес, где пахло, аж дух захватывало, жареным джейранчиком. Я удивился, увидев, что Старый уже за столом. Не было только Юры. Но когда стали усаживаться, появился и он.
— Ну, с досвиданьицем! — весело сказал Борис, когда спиртное было разлито по стаканам. Он один пил водку, остальным — в том числе и Айне немножко — налили заморского напитка. Даже Сапар не стал сопротивляться.
Выпили, Айна и Сапар закашлялись, Юрик скривился. Мне напиток понравился. Я слышал, что виски отдает самогонкой, — ничего подобного, это пойло было ароматным. Но с очень высокой крепостью, это правда.
Закуска была, понятное дело, тоже на высоте. Выпили еще. Борис поднялся и, жадно жуя, проговорил невнятно: «Пора ехать... не опоздать бы...»
Я пошел к мотоциклу. Пора
так пора. Надо было наполнить бак бензином и на всякий пожарный прихватить побольше патронов. Иногда на свет фар выскакивает зверь, только стреляй.Минут через двадцать я был готов к отправке. Закрепили портфель у меня за спиной, Борису навесили канистру с водицей.
Прощанье было странным. Что-то уж больно ласков был Старый с Борисом, весь покрылся морщинами, казалось, до самых ног.
— До встречи, дорогой, до встречи... — приговаривал и носом дергал.
— Да уж как придется, — усмехался Князев. Будто играли во что-то.
В дороге было не до разговоров: езда по пескам — дело мучительное. Хорошо, что хоть заблудиться я не боялся. В Качазаг я ездил и ночью и днем, да и не страшно заплутаться, когда с собой вода и лето к концу.
Ровно через час сделали привал. Чтоб мотор остыл, да и самим отдохнуть. Костерик разводить я не хотел, но, взглянув на часы, усек, что времени у нас навалом. Остановились возле сухого саксаула. Его и пустили в дело. Сидим в свете костра, а кругом — темно, угрюмо. Будто обступили тебя холмы и молча наблюдают.
Борису было не по себе. Он все озирался и ежился.
— Теперь-то можешь мне сказать про Старого? — спросил я. Не то чтоб с угрозой, а так, очень многозначительно сказал. Он все понял.
— Отчего же... Только ты его этим вряд ли прижмешь. Я бы еще мог.
— А все же? Не темни, Боря.
— Пожалста. Людей он заложил карателям. В белорусских, значится, лесах это было. Его связным послали, а он струсил. Не дошел, человек сорок погибло... Ему десятка, а то и вышка светила. Вот он здесь и скрывается. Уже тридцать лет с хвостиком, понял? Боится до сих пор, что к ответу призовут. Мой батя его по телевизору углядел. Они вместе воевали, от него и знаю...
— Ты-то что хотел от Старого?
— А вот это уже не твое поросячье дело, — окрысился вдруг Борис. — Если я тебе и сказал о Старом, так чтоб знал ты, с какой пакостью живешь. Чтоб не шибко его жалел. Он-то тебя не собирается жалеть. Ну, да ладно...
— Ты договаривай!
— Будто сам не знаешь, — хмыкнул он. — Я насчет милиции. Касается как раз тебя, не кого другого.
— Ты точно знаешь?
— Куда точней. Он мне жаловался, что ты ему плешь переел своей спекуляцией... Боится, что его тоже притянут, а он, сам понимаешь, ох как не хочет высовываться. Так что жди, Володечка, на днях или раньше...
— Не боись, — сказал я хладнокровней, чем на то были у меня основания. — Отдохнул? Тогда едем... Где-то близко здесь трасса Качазаг — Арваза.
Остаток пути занял чуть больше часа. Как ни уверен я был в том, что дорогу знаю, как свои пять, все же обрадовался, завидев огни поселка газовиков. Там я намеревался заночевать у знакомых.
На вокзале — это, конечно, не вокзал, а грязная комнатка с окошком кассира — кроме нас было еще четверо парней, одного я знал — шофер с местной автобазы, остальные — какие-то туркмены. Борис зыркнул на них и отвернулся. Билеты еще не продавали — кассирша не пришла. Ее муж привозил на мотоцикле за полчаса до поезда. Мы вышли из помещения и стали ждать.