Разыскивается живым или мертвым. Том 2

Переночевал я в недорогом отеле, и в нём имён никто не спрашивал. Есть деньги — вот тебе ключи от номера, нет денег — иди спать на конюшню или в чистое поле. Деньги у меня пока ещё водились. Ключи я сдал сонному портье, дежурившему всю ночь внизу, позавтракал там же, скромно, тостами с джемом и кофе, после чего вновь выехал на улицы Додж-Сити.

В девятом часу утра они оказались удивительно пустыми, большинство гостей города отсыпались после бурно проведённых ночей. И я их прекрасно понимал, но привычка к ранним подъёмам оказалась сильнее.

Вчерашняя затея взять Уильяма Хейза с его бандой немного потускнела после ночи, и на трезвую голову казалась уже не такой привлекательной, но что-то в этом всё-таки было. Вот только я не представлял пока, как его выследить, не привлекая к себе внимания.

Местность здесь была ровной, как бильярдный стол, и такой же зелёной. С высоты седла просматривалось всё до самого горизонта, на несколько миль вперёд, и меня заметят гораздо раньше, чем я вообще смогу обнаружить бандитов.

Я спросил у одного из немногочисленных прохожих, как проехать к Спирвиллю, и меня отправили вдоль железной дороги на северо-восток, мол, не заблудитесь. Хороший ориентир.

Железная дорога прорезала степь стальными рельсами, небольшая насыпь из серого щебня ясно отделяла её от остальной земли. Вдоль железки тянулась и обычная дорога, грунтовая, по которой я и отправился.

Степь да степь кругом. Ровная, плоская, ветреная. Ветра здесь и в самом деле проносились лютые, такие, что мне регулярно приходилось хвататься за шляпу, чтобы её не сорвало очередным порывом ветра. Неудивительно, что здесь рождались самые сильные и разрушительные торнадо. Здесь даже деревьев почти не было, лишь иногда виднелись небольшие кустарники. Даже нигде толком не спрятаться, разве что падать в высокую траву, к сусликам и кротам.

Навстречу мне, исторгая клубы чёрного жирного дыма, прошёл паровоз, тянущий тендер с углём, три закрытых грузовых вагона и три пассажирских в хвосте поезда, подальше от смога и дыма. Я даже остановился поглазеть на это чудо техники, вид крутящихся колёс, дыма из трубы, заклёпок и чугуна по-настоящему завораживал. Стимпанк, самый натуральный. Паровоз ехал медленно, громыхая сцепками и колёсными парами, и я даже заметил, как из окон пассажирских вагонов на меня смотрят седые джентльмены и молоденькие барышни.

Все они ехали на запад, в Колорадо и дальше, в Калифорнию, за золотом, богатством и лучшей долей. Когда-нибудь потом я буду так же глазеть из окна вагона на мелькающие станции, деревушки и городки.

В Спирвилль я прибыл ещё до полудня, ехать было недалеко, всего лишь километров двадцать вдоль железнодорожной насыпи. Даже пешком можно пройти без особых усилий, а верхом на лошади это и вовсе — раз плюнуть. Сам городок ничего особенного из себя не представлял, обычная железнодорожная станция. Несколько домов местных жителей, салун, кузница, магазинчик. Всё его существование неразрывно было связано с железной дорогой, да и жили здесь, как я понял, рабочие этой же самой дороги. Ещё один типичный городок из единственной улицы.

Окрестности Спирвилля были такими же плоскими и ветреными, как и весь остальной Канзас, и я даже представить не мог, где тут может спрятаться банда из десяти человек. Это тебе не изрезанная каньонами Аризона, и даже не горные леса Нью-Мексико, тут всё как на ладони.

Ни одного прохожего на улице видно не было, праздно шатающиеся люди могли повстречаться в Додж-Сити, но никак не в Спирвилле, где все до единого были заняты работой. В мастерской кузнеца звенел металл, и я отправился туда.

Кузнец, лысый кряжистый мужик поперёк себя шире, занимался тем, что оковывал железом деревянные колёса. Завидев меня, он невозмутимо продолжил работу. Колесо он медленно вращал на жернове, дерево шипело и трещало от горячего железа, которое сжималось вокруг колеса. Только после того, как он закончил, добавив для проформы несколько ударов молотом, кузнец повернулся ко мне и смахнул рукавицей пот с блестящей лысины.

— Добрый день, мистер, — сказал он.

Его взгляд остановился на жестяной звёздочке, которую я так и не снимал с пиджака.

— Добрый день, — сказал я. — Это же Спирвилль, верно?

— Он самый, — сказал он. — Чем могу помочь?

Сразу раскрывать все карты мне не хотелось, но и ходить вокруг да около тоже, кузнец явно не тот человек, чтобы интриговать и скрывать что-то.

— Ответите на пару вопросов? Мне нужна кое-какая информация, — сказал я.

— Я всего лишь кузнец, мистер, — пожал плечами кузнец. — Вам бы лучше поспрашивать у Стэффорда, салунщика. Он тут все слухи собирает.

— Я не отниму у вас много времени, — сказал я.

— Ладно, я всё равно собирался сделать перерыв, — проворчал кузнец.

— Как вас зовут? — спросил я.

— Джек Стронг, — представился кузнец.

— Юджин Шульц, — сказал я, пожимая ему крепкую лапищу. — Я здесь по одному делу.

— Это понятно, — сказал кузнец.

— Я разыскиваю банду Билла Хейза, — я перешёл сразу к сути дела.

Кузнец заметно напрягся, отошёл к стене, отпил водички из большого кувшина. Желания общаться со мной у него и так было немного, теперь оно пропало вовсе.

— Не думаю, что могу чем-то помочь, — после небольшой заминки ответил мистер Стронг.

— Мне говорили, что Хейза и его людей видели поблизости от Спирвилля, — сказал я.

— Их здесь нет, — отрезал кузнец.

Он вынул из кармана папиросу, демонстративно взял голыми пальцами уголёк из горна, прикурил и бросил тлеющий уголёк обратно. Я тоже закурил, но уже пользуясь спичками. Мне такие фокусы не по силам. Какое-то время мы молча стояли и курили, поглядывая друг на друга.

— Билли Хейза я знаю. Он здесь бывал, — после долгой паузы произнёс вдруг мистер Стронг. — Стоял вот на том же месте, где вы сейчас стоите, пока я ему коня подковывал.

Я огляделся. Место как место. Почти у самого входа в кузницу.

— И я бы не советовал вам гоняться за Билли Хейзом, мистер, — добавил он.

— Мне это уже говорили, мистер Стронг, — равнодушно произнёс я.

— Когда одно и то же говорят несколько человек подряд, лучше к этому прислушаться, — сказал кузнец.

Пожалуй, надо было идти в салун, как обычно.

Что-то такое, видимо, промелькнуло у меня на лице. Раздражение или нечто вроде того, и кузнец миролюбиво поднял руки.