Разыскивается живым или мертвым. Том 2

Не все из них были так уверены в себе, как этот усатый. Молодой ковбой из людей Рида, кажется, Кевин, крупно дрожал и бормотал про себя молитвы, живо представив себе виселицу, на которой окончится его земной путь. Да и другие раненые понуро глядели в землю, стараясь удержаться в седле со связанными руками.

Крыши Эль-Пасо показались на горизонте, ранчо Гиллана находилось достаточно близко от города. Дошли без проблем, хотя револьвера из руки я так и не выпускал.

— Не позволяйте никому приближаться, Шульц, — перед въездом в город маршал обернулся и отдал незамысловатый приказ.

Дует на воду, но предосторожность лишней не бывает, я это понимал не хуже него.

— Как скажете, маршал, — откликнулся я.

Горожане на нас откровенно пялились, не каждый день увидишь такую процессию.

— Отличный улов, маршал!

— Это кто такие?

— Гляньте-ка, это же парень Кэмпбеллов! С кем связался-то!

— Надо же!

Нас обсуждали, ничуть не стесняясь, а я продолжал стискивать кольт в руке, направляя его над головами арестованных. Меня давно отучили направлять оружие на людей, если я не собираюсь стрелять, а стрелять я пока не собирался.

Мы ехали в контору, так сказать, в изолятор временного содержания, где эти молодчики останутся до выяснения обстоятельств и до решения суда. А суд обещал быть скорым, суровым и справедливым, свидетелей было полно, состав преступления налицо, негодяев взяли с поличным. Разве что раненых немного подлечат перед тем, как повесить. На них теперь висел не только угон скота, но и убийство, так что приговор мог быть только один. Смерть через повешение.

Всей рутиной и размещением арестованных по камерам занимался лично Милтон, я обеспечивал охрану, напустив на себя грозный вид. Здесь, в городе, шансов на то, что кто-то попытается бандитов освободить, было гораздо больше, чем там, в прерии.

Вымотались мы с маршалом за эти два дня максимально, но результат того стоил. Милтон хотел ещё и поболтать с ними до суда, пообещать помилование в обмен на информацию, но сперва жуликов нужно было помариновать в камерах, наедине с тягостными мыслями о смерти, поэтому мы с маршалом поднялись в кабинет и налили себе по заслуженной стопочке коньяка.

Стол маршала был завален документацией, накопившейся за время нашей отлучки. Макулатура, в основном, Милтон выписывал все доступные газеты и журналы, но и служебная корреспонденция тут тоже имелась. Я выпил коньяк и взял в руки стопку свеженьких ордеров. Кого тут разыскивает милиция. Всё-таки я продолжал вести свой список, пусть даже давно не вычёркивал из него имена.

Ничего особенного, листая бумажки, я не увидел. Вернее, увидел не сразу. В самом конце стопки я обнаружил забавное совпадение, ордер на арест некоего Джека Шульца, и едва удержался, чтобы не показать его маршалу, посмеяться вместе. Удержало меня то, что выписан этот ордер был шерифом округа Донья-Ана, Нью-Мексико. Шериф обещал сто баксов тому, кто доставит Джека Шульца к нему живым или мёртвым. В Лас-Крусес.

Глава 11

Сто баксов. Сотня долларов. Зеленая бумажка с портретом Бенджамина Франклина, которого все считают одним из президентов, но который президентом никогда не был. Всего лишь одним из влиятельных масонов, отцов-основателей США. Впрочем, в этом времени купюры с его портретом ещё не существовало, но всё равно, в моём сознании теперь моя жизнь оценивалась в одну бумажку с портретом Франклина. Лично я оценивал её гораздо дороже. Для меня она была вообще бесценна.

Даже немного обидно, что шериф Лас-Крусеса оценил мою башку так дёшево, но, с другой стороны, меньше будет охотников доставить меня туда. Линчевать меня там уже вряд ли станут, но путешествие мне точно не понравится.

Ордер со своим именем я незаметно сунул в карман, Милтону вовсе необязательно видеть его среди прочих бумаг.

Похоже, надо рвать когти отсюда. И желательно как можно скорее, так что я быстро распрощался с маршалом, низко нахлобучил шляпу на голову, закрывая лицо свисающими полями, и отправился к своей каморке на чердаке.

Конечно, нищему собраться — только подпоясаться, да и всё более или менее необходимое я носил с собой, в седельных сумках, но там у меня остались кое-какие шмотки, которые мне хотелось забрать.

Нужно было забрать шмотки, нужно было забрать Паприку из корраля, так что отъезд мне пришлось отложить. А ещё нужно было решить, как и куда уезжать из города, чтобы не напороться на преследователей. У меня разыгралась паранойя, и даже поблескивающий на пиджаке значок помощника маршала теперь не казался мне стопроцентным спасением.

Я ехал верхом на жеребце по городским улицам, и мне казалось, что все горожане до единого на меня пялятся, долго смотрят мне в спину и лишь делают вид, что заняты своими делами, а на самом деле только и ждут удобного момента, чтобы меня схватить.

Неподалёку от входа в дом тёрлась какая-то непонятная компашка из молодых ковбоев, совсем ещё юнцов, и я сделал вид, что просто еду мимо, склонившись в седле и прикрывая лицо. Один из них проводил меня внимательным взглядом, но я вовремя скрылся за углом следующего здания. Это всё неспроста. Пока мы там с Милтоном болтались в прерии, охотники за моей несчастной головой могли вызнать абсолютно всё в Эль-Пасо. Где я живу, чем занимаюсь и с кем общаюсь. Оказаться в роли жертвы я не готовился, и это было неприятно.

Пришлось спешно вспоминать, что именно я оставил в той квартирке. Там точно остался пыльник, несколько рубашек и пара комплектов белья, всякая мелочь вроде бритвенных принадлежностей, немного денег и патронов в коробках, начатая пачка галет. Ладно, это всё не так уж и важно. Когда на кону стоит моя собственная шкура, весь этот хлам сразу становится мелким и неважным. Можно с ним и попрощаться.

Я отправился напрямик к корралю, где отдыхала Паприка, моя старая добрая кобылка, прошедшая со мной путь до Аризоны и обратно через самые жестокие и негостеприимные земли. Вот уж кого мне точно не хотелось оставлять, так это своих лошадей. Они с Ниггером были для меня уже больше, чем просто лошади, больше, чем средство передвижения. Это были мои верные друзья, и оставить Паприку здесь было бы предательством. Хуже, чем предательство.

Возле корраля никаких подозрительных компаний не крутилось, разве что нищий безногий ветеран в потёртой серой форме Конфедерации просил милостыню рядом со входом.

Я, хоть и сам был почти на мели, бросил ему несколько монеток в жестяную банку из-под консервов.

— Благослови Христос, мистер, — сипло произнёс ветеран. — Вишь, до чего докатился, да?

Я не нашёлся, что ему ответить, и пошёл было дальше, внутрь корраля, но тот вдруг ухватил меня за штанину.

— Постой, мистер, — тихо сказал он. — Ты же Шульц, да? Ищут тебя.

— Я знаю, — так же тихо сказал я, покосившись на его руку, на которой не хватало двух пальцев.

Конфедерат аккуратно разжал хватку, словно опомнившись, что хватать вот так незнакомых людей не совсем прилично.

— Конюха спрашивали приходили, — сказал он. — Денег ему сунули.

— А тебе? — хмыкнул я.

— Мне пожадничали, — поиграл желваками ветеран. — Потому и предупреждаю. Заложит конюх тебя.

Я бросил ему ещё несколько десятицентовиков в банку. Монетки громыхнули, как маракас, со сладким звонким переливом.