Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)

– Ты осторожнее давай, так заплутаешь и не выплутаешь!

Парни смеются. Я тоже смеюсь. Хотя мне не смешно.

Хочется рассказать им про дом на холме. Про дом, которого нет.

И не рассказываю.

Как вам объяснить…

Иногда с парнями спорим, есть ли что-нибудь, кроме дома на холме. Ну там другие холмы и другие дома. Или, может, ещё что. Города там какие… тёплые моря, песчаные пляжи…

И знаем, что ничего этого нет.

А дом… по крайней мере, мы его видим. По крайней мере, есть куда идти…

Сегодня ночью он был здесь.

Так и не знаю его имени, ничего про него не знаю, знаю только, что он был здесь. Пришёл, когда его никто не ждал, пришёл не из зеркала, а так… так… Я ещё заметила, что дверь открыта, метель в дом задувает. Пошла дверь закрыть, а он в прихожей стоит.

Он. Худенький этот, у которого волосы светлые.

И девчонки тоже увидели.

Стоим, смотрим.

Трещат поленья в печи.

Свищет вьюга за окнами.

А он начал ходить по комнатам. Туда-сюда. Поднимался на этажи, дом-то у нас сегодня трёхэтажный, мы последнее время мирно жили. Это всегда так, если мирно живём, дом большой, если в ссоре, в разладе – дом крохотный становится.

Мы всё ждали, что он хоть слово скажет, хоть повернётся к нам. А он ни в какую.

Потом поняли.

Он нас не видит.

Вообще.

Вот так и ушёл. В зиму. В метель.

– Ряженый-суженый, приди ко мне, отужинай…

Поём песни.

Может, придёт…

2013 г.

Без макияжа

Сутки до события.

Я ещё подумал, что с ума сошёл. Или заблудился. Или и то и другое, вместе взятое.

Когда вернулся домой, а дома не было. Вместо моей доживающей последние дни развалюхи возвышалось что-то шикарное, небоскрёбное, поднебесное, сверкающее неоновыми огнями.

– Не скажете, это Загорская семнадцать? – спрашиваю у вахтёра возле дома.

– Она и есть, – кивает бравый старичок.

Вот этого я не ожидал услышать. Думал, пошлёт меня далеко и надолго, мил человек, какая ж тут Загорская, читать-то умеешь или не научили…

– А… п-почему?

– Дом вам новый поставили, что непонятно-то…

– Так утром уходил, ничего не было…

– А тебе чего, долгострой нужен, лет на двадцать? Чтобы в ипотеку всего себя вложил и ждал до второго пришествия? Ключ твой… от сто семнадцатой…

Поднимаюсь на этаж, ещё не верю себе, открываю дверь, ещё не верю, что откроется, быть не может, чтобы эти хоромы были мои. Сколько здесь комнат… довольны ли вы своим жильём… не знаю, я ещё не всё его обошёл… выглядываю в окно, пытаюсь узнать город. Не могу. Не наш это город, не Уральск, хоть убейте, не Уральск, такой Уральск, что любому Манхэттену даст сто очков вперёд…

Включаю телевизор, плазменный экран во всю стену, такой и включить страшно, а вдруг что-нибудь поломаю…

– …на текущий момент ликвидированы все локальные конфликты на территории нашей планеты, объявлено глобальное перемирие…

Вздрагиваю. Ну-ну. До поры, до времени. Пока магнаты на той стороне Земли не учуют нефть в очередной отдельно взятой стране, дай-то бог не в нашей…

И, тем не менее, что-то подсказывает мне, что диктор не врёт…

– …указ о повышении прожиточного минимума до тридцати тысяч, в районах Москвы и Петербурга до сорока…

Двадцать часов семь минут до события.

Наливаю кофе, вспоминаю, что забыл подогреть чайник. Телефонный звонок возвращает меня к жизни. Ненадолго.

– Лёш, привет, не узнал?

Ледяные иглы вонзаются в руки, хочется грохнуть телефон о стену.

– Я тебе квартиру не отпишу, сука, и не проси даже…

– И не прошу. Что ты, в самом деле, как неродные… пять лет вместе прожили, и коту под хвост. У тебя вечер свободный?

– А что такое?

– А то давай махнём куда-нибудь…

Ничего не понимаю. Денег, что ли, надо, привыкла у меня на шее сидеть, ножки свесив…

– Да что ты всё про деньги, про деньги… других тем нет…

Сам не знаю, зачем спускаюсь во двор, в то, что было двором. Теперь здесь какой-то понавороченный скверик, фонтан, м-мать моя, женщина, детскую площадку в кои-то веки отгрохали…

Лизка уже ждёт меня, небывалый случай, явилась вовремя… не запылилась…

– А то давай на Кумкуль с ночевой, хоть молодость вспомним…

– Дура, что ли, мне завтра на дежурство, там онкобольных, как…

– Выздоровели твои онкобольные.

Смотрю на неё, с ума сошла, что ли…

– Ну что ты на меня, как на дуру, смотришь…

Фыркаю.

– Почему как?

– Да ну тебя, будто сам не знаешь, что завтра будет?

Хочу сказать: не знаю. Не говорю. Почему-то неловко об этом говорить. Знаете, как бывает, когда в большой компании все что-то знают, а ты нет, и говорят об этом, увлечённо так, а ты стесняешься спросить, что это такое, стесняешься показаться дураком…

Вот и здесь так же. Завтра… как будто неприлично не знать, что будет завтра.

– А ты завтра не на дежурство? – спрашиваю на всякий случай.

– Да ну тебя, какое дежурство!

Ехидно смотрю на Лизку.

– Что, умирать тоже перестали, хочешь сказать, что тебе в морг не надо?

– Ну а то. Завтра же…

Киваю. Ну, конечно. Завтра же. Кто бы сомневался, завтра же. Почему-то вспоминаю:

– И не будет больше ни мора, ни глада, ни крови, ни стона, ни плача… и отрёт Бог всякую слезу с очей…

– Вот-вот… дождались…

Два часа до события. На всей планете перестают дымить фабрики, атмосфера расчищается сама собой.

Час до события. Люди выходят из новых домов на новые улицы, ищут своих знакомых-незнакомых, просят прощения за грехи вольные и невольные.

Полчаса до события. Каждый и каждая обрывает номера, ищет первую любовь.

Четверть часа до события. Дикие звери выходят из леса, ложатся у ног людей.

– И лев и ягнёнок улягутся вместе, и малое дитя поведёт их…

Лизка кивает. Смотрю на неё, как в первый раз, я уже и забыл, как смотрел на неё в первый раз…

– И увидел я новую землю и новое небо, – нараспев говорит Лизка, впивается губами в мои губы.