Реализация

Поругавшись для виду, он запряг лошадёнку, не забыв ещё и слупить с меня за овёс, который в полном соответствии с поговоркой — нынче кусался.

Примерно на полпути стало ясно, что «пациент» очнулся, правда, очень старается это скрыть.

— Здравствуйте, Кауров, — усмехнулся я. — Не надо притворяться: я вижу, что вы пришли в себя.

— Какой ещё Кауров? Лопатин я. Вы меня, наверное, с кем-то перепутали, гражданин хороший. Могу документики показать, — заюлил арестованный.

— Ваши документы такие же фальшивые, как и борода, — засмеялся я. — Не надо юродствовать, Кауров. Смиритесь с тем, что вас разоблачили.

— Допустим, я Кауров. А вы, собственно, кто такой будете? — насупился он после упоминания о фальшивой бороде.

— А я буду начальник милиции Рудановска — Быстров Георгий Олегович. Быть может, в лицо вы меня не знаете, но слышать обо мне должны. — Я не стал упоминать тот факт, что Кауров отдавал приказ на моё устранение: не хотел раньше времени подставлять Шакутина.

— Вот ты какой, Быстров, — он посмотрел на меня пристальным взором.

— Разве мы с вами пили на брудершафт? — сурово спросил я.

Кауров удивился.

— Вам знакомо значение этого слова?

— А что в этом удивительного? Нельзя недооценивать противника, гражданин Кауров. В милиции и уголовном розыске работают разные люди. Некоторые даже с университетским образованием.

— Значит, вы тоже из нас… бывших, — фыркнул он.

— Может, из бывших, а может из будущих, — туманно сказал я.

— Из бывших, — резюмировал он для себя. — Что, продались большевистской сволочи за пайку хлеба?

— А вот за это и по морде можно схлопотать, гражданин Кауров.

— Что, ударите связанного? — нагло спросил он. — Ну, конечно, что же ещё от вас ожидать, коммуняк?!

— Например того, что вас такого умного, интеллигентного, талантливого и образованного арестуют, несмотря на всю вашу хитрую конспирацию.

— Меня предали, — буркнул он. — Рано или поздно мои друзья по борьбе найдут того, кто это сделал, и накажут!

— Мне кажется, вам о другом нужно думать…

— О чём — о бессмертной душе? — хмыкнул он.

— В том числе. Душа, конечно, бессмертна, а вот бренное тело, увы, нет… На вашем месте я бы серьёзно озаботился тем, как стать полезным новой власти.

— Я не предатель! — он отвернулся.

— Вам решать. И да, сразу хочу отвратить вас от мыслей о побеге: буду стрелять без предупреждения.

— А мне казалось, что я вам нужен живым, — горько улыбнулся Кауров.

— Вполне достаточно, чтобы вы говорили. А сами будете в уборную ходить или в судно под себя — мне не принципиально, — огорошил его я.

Арестованный замолчал.

Аким хотел отвезти нас к зданию милиции, но я сказал, чтобы он остановился у Торговой площади.

Возница пожал плечами и равнодушно выполнил просьбу, а вот Кауров насторожился.

Я протянул Акиму деньги.

— Бери, тут ровно, как договорились.

Тот взял деньги, однако привычным жестом послюнявил пальцы и стал пересчитывать купюры.

Я ухмыльнулся про себя: надо же, какое доверие вызывает советская милиция у рядовых обывателей, но ничего говорить не стал.

— Порядок, — отозвался Аким, пряча деньги за пазуху.

— Езжайте назад и постарайтесь не распространяться на эту тему, — предупредил я. — Арестованный — не врёт, у него могут оставаться на свободе сообщники. Если станете болтать, они могут найти вас.

Само собой имелось в виду другое. Вряд ли сведения о произведённом мной аресте в поезде быстро дойдут до ушей Кравченко: в вагоне тогда никто толком не понял, кто я такой и кого задержал. Так что дня три-четыре форы у меня точно есть. Но если извозчик начнёт трепаться среди своих, то вполне может привлечь внимание кого-то из осведомителей ГПУ. И тогда на стол Кравченко могут лечь материалы, о которых ему лучше бы не знать до поры до времени.

И тогда все силы будут брошены на наши поиски. А это как раз то, чего я искренне хотел избежать. Не только деньги любят тишину.

— Вот жеж! — Аким выматерился от души. — Как знал — не надо с милицией связываться! Одни неприятности от вас!

— Будете молчать, и неприятности не возникнут, — сказал я.

Аким бросил на меня хмурый взгляд исподлобья, однако вступать в спор не стал. Развернулся и покатил на телеге обратно.

— Сдаётся мне, гражданин Быстров, что вы затеяли какую-то свою игру, — вдруг сказал Кауров. — Видимо сильно мне досталось: сначала не сообразил, с какой стати меня вдруг не ГПУ, а милиция арестовала. А теперь, как я погляжу, мы даже в отделение идти не собираемся. Может, вы, Быстров, работаете на какую-нибудь третью сторону? Ну, скажите: английская разведка, французская… Ну же, не бойтесь, а то я теряюсь в догадках?

— А об этом мы с тобой уже на месте поговорим.

Я нарочно не стал развеивать его внезапные иллюзии на мой счёт. Пусть думает, что его персона действительно вызвала интерес у какой-нибудь иностранной разведки. Глядишь, будет меньше дёргаться по дороге, а у меня, соответственно, не возникнут новые проблемы.

Уж чего-чего, а стрелять в Каурова точно не улыбалось: я хотел отдать его в руки товарища Маркуса в максимально непопорченной кондиции. Правда, для подстраховочки нужно выудить у главаря белогвардейского подполья информацию, которая поможет вытащить Архипа, да и самому позволит остаться на плаву.

«Военная» хитрость сработала. Арестованный вёл себя тише воды, ниже травы. По дороге до выбранного Леоновым логова, эксцессов у нас не возникло. Даже успели переброситься парой анекдотов.

Какой я всё-таки молодец, что заранее выяснил у Пантелея, где тот собирается держать Каурова. Петлять по городу и искать Леонова не пришлось, минут через пятнадцать мы были на «базе».

Этот дом прежде принадлежал родителям жены Пантелея, подобно моим родителям из этого времени они тоже скончались от тифа. А вот добротная крестьянская изба на окраине Рудановска хоть и пустовала, но всё равно сохранилась в хорошем состоянии и могла пережить даже новых владельцев.

Я открыл калитку и скорее почувствовал, чем увидел чёрную большую тень, метнувшуюся к нам откуда-то из-под крыльца.

Ладонь облизнул теплый собачий язык.

— Гром! — ласково сказал я и потрепал пса по холке.

Тот ответил довольным урчанием.

Я знал, что кто-то из моих обязательно будет ждать меня здесь, и обрадовался, что это были Лаубе и его вышколенный служебный пёс.

А вот на реакцию Каурова стоило посмотреть. Он как-то по-бабьи взвизгнул и попятился назад.