Реализация
Шрифт:
— Собака! Уберите собаку!
Не будь его руки связаны, он бы замахал ими как мельница.
Оба-на, оказывается наш белогвардеец до смерти боится четвероногих лучших друзей человека. Пожалуй, этот факт стоило намотать на ус. Может пригодиться при непростом разговоре, который нас ожидает с минуты на минуту, ибо затягивать с этим делом нельзя.
Лаубе отозвал пса, и мы вместе вошли в дом. За столом сидел Леонов и чистил револьвер. Увидев меня, Пантелей просиял:
— Товарищ Быстров!
— Всё в порядке! — заверил я. — Вот, знакомьтесь: гроза большевиков всей губернии —
Кажется, до Каурова всё-таки дошло.
— Значит, вы не из британской разведки, — выдавил из себя он.
— Точно! — весело произнёс я. — Мы из советской рабоче-крестьянской милиции, а это в сто раз круче хвалённой МИ-6.
Глава 26
Глава 26
— То, что вы делаете — незаконно. И я не собираюсь отвечать на ваши незаконные вопросы, — встал в позу Кауров.
— Допустим. Не тебе судить, что законно, а что — нет, — вспылил Леонов, но я слегка охладил своего товарища:
— Спокойно, Пантелей. Гражданин ещё не до конца осознал, что с ним произошло.
Леонов кивнул и замолчал. Зато завёлся Кауров:
— А что тут, собственно, сознавать: меня просто похитили, приняв неизвестно за кого! Я сначала думал, что вы — милиционеры, но теперь всё стало на круги своя: меня схватили и насильно удерживают какие-то самозванцы!
У него были неплохие актёрские задатки, и сейчас перед нами разыгрывалась сценка из жизни невинного и законопослушного гражданина. Я не отказал себе в удовольствии слегка похлопать в ладоши.
— Браво-браво! Гражданин Кауров, вам бы во МХАТе выступать!
— Что вы себе позволяете?! — «оскорбился» он.
— Многое, Кауров, многое! И пусть вас не смущает это место. Допрос будет происходить по-настоящему, под протокол, — уверил я. — Всё официально.
— С чего вы вообще взяли, что я — какой-то Кауров? — презрительно фыркнул он.
— Пантелей, покажи карточку, — попросил я.
Леонов достал увеличенный фотоснимок, и я предъявил его арестованному.
— Мало ли на свете похожих людей, — стал валять ваньку тот. — Я вот всматриваюсь в вас, гражданин Быстров, и вижу одного моего знакомого, мы с ним когда-то вместе учились. Сходство потрясающее. Вы случайно не доводитесь родственником Виталию Репину, уроженцу нашей губернии?
— Хватит пороть чушь, Кауров! Ей больно, — хмыкнул я. — Кроме карточки, могу устроить вам очную ставку с оболтусами из ЦКШ. Вас там многие опознают и подтвердят, что это вы надоумили их пустить пассажирский состав под откос.
Арестованный задёргался.
— И что, вы поверите этим сопливым молокососам?
— Ещё как поверю. Их показания перевешивают любые ваши слова. Довольно запираться, Кауров! Вы же офицер в прошлом. Это не делает вам чести!
— Да что вы знаете о чести! Вы… Вы… — Кауров едва не задохнулся от ярости.
— Гораздо больше, чем вы думаете, — уверил я. — На ваших руках кровь девяти мирных граждан, погибших в железнодорожной катастрофе. И это только по одному доказанному эпизоду. А ведь их наверняка много… Знаете, до этой истории
я, возможно, испытывал бы к вам уважение как к умному и опасному врагу. Однако вы перешли незримую грань и превратились в обычного террориста. По правде, вам стоило бы застрелиться после такого «подвига»!— Не вам меня судить! — взвизгнул Кауров.
Я знал, что мои слова его зацепят, заставят потерять хладнокровие, а, значит, и осторожность. В таком состоянии противник способен сболтнуть лишнее, однако Каурова не зря готовили в «Мужестве». Он быстро, слишком быстро взял себя в руки и успокоился.
— Бог с ним! — махнул рукой арестованный. — Ладно, ваша взяла. Не вижу смысла запираться. Да, моя фамилия Кауров, я — полковник русской армии. Вот уже пять лет как давлю красную нечисть и намерен делать это до самой смерти. Это последнее, что вы от меня услышите, граждане большевички… Даже если станете меня пытать!
На его устах появилась презрительная улыбка.
— Пытать?! Вас?! — Я сделал вид, что потрясён. — Да никогда в жизни!
Кауров торжествующе поднял нос.
И тут я вспомнил его панический страх перед Громом. На память сразу пришла сценка из «К-9 — Собачьей работы» — американского комедийного боевика с Джоном Белуши. Если слегка сымпровизировать, получится то, что надо.
— Константин Генрихович, — обратился я к Лаубе.
— Слушаю вас, Георгий Олегович, — с готовностью ответил тот.
— Прикажите, пожалуйста, вашему четвероногому другу взять в пасть хозяйство этого несговорчивого террориста. Пока деликатно, без зубок, но, если наш приятель заартачится, пусть Гром хорошенько сожмёт челюсти и оторвёт… кхм… мужское достоинство на хрен!
Лаубе усмехнулся.
— Как скажете, Генрих Олегович. Тем более сегодня Гром ещё не ужинал.
Он с видимым удовольствием подыгрывал мне.
Кауров побледнел.
— Вы… Вы не сделаете это! — почти простонал арестованный.
— Почему? — почти искренне удивился я.
— Это бесчеловечно! Нельзя так поступать с арестованными!
— Пф-ф-ф! — продолжил ухмыляться я. — Мы — большевики, красная нечисть, выражаясь вашими же словами. С какой стати нам быть гуманными к какому-то вшивому террористу, пускающему в расход мирных граждан? Лично мне кажется, что вы вполне заслужили такой кары. А пёс своего ужина.
Для морального давления я специально напирал на то, что считаю его террористом. В принципе, он и сам это понимал, просто пока артачился, изображая борца с режимом. Ничего, с помощью пса верну его с небес на землю, заставлю снять с башки терновый венец мученика.
Я кивнул Лаубе.
— Действуйте!
— Гром! — позвал старый сыщик.
Пёс навострил уши и зарычал. Он и без того не выглядел «мимимишным», а уж когда открыл пасть и обнажил клыки, эффект оказался впечатляющим.
Собака Баскервилей в сравнении с Громом казалась безобидной болонкой.
Даже мне слегка стало не по себе, а Каурова окончательно проняло.
— Хорошо, я всё расскажу, только уберите этого пса, — Будь его воля, он бы залез на потолок, но пока лишь заелозил ногами, стараясь оказаться как можно дальше от скалящейся собаки.