Реальная история гвардии старшего сержанта

О том, что ссылка крестьян на Нюрольке была уникальной по тяжести условий жизни, можно судить по отсутствию упоминаний о ней в имеющихся свидетельствах о геноциде крестьян в начале тридцатых годов.³³ Этому напрашиваются такие объяснения:

Во-первых, мало, кто выжил. Во-вторых, выжившие чувствовали себя ущербными по сравнению с теми, кто был приговорён жить, и кто невольно смотрел на них, как на людей не совсем правильных. Выжившим не хотелось унижаться перед ними, вспоминая своё прошлое. В-третьих, выжившим было страшно вспоминать то, что они видели и пережили. Им хотелось скорее забыть всё это, забыть, чтобы стать «нормальными людьми», тем более, что среди того, что они пережили, возможно, было и такое, что может ворошить нашу совесть – неблаговидные дела и поступки, которые может совершать человек, поставленный на грань жизни и смерти³⁴.

Радость освобождения от Нарымского ада омрачилась смертью Софьи, она умерла вскоре по прибытию в город Прокопьевск. Степана Ильича с семьёй поселили в одном из бараков на территории Прокопьевской районной комендатуры. Формальности по переводу его сюда из города Кузнецка были произведены без его участия.

Работа на Водоканале состояла в копке водопроводных канав двухметровой глубины. Лиза тоже была устроена на работу, но Степан Ильич копал и за себя, и за неё. Кормили супом из капусты один раз в день и выдавали немного хлеба, но этого было больше чем недостаточно. Приходилось ночами тайком покидать территорию комендатуры, чтобы поживиться картошкой или капустой на полях её подсобных хозяйств. Это ловко умел делать Трофим, подлезая под колючую проволоку.

Сразу же по приезду в Прокопьевск, в мае 1933 года, Степан Ильич послал заявление в Краевую Избирательную комиссию с просьбой восстановить его в правах.

Заявление

Настоящим прошу Краевую комиссию разобрать мое заявление в том что я выслан неверно так как я занимался крестьянством и жил при отцу и мой отец имел следующее 5 рабочих лошадей коров 4 баранов 20 Конная молотилка Косилка Бричка и больше ничиво Семейство было 8 душ Рабочих из них 2 души Наемных у моего отца небыло И Теперь я одиленый от своего отца в 1929 году начто и был раздельный акт Я получил от своего отца сибе част имущества по акту следующее рабочие лошади 1 коров 1 баранов 8 и больше ничиво Тепер прошу Краевую Комиссию разобрать мое заявление и восстановит мне в правах Я считаю выслали неверно и выслали спецпоселенцем низнаю зачто начто прошу Краевую Комиссию обратить внимание В настоящее время я работаю на главном водоводе города Прокопьевска и живу с семьёй в бараке №32 от прокопьевской рай Комендатуры и прошу решение сообщить в адрес этой Комендатуры

И вот – ноябрь 33 года! Краевая Избирательная комиссия удовлетворяет ходатайство по заявлению Степана Ильича! Он восстанавливается в правах! Ему и Лизе в течение месяца были выписаны паспорта! Правда, в паспортах были отметки о пребывании в ссылке…

Краевая комиссия рассматривала дела отца и сына в совокупности. Интересно, что «мотивы ходатайства о восстановлении избирательных прав», фигурирующие в справке об их восстановлении, взяты из заявления Софьи, где она ссылается на постановление сельсовета: Черняка Илью восстановить как не имевшего батраков и при молотьбе закабаления нет. Кроме того, при решении о восстановлении в правах был учтён тот факт, также из заявления Софьи, что его сын отделился от отца, живёт самостоятельно. Далее, в оправдательном документе говорится, что по одной из справок сельсовета Черняк Илья имел постоянных и сезонных батраков. Однако, утверждает «Докладчик» по этому делу, заявлений об этом от самих батраков нет (!). К тому же, утверждается далее, согласно последней справке сельсовета от 25/V– 1930 г. (той, которую оформлял Кошарный!) батраков у Черняка Ильи не было, за молотьбу производилась оплата по установлению сельсовета. Создаётся впечатление, что «Докладчик», имени которого в документе не приводится, очень скрупулёзно и ответственно отнёсся к разбору дела о лишении избирательных прав Ильи Яковлевича и его сына, внимательно рассмотрев все бумаги. И хорошо, что таких бумаг (заявлений и жалоб) было много! Они действительно, в соответствии со словами старого учителя, учётчика земляных работ в Кузнецке, до поры до времени хранились в делах обвиняемых, пока не нашёлся добрый человек, который внимательно их прочитал… или, может, пришло такое время, что ему было дозволено прочитать так?

Собственно, своим постановлением Краевая комиссия объявляла о реабилитация Ильи Яковлевича! А восстановление в правах Степана Ильича было просто следствием этой реабилитации!

Представляется, что, если бы Степан Ильич был уверен, что Илья Яковлевич жив, теоретически он мог бы, воспользовавшись оправдательным постановлением Краевой комиссии, добиться и его освобождения. Но реалии были таковы, что, во-первых, сама эта высокая Комиссия не знала, где сейчас ложно обвиняемый, или делала вид, что не знает. В оправдательном постановлении об этом говорится так: По заявлению жены Софьи, её муж Илья взят ГПУ и неизвестно где находится (!). Во-вторых, как следует из этой сложной кухни с экономической политикой тогдашних властей, «кулаков» забирали не потому, что они преступники и что потом, при наличии новых фактов они могут быть освобождены, а потому, что у них такие руки, которыми можно не только запросто рыть котлованы стометровой глубины, но даже, если говорить фигурально, удерживать небо, то есть обеспечивать благополучную жизнь в стране. Советская власть понимала это и, уничтожая крестьянство, под занавес стремилась исчерпать возможности трудового инстинкта этой могучей категории людей по полной.

Крестьяне в веках были опорой России. Именно среди них были люди, подобные атлантам, которые держат небо на каменных руках. Как поётся в песне:³⁵

Их тяжкая работа

Важней иных работ:

Из них ослабни кто-то –

И небо упадёт!

Когда в России большинство крестьян-атлантов убрали туда, куда Макар телят не гонял, тотчас создалась угроза обрушения неба. В этой же песне слова

Во тьме заплачут вдовы,

Повыгорят поля –

это ведь о ссыльных и голоде после коллективизации,

А небо год от года

Всё давит тяжелей –

это последующая советская действительность, ведь атлантов, которые нужны, чтобы держать небо, становилось всё меньше и меньше…

Часть II. Война

Одиссея освобождённого

Степан с Лизой подумывали о возвращении на свою родину, в Журавку, но сомневались в благожелательном отношении к ним определённой группы односельчан, а также местной власти. Вряд ли её приспешники будут извиняться и каяться в своей лжи и клевете. Скорее они будут просто рады лишний раз унизить бывших «хозяев села». Решено было остаться пока в Прокопьевске, благо работы на Водоканале продолжались. И жили теперь ведь не за колючей проволокой, хотя и неподалёку от комендатуры – сначала в палатке, затем, под зиму, соорудили землянку. В Комендатуре по-прежнему можно было брать обед – та самая миска капустного супа и кусок хлеба. Но теперь оплата труда позволяла покупать что-то из продуктов.

Жизнь продолжалась! Вот уже семья Степана Ильича увеличилась ещё на одного ребёнка – в 1934 году в Прокопьевске Лиза родила девочку, назвали её Лидой.

После двух с половиной лет со дня освобождения они решили рискнуть – зов предков, это ведь не пустые слова! Лиза и Степан решили переместиться в родную деревню.

Итак, весной 36-го года Степан Ильич и Лиза оказались в Журавке. Остановились они в доме родителей Лизы, где встретили и обняли, наконец, своего первенца, дочку Аню, оставленную на попечение бабушки и дедушки, у которых она взрослела пять лет.

В Журавке круг родственников Степана Ильича включал в себя дядьку Милея и его детей. Дед Василий и все его дети с семьями ещё до коллективизации перебрались в небольшие ближайшие города, где перешли в сословие рабочих. Милей Яковлевич, будучи довольно крепким хозяином, вместе со своими сыновьями после ареста брата вступил в колхоз. Здесь они вели, можно сказать, нищенское существование. Также с трудом сводила концы с концами семья Василисы, старшей сестры Лизы, и семья её брата Николая. Но родители Лизы с дочкой Марией на выданье и девочкой-подростком Анной, жили сносно – Иван Кисиль остался единоличником и, не имея живности во дворе, кроме кур, был, можно сказать, на плаву в основном из-за пасеки и рыбалки. В его довольно просторном доме расположились все прибывшие со Степаном Ильичом, а это, кроме жены, считай, семеро детей – хотя Николай и Дуся уже вышли из детского возраста, но ведь были ещё не устроены. Естественно дом оказался перегружен.

Вскоре Степан Ильич узнал, что в селе есть пустующие хаты, оставленные крестьянами, сбежавшими из колхоза в город в период голода начала тридцатых.³⁶ Степан Ильич зашёл в сельсовет. Он встретился с председателем и объяснил ему своё положение: он не преступник, который отбыл свой срок, а невинно осуждённый, которого оправдали, и он хотел бы работать в колхозе, по крайней мере, в начале – по найму. По тону разговора с председателем Степан Ильич понял, как тот соскучился по людям, которые хотят

Конец ознакомительного фрагмента.