Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Реальность сердца
Шрифт:

7. Собра — Оганда

— Радуйтесь, герцог! Все прошло по вашему плану, верно?

— Помолчите, юноша.

— Ну, тогда скажу я, — поднялся Гильом Аэллас. Саннио вздохнул, теребя в руках перчатки. В кабинете герцога Алларэ сидели только те, кого выбрал сам Реми, остальным пришлось расположиться в парадной гостиной этажом ниже. Туда набилась целая толпа, так и следовавшая за герцогом из собора. Наверх же пригласили лишь восьмерку доверенных лиц. Рене, Сорен, Бернар, Гильом, Бертран Эвье, сопровождавший Саннио, Кертор, Ларэ. Обсуждение итогов коронации и планов на будущее быстро переросло в ожесточенную перепалку, причем Саннио, неожиданно для себя оказался главным спорщиком и основным оппонентом Реми. Неудивительно, что в конце концов герцог Алларэ недвусмысленно приказал ему заткнуться. Но вот оборвет ли Реми владетеля Аэлласа? Не все из присутствующих

понимали, что сделал два часа назад Гильом, удержавший не брата, а Кесслера. Пожалуй, лишь сам Саннио, Рене и Бернар Кадоль могли понять, почему высоченный алларец поступил именно так. И, конечно же, герцог Алларэ; неужели он заткнет и Гильома?.. Гоэллон решил, что это будет последней каплей. Если Реми не выслушает Гильома, то больше нет смысла оставаться рядом с ним. Дядя поймет. Тот, кто не способен разглядеть и оценить преданность, не достоин доверия.

— Я дважды говорил о том, что Скоринг сумеет преподнести сюрприз во время коронации, — очень спокойно, без тени упрека напомнил голубоглазый великан. — Так и оказалось. Венец поддельный, сомнения в этом нет, а гибель моего брата — дело какой-то силы, не имеющей отношения к силе венца Аллиона. Жаль, что мое пожелание о присутствии в храме Бдящих Братьев было отвергнуто.

Саннио скрутил несчастную перчатку, словно прачка — полотенце, и уставился на герцога Алларэ. Тот сидел в кресле напротив окна, бледный и усталый; кажется, он почти не слушал. Молодой человек отменно понимал, какой ценой Реми далось присутствие на коронации. Накануне герцог вновь рассорился с мэтром Беранже, едва не прогнал его вон, а с утра потребовал от Гоэллона приготовить ему достаточно надежное снадобье, чтобы устоять на ногах. Тогда он подчинился; сейчас же понимал, что напрасно пошел на поводу у герцога. Безвредных и действенных бодрящих средств не существовало, и Беранже сказал истинную правду, когда бросил Саннио в лицо: «если он умрет, вся вина будет на вас!». Только долго спорить с Реми не мог даже старый опытный лекарь; а уж Саннио, на которого наседал и Кесслер, готовый с ножом у горла добиваться выполнения любого пожелания герцога, тем более не нашел в себе сил отказаться. Бернар Кадоль, которому мэтр Беранже доложил о подвиге его господина, задохнулся от гнева и едва не ударил юношу в лицо; тяжелый кулак просвистел в воздухе и разбил надвое тяжелую столешницу.

Не стоило этого делать; Саннио прекрасно все понимал, и, отдавая Сорену кубок с питьем, боролся с желанием вылить его на пол, а потом — с внутренним голосом, кричавшим изнутри: толкни его, толкни, пусть уронит, пусть тщательно приготовленный настой лучше заляпает ковер… Реми зябко поежился, кусая губы. Он смотрел в лицо своему вассалу, и Саннио, поймавший лишь тень того взгляда, едва не свалился со своего подоконника. Вместо гнева и злости его вдруг захлестнули боль и жалость. Для чего, за что одному человеку все это?! Подло, несправедливо, невозможно!..

— Гильом, вы смогли бы увести за собой людей? — тихий, бесстрастный вопрос.

— Нет, господин герцог.

— А я не смог бы при Бдящих Братьях.

— В этом не было бы нужды, — тихо, словно извиняясь, напомнил господин Ларэ.

— Господин герцог, что вы делаете?

— Ох, Фьоре, я так надеялся, что вам-то объяснять не придется… Господа, кто из вас считает, что мы можем себе позволить потерять герцогство Скора и баронство Брулен?

— Каким образом? — спросил Бернар.

— Сейчас Скора поддержит своего герцога. Если он будет взят Бдящими, как еретик, Скора отложится в одночасье, Брулен примкнет к ним. Там каждый третий — «заветник» или сочувствующий. Они будут спасать свои шкуры, — Реми говорил медленно, но четко. — Выход к Четверному морю. Торговые пути. Кто еще страдает провалами в памяти?

— Скору и Брулен в любом случае придется вычищать от заразы сталью, — развел руками Гильом.

— Вторую войну с Тамером за год мы себе позволить не можем, — ответил Реми.

— В Тамере «заветников» сжигают живьем, — тихо проронил Ларэ.

— Ради Скоры и Брулена тамерский кесарь станет самым верным из «заветников», — усмехнулся Бертран Эвье.

— Именно так, — подтвердил Реми. — Если Скора и Брулен решат отложиться, тем, кто родом оттуда, нужно будет убраться вон из Собраны. Всем. Этого Скорингу не хочется, его тянет в регенты, а соратники надеются урвать кусок пожирнее. Пока им не грозят монахи в алых рясах…

— Я думаю, что он уже подготовил путь к отступлению и заручился поддержкой кесаря Тамера, — добавил Бертран.

— Не сомневаюсь. И мы не можем начинать войну, пока не убедим кесаря в том, что ему, благонравному омнианцу, нужно держаться подальше от еретиков, а все, что происходит в Скоре

и Брулене — внутреннее дело Собраны. Ответа я еще не получил. Понадобится не меньше девятины.

— Господин герцог, вы до такой степени не доверяете нам? — спросил Саннио, только что обнаруживший, насколько мало и он, и все остальные знают о планах Реми.

— Я даже себе не доверяю, — огрызнулся герцог Алларэ. — А уж вам-то, с вашими причитаниями и стонами…

— Вы ведь и сейчас раскрыли только часть карт? — Гоэллон не обратил внимания на намеренное оскорбление.

— Вы правы, сокровище. Всему свое время, — вяло улыбнулся Реми.

— Отлично! — Саннио поднялся и прошел по кабинету. — Ну что ж, коли вы единственный знаете весь замысел, то в следующий раз, когда попросите меня приготовить вам то питье, я покажу вам вот это! — перед носом алларского герцога оказалась весьма выразительная фигура из пяти пальцев, где большой торчал между указательным и средним, касаясь лапок паука на кольце.

— Хам приютский! — Реми усмехнулся и приподнял брови. — Вы бы хоть кольцо сняли…

— Ага, хам, и приютский, и как говорили у нас в приюте — кто хочет сидеть на двух лавках, окажется на полу. И больно ударится неким местом. Мне продолжать?

— Нет уж, спасибо, не надо, — покачал головой герцог. — Вас уже все поняли. Можете не щеголять дальше народной мудростью и босяцкими жестами. Саннио, покраснев, обернулся, но на него смотрели с добрыми улыбками. Гильом Аэллас одобрительно кивнул, Кадоль подмигнул, а Бертран Эвье приподнял кулак с отставленным большим пальцем. От этого юноша еще больше смутился и попятился к своему подоконнику, мечтая провалиться сквозь землю. К нему подошел Фиор Ларэ, молча встал рядом плечом к плечу. В глазах золотой пылью искрилось тихое веселье.

— Так… благодарю господина Гоэллона за демонстрацию… э-э… милой непосредственности… и семейных традиций… — Саннио не поверил своим ушам: Реми смеялся, впервые за все эти дни — не резким и злым смехом, а легко и радостно. — Но давайте все-таки к делу?

— Так что там с Тамером? — спросил Бернар.

— За невмешательство Тамера придется платить. Учитывая состояние казны, это огорчительно, но придется скормить им этот пряник. Пусть склеят зубы патокой.

Кнутом же послужат Оганда и Хокна. Королева Стефания не откажет нам в поддержке.

Ее ноты в Тамере принимают всерьез. Но уж коли западные земли отложатся, ноты не помогут, и песни тоже. Вот почему Церковь пока должна молчать. Должна — и будет.

— Это поэтому патриарх согласился?.. — спросил Саннио.

— Патриарх — труп ходячий, а вот епископ Лонгин мечтает надеть белый клобук, — ядовито объяснил Реми. — Он очень близок к нашему почтенному патриарху. И он взял на свою душу тяжкий грех лжи.

— Он был очень, очень огорчен этим, — фыркнул Рене. Саннио обвел взглядом собравшихся в кабинете. Благородные люди переглядывались, пожимали плечами, недоуменно разводили руками. До каждого в свой черед доходила одна простая истина: Реми обвел всех вокруг пальца. Он вел сражение, в котором каждый отряд знал только о своей задаче, и каждый подозревал, что полководец вот-вот проиграет сражение… а Реми смотрел на них, и знал, что победит. Кажется, у герцога Алларэ нашлось свое поручение для каждого. Бернар Кадоль хранил исповедь монахини, Рене встречался с епископом Лонгином, Аэллас договаривался со всеми владетелями о том, кто и что будет делать, Кертор перетянул на свою сторону агайрцев и мерцев, которые сейчас буйно обсуждали свои планы этажом ниже… Кто занимался перепиской с Огандой и Тамером? Кажется, Фиор Ларэ: то-то он покраснел и спрятал глаза после слов Реми «я так надеялся, что вам-то объяснять не придется»… Замечательно, просто замечательно — все при деле, и один господин Гоэллон, как дурак, два дня был уверен, что Реми просто «рассчитывает на коронацию». Кажется, так же думал и Гильом? Наверняка так, а то не погиб бы Виктор, да и Сорен не рвался бы примерить поддельный венец. Что за невозможный, нестерпимый, ужасный человек — герцог Алларэ!.. Заставить всех действовать по своему плану, показать каждому лишь кусочек мозаики, ввести всех и каждого в заблуждение, прикинуться недальновидным и наивным…

— Ну что, господа, у вас еще есть сомнения в моей дееспособности? — тихо и зло спросил Реми. Лицо опять залила нехорошая бледность, подчеркнутая алыми пятнами на скулах.

— У меня сейчас появятся, — тихо сказал Фиор; Саннио кивнул и посмотрел на него умоляющим взглядом. Ларэ прошел к креслу Реми, наклонился и вежливо, но настойчиво заговорил. Герцог сперва гневно сдвинул брови, тряхнул головой, но королевский бастард продолжал говорить, едва слышным шепотом, и Алларэ сдался. Сорен выглянул наружу, вошли двое молчаливых слуг, подняли и унесли кресло.

Поделиться с друзьями: