Реанимация чувств

И пока Тина, сама не осознавая, что поет, издавала горлом и сердцем звуки, складывающиеся в самый трогательный созданный на земле гимн милосердию, под крышей больницы, на чердаке, за вскрытой и сломанной дверью быстро снимали халаты двое мужчин странной наружности. Они запихивали шапочки и марлевые повязки в кучу мусора и ветоши у стены, поправляли друг на друге пиджак и куртку, искали укромное место, где бы пересидеть, дожидаясь рассвета. Утром они надеялись исчезнуть, смешавшись с толпой посетителей и сотрудников.

Кто-то подошел сзади и тронул Тину за плечо. Она осеклась, обернулась, выпустила Никину руку и мгновенно вернулась к действительности. Перед ней стоял растерзанный, бледный, в расстегнутом на груди халате Ашот.

"Значит, все, – подумала Тина. – Если бы Валерий Павлович остался жив, после операции Ашот привез бы его сюда". Но вслух, оставив за собой последнюю надежду, коротко спросила:

– Что?

– Он умер, – сказал Ашот. – Хирурги не смогли ничего сделать. Легкое было практически отстрелено, задет главный бронх, легочная артерия. Кровопотеря была слишком большая. И шок.

– Звони Барашкову, – тихо сказала Тина.

– Уже скоро рассвет, около семи, – посмотрел на часы Ашот. Он как-то съежился, посерел. – Через два часа Аркадий приедет сам. Сегодня мое дежурство, я должен был сменить Валерия Павловича. Считайте, что я уже заступил.

– Вместе подежурим, – ответила Тина. Она обняла Ашота, поцеловала его, почему-то в лоб, и опять заплакала.

А в соседней палате, сидя рядом с бывшим повешенным на круглом железном табурете, плакала медсестра.

25

Потом наступил новый день.

В восемь часов приехала, наконец, милиция – оцепили больницу, прошлись по отделениям, измерили рулеткой, кто где стоял, и забрали в морг тело кавказца. Далеко везти было не надо: отделение судебно-медицинской экспертизы находилось тут же, на территории больницы, в патологоанатомическом блоке. И судебно-медицинским экспертом был по совместительству все тот же заведующий патанатомией, Михаил Борисович Ризкин, он же Старый Черт.

В половине девятого явился знакомый следователь и долго крутил головой, крякая и вздыхая. Он привез с собой настоящую мать Ники. Оказывается, он полночи сидел на телефоне и методично искал эту женщину по больницам.

Поскольку состояние Ники в этот момент было относительно стабильно, Валентина Николаевна разрешила свидание. В другое время сцена свидания тронула бы ее, но сейчас она как бы со стороны молча смотрела, как мать сидит, припав к высунутой из-под простыни ноге дочери.

Оставив на Ашота палаты, Тина пошла подземным переходом в патологоанатомическое отделение – проследить, чтобы все организовали как полагается. Обычно Тина не любила ходить этим длинным подземельем одна. Она боялась живших там крыс, которые могли неожиданно выскочить из-за любого угла. Переход был прорыт под землей для удобства сообщения, но не отапливался, поэтому там всегда было холодно и очень сыро. Теперь же Тина машинально обходила лужи, не боясь и не думая ни о чем, кроме предстоявшей миссии.

У нее не укладывалось в голове, что речь идет о вскрытии Валерия Павловича. В ее сознании доктор был жив. Вот он ходит по палатам, осматривает больных, записывает назначения, разговаривает с медсестрой… Ворчливый, немолодой, но такой милый, такой порядочный человек! И вдруг его, оказывается, больше нет! Из-за каких-то ублюдков, у которых он случайно оказался на пути! Тина даже не представляла, как сможет произнести его имя без слез.

Последний поворот – и она открыла заветную дверь. Пахнуло теплом, специфическим запахом формалина и ветоши, запахом, который присущ всякому патологоанатомическому отделению. Она прошла мимо архива и хранилища химикатов, поднялась наверх, вышла в холл и оказалась перед кабинетом заведующего.

Мишка Старый Черт уже был на месте. Его маленькая сутулая фигурка и седоватый короткий ежик на голове еле выглядывали из-за огромного стола, заваленного бумагами, препаратами, книгами, историями болезни. Там же стоял хороший современный немецкий микроскоп. Ризкин пригласил ее сесть. Тина села и утонула в глубоком кожаном кресле. "Все как-то крутятся, живут, обставляют кабинеты, покупают оборудование, – подумала она. – Только нам нечего продавать, кроме своих цепей".

– Слышал, слышал о ваших приключениях, – вкрадчиво сказал Мишка, выйдя из-за своего стола, на котором красовалась банка с каким-то заспиртованным уродцем, и остановился рядом с креслом, чуть касаясь ногой Тининого колена.

– Убийство коллеги вы называете приключением? – холодно спросила Тина, подтягивая ноги.

– Не будем спорить о терминологии. У вас ведь на совести не только этот труп. – Мишка сложил руки на груди и стал раскачиваться с пятки на носок, словно вурдалак над пригвожденной жертвой.

– При чем тут моя совесть? Доктора Чистякова и нашего больного застрелили бандиты.

Мишка наклонился и вкрадчиво прошептал:

– Но кроме них есть и еще одно тело!

Тина непонимающе глянула на него.

– Ах, этого вы еще не знаете. – Он противненько засмеялся. – Некому было вам рассказать… Тот больной с инфарктом, которого вы вчера днем перевели в кардиологию, умер, дорогая моя…

– Не может быть! – открыла рот Тина. – У него на момент перевода была очень приличная гемодинамика. – Она в ужасе потерла рукой лоб. – С ним не должно было ничего случиться! – Сердце быстро забилось, кровь прилила к щекам. – Да отойдите, я встану с вашего дурацкого кресла! – закричала Тина. – Вы меня разыгрываете!

– Ничуть! – холодно сказал Михаил Борисович. – Посмотрите сюда!

Он подал ей руку и открыл дверь в маленькую смежную комнату, а из нее – в еще одну, выходившую в коридор, из которого, в свою очередь, шли двери в два секционных зала. Мишка поманил Тину пальцем. В коридоре стояли каталки. Ризкин подошел к одной из них и приподнял простыню.

– Ваших рук дело, – сказал он Тине. – Не узнаете?

Тина посмотрела и почувствовала, что ей становится трудно дышать. "Спокойно, спокойно, – приказала себе она. – Он меня провоцирует".

– Почему же моих, в конце концов? – спросила она. – Больной ведь умер в кардиологии.

– Про кардиологию разговор особый, – так же вкрадчиво продолжал Мишка, – но между нами, девочками, разве ж это было правильно переводить больного туда через сутки после инфаркта?

– Через сутки после инфаркта некоторые больные уже встают с кровати и сами ходят в туалет, – ответила ему Тина. – Есть история болезни, по ней и будем разбираться.

– О нет, дорогая! – Мишка опять взял Тину под руку и слегка прижал к себе. – Разбираться мы будем в первую очередь по результатам вскрытия! То бишь по результатам моего заключения.