Ребенок его любовницы

– И как это? Он изменил. Предал. Обманул. Другой в любви клялся.

– А ты слышала? – хмыкнула женщина.

– Что именно?

– Как он в любви ей клялся. Девочка моя, ты молодая, взращенная на современных психологах и этих… тренингах… А жизни не знаешь. Бывает вцепится баба в мужика женатого, и он сам не поймет, как в койке с ней окажется, – морщится моя собеседница.

– Это как?

– Да разные ситуации бывают. Ты мне сейчас что сказала? Муж твой даже объяснять ничего не стал. О чем это говорит?

– Признался. Обрадовался, что самому не пришлось ничего объяснять.

– Нет, милая. Молчание твоего неблаговерного означает лишь то, что ничего ты о ситуации не знаешь. Домыслы одни. Твои домыслы, приправленные обидой и болью.

Смотрю на женщину, закусив губу. Внутри – буря протеста. И понимание того, что отчасти она права. Недавно же думала о том, что недосказанность между мной и Русланом висит грузом на душе.

Нет, я не хотела ковыряться в подробностях его романа. Мне хотелось получить ответ лишь на один вопрос – почему? Почему он, встретив другую женщину, заведя длительные отношения с ней, узнав, что она беременна, не пришел ко мне и не сказал правду? Зачем лгал?

– Только вот что я тебе еще скажу. Слышала, что встречаются мужчины, которые, раз изменив, раскаиваются и потом всю свою жизнь только на жену и смотрят. Слышала, да. Но не видела.

– Вы сами себе противоречите! То не виноват, она сама его соблазнила, то изменщик будет и дальше изменят.

– А жизнь такая и есть. Противоречивая, – качает головой санитарка и встает со стула. – Пойду медсестру потороплю, что-то она к вам не торопится.

Остаток вечера для меня пролетает очень быстро. С облегчением выдохнуть я смогла только после полуночи, забравшись под одеяло. И хотя день подарил массу нервотрепки, засыпаю я почти сразу, провалившись в темноту, которая только и рада новому гостю.

Видимо, Сашин организм нуждался в отдыхе, потому что он проспал до самого утра, ни разу за ночь не потребовав кормления. Зато в половину шестого поднял такой ор, что я, подорвавшись, едва не свалилась с непривычно узкой кровати.

Покормив малыша, пишу Руслану с вопросом, во сколько он приедет. Знаю, что раньше семи его в стационар не пустят, но все равно проверяю мессенджер каждые пять минут. И только после отправки сообщения вижу, что Ветров трижды писал мне после своего бегства, спрашивал, как мы с Сашей.

Сашка капризничает и отказывается слезать с рук, поэтому мне приходится ходить с ним по палате, чтобы дать остальным пациентам еще немного поспать.

Ровно в семь галочки на моем сообщении Руслану из серых превращаются в голубые. Ответное сообщение приходит через несколько минут, когда я уже срываюсь набирать его номер, боясь повторения вчерашнего.

«Как Саша? Приеду в девять».

«Температуру сбили, но кашель остался. Ждем утренний обход врача».

Он читает и не отвечает. Полагая, что как раз выезжает из дома, убираю телефон и принимаюсь за завтрак, который мне приносят в палату, как и было обещано.

В восемь сорок пять ко мне заходит вчерашний дежурный врач. Он уже переоделся в обычную одежду, но на плечи накинут халат.

– Кладите малыша на пеленальный стол, осмотрю перед вашим отъездом. Не знаю, что в голове у отца, но вы выглядете адекватной, поэтому постарайтесь обеспечить ребенку хороший уход.

– Погодите. Вам лучше дождаться отца Саши, это он с ним будет лежать, а я уезжаю, торопливо откликаюсь я.

– Та-а-ак. Он вам не сказал?

– Что именно?

– Отец Саши позвонил полчаса назад и попросил подготовить документы на отказ от лечения. Сказал, что за малышом будет ухаживать медсестра. В домашних условиях.

15

Сначала я не верю услышанному. Несколько мучительно долгих минут смотрю на врача в гробовой тишине и пытаюсь мысленно повторить сказанное им, переворачивая слова так и эдак.

Не помогает. Смысл не меняется.

Руслан отказался от госпитализации для Саши.

Какого черта?

– Вы же понимаете, что это… – запинаюсь, пытаясь подобрать нужное слово.

– Идиотизм? – приходит мне на помощь доктор. Отводит от меня взгляд и начинает осматривать Сашку, который спокойно лежит на пеленальном столике, перебирая в пальчиках край тонкой пеленки. Пару минут мы оба молчим, а потом заговариваем одновременно:

– Возможно, Руслан не понимает…

– Я не одобряю это решение, но сделать ничего не могу.

Захлопываю рот и смотрю на врача, позволяя ему продолжить. Он прослушивает малышу легкие, снимает стетоскоп и добавляет:

– Родители имеют право подписать отказ, если считают себя умнее врачей. Я заставить вашего мужа изменить решение не могу. Вы же можете попробовать.

– Но… Если вы не помните, мы разводимся. Это его ребенок. Исключительно его.

– Я понимаю. Но малышу нужно постоянное наблюдение, хотя бы еще несколько дней. Медсестрам из частных клиник я не особо доверяю, уж простите, – поджимает он губы. Немного сомневается, но все же заканчивает свою мысль: – Был печальный опыт.

Я вздрагиваю. В сознании вступают в схватку за главенство две мысли.

Это не мое дело. Болезнь Саши меня не касается.

Руслан творит непонятно что, нужно его остановить.

– А вы совсем не можете повлиять на ситуацию? Может, с недоношенными детьми есть какая-то иная процедура? – неуверенно произношу, глядя на ребенка.

– Недоношенность в его случае – понятие слишком громкое. Всего неделя раньше срока, высокая оценка по Апгару, крепенький, рослый.

– А кашель? Может, скажете, что у него проблема с легкими?

– Ксения, это обычная простуда, подцепленная от патронажной медсестры. Если бы малыш не был только после выписки из роддома, то я бы не переживал. Даже сейчас, – чуть улыбается врач, ловко справляясь с липучкой на подгузнике и передавая Сашку мне, – я больше подстраховываюсь, потому что в моей практике были разные случаи. Убедите мужа оставить малыша хотя бы на пару дней.

– Я не могу, – хмурюсь. – Он явно не хочет лежать здесь, а я отказалась. Это для меня слишком тяжело.

– Я понимаю ваши чувства. Но станет ли вам легче, если я ошибся в прогнозах и малышу после выписки отсюда станет хуже? – изогнув бровь, спрашивает доктор. Я молчу. Он хмыкает: – Вопрос риторический, можете не отвечать. Моя смена окончена, но я чуть задержусь, подожду нашего отчаянного папашу. Думаю, у вас есть время подумать?

Смотрю на часы, которые показывают восемь пятьдесят пять. Качаю головой:

– Руслан обещал приехать в девять.

– Что ж, – морщится мой собеседник, – я хотя бы попытался.