Ребёнок от босса. Научи меня любить

– А до магазина я что, с голыми ногами поеду? – начинаю злиться. – На дворе осень. Как ты себе это представляешь?

– Мы на машине поедем, так что нормально представляю. Я подгоню прямо ко входу, заскочишь и поедем. А в салоне тепло. Замёрзнуть не успеешь. Это лучше, чем ходить в том что давит.

– Глеб, нет. Я не стану колготки снимать…

– Снимай, Инна! – говорит таким тоном, что мне начинает казаться, он сейчас сам подойдёт и их с меня стянет. – Я не смогу нормально машину вести, я тебе серьёзно говорю. Всё время буду думать о чёртовых колготках, и красной полоске на твоём животе!

* * *

Поверить не могу, что я это сделала… Сидя на переднем сидении, смотрю на свои голые колени, выглядывающие из под подола юбки. Хорошо хоть она длинная и сапоги у меня высокие. От голых ног остаётся только небольшой кусочек. Но мне всё равно не по себе.

Хотя, признаться честно, теперь, когда на живот ничего не давит, чувствую я себя действительно гораздо лучше.

– Может, ты хотя бы намекнёшь, куда мы поедем после магазина? – задаю вопрос, чтобы хоть как-то разбавить молчание, которое продолжается с тех пор, как я под присмотром Воронцова сняла с себя чёртовы колготки. Всё же в одном босс был прав, он ни черта не порядочный мужчина.

Повернув голову, смотрю на хмурое лицо своего шефа. Настроение у него испортилось тоже после того, как я при нём сняла капронки. Хотя, он сам буквально заставил меня это сделать. Клянусь, порой я не понимаю, что творится в голове у этого мужчины…

Мелькает мысль о той женщине, к которой он ездил ночью. Ведь он же ездил к женщине. Я не могу быть уверена в этом на сто процентов, но почему-то подозрения в том, что у Глеба кто-то есть всё сильнее во мне крепчают. Особенно когда я снова начинаю думать о том, почему он так поздно вернулся вчера домой. Что бы кто ни говорил, но деловые переговоры в два часа ночи не проводят!

Да и вообще, он полгода назад с женой развёлся. Ну не может мужчина столько времени обходиться без… естественных нужд. Он молодой, здоровый, привлекательный… Наверняка у него кто-то есть. Хотя бы для физиологии. Вот к этой “кому-то” он ночью и ездил…

Интересно, а она в курсе, что он смотрит на другую, когда та колготки снимает?! Да и вообще, о том, что у него в доме живёт другая женщина? Или у них не настолько серьёзные взаимоотношения, чтобы её это волновало?

– Ты во мне сейчас дырку просверлишь, – низкий голос заставляет меня вынырнуть из размышлений.

– Ты на мой вопрос не ответил, вот я и смотрю, – быстро отвожу взгляд, потому что из-за того, что Воронцов заметил, как я его рассматриваю, мне становится не по себе.

– И не отвечу.

– Почему?

– Потому что всему своё время, – включает поворотник и перестраивается в левый ряд. – Кстати, на субботу тоже ничего не планируй.

– Снова повезёшь меня туда, неизвестно куда?

– Известно куда. В субботу у моей матери день рождения.

Моментально напрягаюсь от упоминания мамы босса.

– Глеб, а… мне обязательно ехать?

– А ты сама как думаешь, Инна? – отвечает несколько раздражённо.

– Я думаю, что нужно сказать твоей маме правду, – выдавливаю, начиная нервничать.

– Она и так знает правду, – хмурится ещё сильнее и даже головы на меня не поворачивает. Зато я прекрасно вижу, как белеют костяшки пальцев на его руках, которые он стискивает на руле. – Ты ждёшь от меня детей. Это правда.

– Да, но не вся! – всплёскиваю руками. – Глеб я не могу ей врать о нас, понимаешь?

От мысли, что при встрече нам с боссом снова придётся изображать пару и притворяться, мне становится не по себе. И вообще, я просто напросто не умею этого делать. В итоге я всё время нервничаю из-за того, что выгляжу не убедительно. Каждый раз, как мама шефа на меня смотрит, мне кажется, что она вот-вот поймёт, что я лгу.

– Ольга Андреевна прекрасная женщина, – выдавливаю, чувствуя, что от этого разговора начинаю волноваться настолько, что у меня ладони потеют. – Она ко мне хорошо относится, и мне стыдно, что я вынуждена её обманывать…

Рвано выдыхаю, когда неожиданно Воронцов слишком резко ударяет по тормозам и останавливается напротив большого торгового комплекса.

Упираюсь рукой в бардачок, чтобы не съехать по сидению и вздрагиваю от неожиданности, когда его ладонь вдруг тянется к моим ногам.

– Что ты делаешь? – опускаю взгляд на его руку.

Пальцы едва задевают бедро, а потом босс нажимает на замок ремня безопасности и убирает его в сторону.

– Я тебя отстёгиваю, Инна, – отвечает раздражённо.

Боже, Александрова, ты от любого его прикосновения теперь дёргаться будешь?

– Тебе бы тоже не помешало надевать ремень за рулём, – выхожу из машины вслед за Воронцовым и быстрым шагом следую за ним к дверям комплекса. – Ездить не пристёгнутым не безопасно.

– Зачем? – бросает безразлично, снова не смотря на меня.

И да, это бесит. Просто неимоверно бесит, что он так себя ведёт. Холодно, отстранённо. Уж лучше пусть злится, ругается, даже кричит. Или снова ставит меня в неловкое положение своими провокационными разговорами. Но только не это безразличие. Когда Глеб становится таким, мне кажется, что он от меня зачем-то закрывается. Как будто специально делает всё, чтобы выстроить между нами стену.

– Что значит зачем? – злюсь. – А что мы будем делать, если с тобой вдруг что-то случится?

– Кто “мы”, Инна?

– “Мы”, Глеб – это я и дети. Что мы будем делать… без тебя?

Двери торгового комплекса разъезжаются, и я забегаю внутрь вслед за быстро шагающим Воронцовым, который даже не думает сбавлять шаг.

– Об этом можешь не переживать, – останавливается напротив эскалатора и, развернувшись ко мне лицом, криво ухмыляется. – Если вдруг меня не станет, ни ты, ни дети нуждаться ни в чём не будете. Я позабочусь.

Ощущение такое, как будто он мне этими словами пощёчину влепил – больно, неприятно, до невыносимости обидно и почему-то хочется разреветься.

А ещё размахнуться и влепить Воронцову пощёчину от всей души. Особенно, когда он вот так смотрит. Холодно, цинично. Так, как смотрел на меня раньше. Когда между нами не было ничего кроме отношений босс и подчинённая.

Хотя, чего ты хотела, Инна? Ты и так для этого мужчины никто. Так, просто инкубатор, который ему детей вынашивает. Думаешь, он о тебе заботился, когда в свою квартиру переселял? Или сейчас, когда за вещами новыми повёз. Он о детях переживает и только. Волнуется, что им некомфортно от того, что мама в тесной одежде.