Ребенок от отца моего мужа
Шрифт:
Меня отвозят в участок. Таскают по кабинетам. Задают одни и те же вопросы. Я рассказываю все как было, юлить не намерена.
Но, оказывается, нарушил правила все же водитель. Я переходила на зеленый свет, а он не затормозил вовремя. Так мне объяснил полицейский. Но все же если бы я была внимательней и посмотрела на дорогу, ничего бы этого не произошло. Вина моя колоссальная. Из-за меня парень в больнице, и неизвестно, что с ним сейчас творится. Выживет ли? Есть ли серьезные повреждения? А если у него нет страховки? Мысли лезут разные, одна чернее другой.
Когда через пару часов, меня выпускают
— Простите, тут парня недавно привезли авария на дороге. Молодого… я к нему хочу… как он… — жалобно смотрю на пожилую женщину. По щекам катятся слезы, руки дрожат.
— Да, привезли.
— Как он? Что с ним? К нему можно? — засыпаю вопросами, внутреннее сжимаюсь. Только бы не услышать фатальное.
— На операции.
— Можно мне туда. Подождать. Я хочу поговорить с врачом, может, нужна моя помощь!
— Это кто? — к женщине подходит мужчина в светло-голубом халате.
— К Марку Беляеву невеста пришла. Переживает.
— Я не…
— Как вас зовут? Пройдемте, — мужчина улыбается. — Не переживайте так. На вас лица нет, — ведет меня по коридору больницы. — У меня жена в прошлом году в аварию попала, понимаю вас… Сейчас Йохана вам успокоительного даст.
— Что с ним? — говорить, что я никакая ни невеста, а виновница всего произошедшего язык не поворачивается. Мне надо узнать, что с ним. А если я скажу правду, меня к нему на пушечный выстрел не подпустят. А когда он придет в себя, я удостоверюсь, что все хорошо. Тогда и можно признаться.
Марк Беляев, русский, что ли? Вдруг он один в чужой стране и ему понадобится помощь? Нет признаваться сейчас не лучшее время. А если у него есть девушка? Вот если появится, я ей все объясню. А пока сделаю все, чтобы он не остался один.
Ко мне относятся слишком хорошо. Я этого не заслуживаю. Чувство вины разрастается с еще большей силой. Врачи, медсестры, все такие вежливые.
— У него сломаны две ноги. Сложные переломы. Внутреннее кровотечение. Когда операция закончится, вам подробнее расскажут, — говорит медсестра. — Вы родным его уже позвонили?
Зависаю. Не знаю, что ответить.
— А его вещи? Мы не так давно знакомы… — вру, и чувство вины еще сильнее прижимает меня к земле.
Мне приносят его куртку. Разодранные в крови штаны. Спортивную сумку. Телефона нет. Скорее всего, разбился. В сумке лежит спортивная форма, с логотипом довольно известного футбольного клуба. Он что футболист? Переломы ног… В глазах мутнеет.
Операция заканчивается. Смотрю в глаза врача, и чувствам приговоренной к расстрелу.
— Жить будет, — заключает невесело.
— Но? — внутри все покрывается льдом.
— Бегать уже вряд ли… — врач разводит руками.
— Марк не сможет ходить? — за время ожидания, я мысленно уже свыклась с этим именем. Называю его про себя, говорю с ним, прошу, чтобы выжил.
— Сможет… реабилитация длительная нужна. Все от него будет зависеть. Но полностью восстановить двигательные функции не выйдет. Слишком сильные повреждения.
Он же футболист! Все же оседаю на пол. Что ж я за ходячая беда такая. Сына не уберегла, парню жизнь искалечила…
— Через несколько часов смогу вас провести к нему, — говорит врач.
Он смотрит на меня с сочувствием, как и все в этой больнице. Не заслуживаю я подобного обращения.И все же я буду рядом. Посмотрю Марку в глаза. Пусть скажет про меня все, что думает. Увы, никак мне не искупить вину перед ним. Чтобы я не сделала, все равно это будет ничтожно мало.
Глава 23
Я стою и смотрю на забинтованного Марка. Лицо в ссадинах. Трубки, провода, непонятные приборы. Он темненький. Симпатичный даже вот такой едва живой. Бледный. Мне так его жалко. Хочется помочь. Но я не решаюсь сделать и шага. Он спит. Вытираю бесполезные слезы. Они ничего не могут изменить. Но все равно непрерывно катятся из глаз.
— Когда он очнется, — спрашиваю у медсестры, покинув палату.
— Думаю, скоро. Он не в коме. Но пробуждение может быть очень болезненным. Вы должны быть готовы. Ему сейчас, как никогда нужна ваша поддержка.
Вздыхаю. Моя… Вряд ли… Он меня знать не знает. А когда узнаем, точно видеть не захочет. Возненавидит. И это справедливо.
Иду с медсестрой по коридору, расспрашиваю ее, что может понадобиться Марку в первую очередь. А сама размышляю, как быть. Ведь у него есть родственники надо им сообщить. Ему нужны вещи, а я не знаю, где он живет. Мдааа… легенда с невестой трещит по швам. И признаться не могу, выгонят.
К нам подходит еще одна медсестра.
— Там в приемной к нашему больному целая толпа пробивается. Кричат, скандалят, требуют пропустить, — изрекает.
— О, его друзья! Это вы им сообщили? — Йохана всплеснула руками.
— Нет…никому не сообщала… — бормочу растерянно.
— Пойдемте скорее, а то боюсь, они нам всю больницу разнесут. А вы их успокоите, — тащит меня за руку, игнорируя мои слабые попытки сопротивления.
Мы спускаемся вниз, вижу человек пятнадцать парней спортивного телосложения. Хочется сбежать. Некуда. Вот сейчас мой обман и раскроют. Как же неловко, стыдно, неправильно.
— Вы к Беляеву? — спрашивает Йохана.
— Что с моим другом? Нас долго будут мариновать тут? — выступает вперед рыженький, огромного вида парень. — Если бы не мой дядя, мы бы до сих пор были в неведении!
— Посещение пока разрешено только самым близким. В виде исключения. Через день два вы сможете навестить друга. Если осложнений не будет.
— Так мы и есть самые близкие! Мы команда! Семья!
— Вот его невеста, она вам все объяснит, — Йохана подталкивает меня вперед.
Парни все как один уставились на меня. Почему нельзя провалиться сквозь землю?
— Невеста? У Марка? — рыжий рассматривает меня, склонив голову набок. — Пошли… переговорим.
Не успеваю ничего ответить, как хватает меня за руку и вытаскивает на улицу. Отходим немного в сторону.
— Зовут как? — взгляд серьезный, изучающий.
— Илона… — мой голос напоминает писк.
— Хм… красивая…понимаю братана. Вы ведь недавно вместе?
— Совсем недавно… — нет, чтобы признаться, я закапываю себя еще глубже.
— Я-то думаю, что Марк последнее время нелюдимый такой. На вечеринки с нами не ходит. А вон, оказывается, в чем дело, точнее… в ком, — он явно расслабился. Улыбается.