Ребенок от отца моего мужа

— Это он уговорил тебя сбежать? Солгать мне про аборт? — падаю со стула, с грохотом лечу на пол. Словесный удар такой силы, что пол под ногами разверзается.

— Влад… — и все, больше ни одного слова не могу сказать. Слезы градом по щекам, рыдания душат, а боль лишь усиливается. Он воскресил все, те страдания, та утрата, с которой я так и не смирилась, но научилась жить, сейчас разрывает меня. Заставляет переживать все снова и снова.

Он садится на пол, притягивает меня к себе, кладет голову к себе на колени, гладит, убаюкивает как маленькую.

— Тише, тише, успокойся.

— Откуда ты знаешь? — после долгих рыданий, все же удается задать вопрос.

— Марк рассказал. Прости, что напугал тебя тогда. Ревность меня ослепила и… — в голосе отчаяние.

А меня после истерики, накрывает злобой. Моя боль трансформируется и ищет выхода.

— Ревность, Влад? — перебиваю, не даю договорить. — Ты был женат! Скрывал это от меня! Потом поверил гадким фотографиям, начал угрожать! Я боялась за нашего сына, переживала, что отберешь. И да, у нас уже тогда не было будущего! Но я могла родить спокойно, не в бегах! Ты погряз во лжи и утянул меня за собой, — отталкиваю его от себя.

— Все несколько иначе, Илона, — смотрит на меня взглядом побитой собаки. Впервые за все время, что его знаю, вижу его таким. Он будто потерян, так же как и я. Только мы блуждаем на разных полюсах. Мы никогда не пересечемся. Больше нет.

— Иначе? Мы потеряли сына. Он умер. Родился. Издал первый крик и его не стало! Что иначе, Влад?! У тебя есть сын, жена, жизнь! А мой кроха… его нет, у меня ничего нет. Есть твой старший сын, которого надо поставить на ноги. Все мое существование подчинено этим пресловутым «надо» и больше нет ни одного «хочу». Так что не рассказывай мне, что все будет хорошо. Не стоит. Если поможешь выбраться, буду благодарна. Вылечи Марка. И я исчезну. Не буду мозолить тебе глаза, — слова льются из меня непрерывным потоком. И высказавшись, ощущаю себя иссохшим растением, без капли влаги.

— Выслушай меня, мась! — поднимается, идет ко мне.

— Нам не о чем больше говорить, — не смотрю на него, барабаню в дверь. — Отведите меня в камеру! Пожалуйста! — еще немного и сорвусь. Вернусь к нему, и больше не смогу уйти.

Дверь открывается. Пулей вылетаю. Влад, что-то кричит вслед. Не слышу. Не могу. Слишком много боли и в ней задыхается моя безответная любовь.

Глава 50

Она убегает от меня как от нечистой силы. Устало опускаюсь на пол. Закрываю лицо руками. Маленькая, хрупкая, в этой сырой камере… Надо договориться про лучшие условия. И в кратчайшие сроки вытащить ее.

Права… мася… я собственными руками растоптал наше счастье… наши судьбы… Какого спрашивается, живу до сих пор с женщиной, от которой меня воротит? Сын? Полная семья? Так у нас никогда не было семьи…

После того как потерял масю, Светка была беременна… снова терпел… потом растворился в сыне и своей боли… А жена… стала раздражающим и неизменным фактором… привычка. Вот из-за этих привычек, и рушатся жизни. Когда несколько решительных шагов отделяют тебя от счастья. Я могу сколько угодно разбирать свою жизнь по фрагментам, анализировать и признавать ошибки. Только толку нет. Прошлое не исправить. Из него можно только вынести уроки. Печальные. Болезненные, но такие необходимые. В моем случае могу лишь попытаться наладить жизни близких. Пусть Илона будет счастлива… даже не со мной… Я недостоин ее. Моя жизнь ушла… прошла в хаосе, войнах, заблуждениях и лжи. Но пока есть силы, у меня есть за что бороться, за лучшую жизнь для тех, кого люблю.

Пусть ненавидит меня, пусть злится, но только улыбается. Все сделаю, чтобы чернота ее больше не коснулась. Марк, сынок, ты будешь ходить… Обязательно!

Выползаю из комнаты, на негнущихся ногах ползу к Сереге. А ощущение, что иду по острым как бритва осколкам собственной разрушенной судьбы.

Выбить лучшую камеру для Илоны получилось, только после моей откровенной исповеди. Столько лет все держал в себе, а тут прорвало. Выложил все, как на духу. Закончили мы в каком-то баре. Даже не помню, как там оказались, а я все говорил и говорил. Это как в купе со случайным попутчиком, вдруг рассказываешь то, в чем родным людям не признаешься. Серега слушал не перебивая. Изредка, что-то записывал в потрепанный блокнотик.

— Я позабочусь о ней. Обмозгую, что можно сделать. Много ты тем мне подкинул… есть куда копать… — протянул задумчиво.

— Так поделись мыслями?

— Неее, дай время, пусть в башке все уляжется…

Дома на меня набросились с расспросами Светка и Марк. Промямлил что-то невразумительное, и под отборную ругань сына поплелся к себе в спальню. Мне необходимо отключиться хоть на пару часов. Засыпал с ощущением, что все сдвинулось с мертвой точки. Ни капли не жалею о своих душевных излияниях. Наверное, впервые за долгие годы я был настолько откровенен и с собой, и с собеседником. И тут же гадкий червячок шепчет изнутри: «Если бы ты в свое время был откровенен с ней, она бы не сбежала. Ваш сын был бы жив». Не знаю можно ли ненавидеть и презирать кого-то сильнее, чем сейчас я себя.

Утром разбудил звонок мобильника. Глаза затуманены, даже не могу прочитать имя абонента.

— Добрый день, Владислав Андреевич, — голос с сильным акцентом.

— Здравствуйте, — бормочу, мозг все еще отказывается включаться.

— Это Девид Зеробски, мы с вами договаривались о лечении вашего сына, — неловкая пауза. Собеседник четко уловил, что я пока не в кондиции.

— Да-да помню. Что у вас, Девид?

— Основываясь на анализах и снимках, которые вы мне выслали. Я дополнительно собрал консилиум, и мы с моими коллегами сходимся во мнении, что оперативное вмешательство просто необходимо. И счет у нас идет на дни. Иначе последствия будут необратимы. Вплоть до того, что ваш сын снова сядет в кресло.

— Я вас понял, — сон как рукой сняло.

— Марка ждать в ближайшее время?

— Несомненно.

Откручиваю минералку, делаю несколько жадных глотков. Все планы под откос. Я хотел выехать с ними вместе. Уже были заказаны билеты. А теперь Марк, конечно, может поехать один. Илону я не оставлю. Но согласится ли сын на такое?

Как и ожидал — ответ отрицательный. Ему плевать на свое здоровье. Он намерен сидеть в городе, даже если понимает, что ничем по факту помочь не может. Убеждать бесполезно. У меня сын упертый. Значит, вариант один, как можно быстрее разгрести дела текущие.

Одеваюсь. Запрыгиваю в машину. Гоню к себе на работу. Первым делом хочу допросить товарища. Чуйка подсказывает, он приведет к разгадке. Анализирую его поведение за эти годы. Егор отдалился. Раньше мы могли вечером пропустить стаканчик другой, просто в кабинет зайти, без причины, так перекинуться парой слов. Сейчас же нас связывали только рабочие моменты и «привет пока».

В конторе его не оказалось. Телефон вырубил. Никого о своем отсутствии не предупредил. Пахнет, нет, я бы даже сказал, воняет чем-то нездоровым. Зная маниакальную пунктуальность Егора… без причины он бы так не поступил. Сажусь в тачку, гоню к нему на хату. За дверью тишина. Барабаню со всей дури. Ору.

— Чего шумишь, сынок? — из соседней квартиры выглядывает сморщенная, сухонькая старушка.

— Ваш сосед… где он?

— А мне почем знать, — кряхтит.

— Давно его видели?

— Вчера… кажись, с утра на работу шел… а вечерком к нему друг заглянул. Шумели страшно. Так, небось дрыхнет Егорка без задних ног. А ты угомонись, милок.

Не спит он, все внутри вопит. Уверен, чуйка не обманывает. Набираю Серегу. Без лишних вопросов бросил:

— Еду…

Он пригнал быстро, формальности уладил, открыл квартиру. Я ничего еще не увидел, а запах смерти в ноздри забивается. Ни с чем и никогда его не спутать. После войны под кожу въелся, с нутром сросся.