Ребус. Рассшифровка
Шрифт:
– …Ну, а тебе он нравится? Не молчи,- подтолкнула локтем Алена.- Укутаешься в плед под торшером и до трех ночи с ним улыбаешься.
– Угу, чуть отвлекся, и на горизонте пусто.
– Конечно, Зощенко не прост.
– Я чего-то про плед недопонял. Это каким же образом на транспорте, да под пледом…
– О господи! Зачем же в транспорте?!
– А на улице под пледом лучше, что ли?
– Отчего же на улице?
Вот так за сокровенным разговором они и подошли к театру, где купили билеты с рук на шесть рублей Алены. Перед этим, переходя через Аничков мост, она увидела его профиль
– …Я отдам,- жалостливо настоял Голубев.
Алена сжала его кисть руки, приблизила лицо и улыбнулась так, как могут только они, настоящие Алены, улыбаться.
СТОП-КАДР!!!
Поверх ее гладко зачесанных волос Голубев углядел юркое движение плеча, на которое был накинут легкий короткий плащ. «Есть контакт» - рубануло по инстинктам. Он не мог узнать, кто это. Процессор перебрал пару сотен воров, помноженных на десятки индивидуальных видимых и неразличимых примет. «Он! Точно он!„Гастроль"!» - выдал процессор.
Между тем плащик перешел с плеча на руку.
«Вот она, черемуха!» - Господь цокнул языком, и мир стал цветной и четырехмерный. (Между прочим, математики считают, что теоретически сие возможно.) Витя сжал плечи Алены налившимися сталью пальцами и развернул ее к себе. Она внутренне ахнула и чуть потянулась к нему лицом. Алена ждала поцелуя, но перед тем, как закрыть глаза, вдруг услышала команду:
– За мной парня в рубашке видишь? Aленa нехотя очухалась:
– Да.
– Медленно говори, что он делает.
– Пробирается со всеми в театр.
– Раздели его действия на движения и говори о плечах. Когда он станет чуть меньше ростом, скажи.
– Плечи, как плечи… чуть замер… чуть ерзает, что ли… во, чуть присел.
– Впереди него дама?– Да.
– Как одета? ,
– Празднично.
– Запомни. Подойдешь - спросишь, пропало что?Она - ой! Ты - давайте постоим, мой муж поймал грабителя.
– А если…
– Делаем!
– О, господи, он возвращается.
Голубев медленно повернулся и, не глядя в гпаза, рассмотрел соперника. Карманник сжато и дергано, гадко и настырно улыбаясь, резал против течения. Голубев увернулся повторно и успел вынырнуть из театра раньше него. После чего вынул коробку спичек, приоткрыл ее и сделал вид, что собирается прикуривать.
Наглые глаза карманника засветились за стеклом парадной двери. Он быстро окинул взглядом «поляну» и наконец высунул нос. Тогда Голубев поджег весь коробок и швырнул «петарду» ему в харю. Точечно, но легко обожженное лицо вора откинулось обратно. Витя влетел вслед за ним и резко ткнул носком сандаля в голень. Жулик надсадно зашипел, растирая ушиб, и тут Голубев ударил ему в живот ногой. У парня перехватило дыхание, и он шлепнулся на мраморный пол.
Народ кругом похолодел. А у Вити только начала густеть кровь.
Ручищами-клещами,- такими сталевары переворачивают дышащие жаром болванки,- Голубев прижал воровское горло к стене.
– Не шали - кадык вырву!
– Начальник, откуда такие манеры?
– Медленно отдай кошель моей сестры!
– Без мусоров договоримся?
– Разумеется.
Сам чалился.– Возьми - извини - погорячился.
Витя положил бисерный кошелек себе в карман. Перехватил руку, больно вывернул ее и легко поднял тело карманника на ноги.
– Идем тихонько, обувь в прихожей раздеваем.
– Ты же обещал.
– Что?
– Без ребят в кокардах.
– А где ты их видишь?
– Что-то я не пойму.
– Не суетись, вокруг дамы и дети.
Голубев нагло провел его мимо билетерш, по пути услыхал охи возмущения и тому подобное, нашел Алену с потерпевшей, успел опрокинуться с вором на стенд, посвященный ведущему драматургу, полаяться со знакомыми обкраденной, оскорбил администратора. Он рвался к результату, а уверенность в его фразах была такая, что кипевшее непонимание уважительно уступало ему дорогу…
Через час все необходимые находились в дежурной части. Через четыре - все бумаги оформили. Через пять - Алена и Голубев вышли из РУВД. Через пять с половиной - Витя извинился за «театр». Через двое суток он сделал ей предложение. Через месяц - Алена сменила фамилию Морозова на Голубеву…
– …О чем задумался, Саша?
Пока Виктор Ильич хлопотал у плиты, Нестеров незаметно для себя ушел в легкий астрал, вновь переживая и пережевывая невольно подслушанные откровения собственной жены.
– Да так. Обо всем, а вроде как и ни о чем.
– Некомфортно служить стало? Усталость плечи гнет?
– Ну, служить-то как раз более-менее нормально, это дело привычное. Жить некомфортно.
– Понятно, артиллерийский расчет не вел стрельбу по десяти причинам. Во-первых, не было снарядов…
– Что-то вроде того.
– Ты, давай, коньячок-то разливай. Это мне ребята из уголовного розыска на пятое октября презентовали.
– Ого! «Курвуазье»! Растет благосостояние российских оперов.
– Да брось ты. Наверняка, экспроприировали на обыске или еще где. Кстати, ты знаешь, что этот коньяк мсье Курвуазье поставлял к столу самого Наполеона Брнапарта? А впоследствии именно он, Эмануэль Курвуазье, готовил корабль для бегства императора после поражения при Ватерлоо. Так что дядька был во всех отношениях легендарный.
– А я почему-то думал, что Эмануэль это женское имя.
– И я даже знаю почему. Небось, в конце восьмидесятых тоже видеоконфискат у кооператоров изымали?– засмеялся Голубев.
– Был такой грех.
– Э-эх, а хороша была канашка!
– Какая?
– Да Сильвия Кристель. Знойная женщина - мечта поэта!… Правда, по сравнению с моей Аленушкой, малехо худосочна. Но то, как говорится, дело вкуса,- резонно рассудил Виктор Ильич и, продолжая стругать салатик, вполголоса затянул:
Сыпари банкуют на майдане,
Толковище началось с утра.
Что ж теперь, ребята, будем делать -
Замочили нашего бугра.
Тает жизнь, как тает в пиве пена,
Так спешите выпить в ее честь.
Если отлабают под Шопена -
Поздно будет думать, кто ты есть.
Аджа-джа-джа, атас цинкует,
вор мышкует - брысь канашки!
Алямс-трафуля, падай в лопухи!
Я не забуду, гадом буду,
вас, родные маркоташки,
Но мне пора тырбанить лантухи…