Рецензии на произведения Марины Цветаевой

После этого положительно отдыхаешь на первом из стихотворений Одоевцевой: [280] здесь, хотя в малом, есть и равновесие и проясненность, а потому — это уже искусство. О стихах Туринцева лучше умолчать. [281]

Повесть Крачковского «Желтые, синие, красные ночи» волнует и оставляет в недоумении. Как отнестись к этому мятущемуся потоку раскрепощенных атомов душевного мира, к этому непрерывному смещению угла зрения, к нарушению всех пропорций, искривлению всех линий? Нет остова в этой повести. И все держится лишь непрерывным напряжением подстилающей ее эмоции. Это не художественное создание, а эксперимент — талантливый и интересный, но опасный и вряд ли плодотворный.

280

Речь идет о стихотворении И. Одоевцевой «Встать в тишине. Открыть окно…»

281

Туринцев Александр Александрович (1896–1984) — поэт, критик, позднее протоиерей. Жил в Праге, в 1930-е гг. переехал в Париж. Речь идет о его стихах: «К колодцу — задыхаясь — пусть!..» и «С недавних пор мне чудится все чаще…».

Отдел статей очень разнообразен по содержанию: о Блоке, о Манесе, о чешской поэзии, о Шевалье, Шарло и Максе Дэрли, о Дмитриевском. [282] Но ни новых материалов, ни нового подхода к материалу в упомянутых статьях не найти.

Ценны замечания Маковского («К теории графики»). Никак не пройти мимо крикливой статьи Цветаевой о кн. Волконском. Автор прекрасной книги «Родина» уподобляется здесь и Лукрецию, и Гете и даже — «Богу первых дней», и это — с выкрикиванием и причитаниями, — на протяжении более чем тридцати страниц. Просто непонятно, откуда это кликушество по поводу такой спокойной и прозрачной книги.

282

В журнале были помещены следующие статьи: «О Блоке» и «Три актера (Морис Шевалье, Шарло, Макс Дэрли)» Е.Зноско-Боровского, «Этапы чешской поэзии XIX и ХХ вв.» Е.Недзельского, «Иосиф Манес» Н.Еленева, «И.А.Дмитриевский и основные течения в сценическом искусстве» А.Кизеветтера.

Н. Светлов Правый активизм в молодой лирике <Отрывки> {73}

Современную русскую поэзию иногда делят на московскую и петроградскую. В то время как первая, возглавляемая группой Леф, [283] является идеологически левой, на три четверти — коммунистической, последняя во главе с Аxматовой и Кузминым до сих пор героически держится против захлестнувшего искусство революционного шторма, сторонясь новаторства, следуя, идеологически и формально, пушкинским традициям.

283

Литературная группа «ЛЕФ» (Левый фронт искусства) возникла в 1922 г. и просуществовала до 1929 г. Во главе ее стоял В.Маяковский, а среди ее членов были С.Третьяков, Н.Асеев, В.Каменский, Б.Пастернак (вышел из объединения в 1927 г.), А.Крученых, П.Незнамов, Н.Чужак, Б.Кушнер, О.Брик, В.Перцов и др. Участники выступали за создание действительного революционного искусства, критиковали пассивное «бытоотображение», психологизм. В ж. «Новый ЛЕФ» они выдвинули теорию «литературного факта», отрицали художественный вымысел. Их теории практически вели к ликвидации искусства как такового.

Московские поэты прежде всего — бунтари.

От пролетарской группы до футуристов — все они, не удовлетворяясь достижениями классической школы, ищут новых способов выражения, ломают метр, категорически порывают со старыми сюжетами или подходят к ним по пути, чуждому шаблону. Удача здесь, конечно, зависит столько же от требований, предъявляемых к себе поэтом, сколько и от его одаренности; все же несомненно, что московские левые «искусствари», по сравнению с петроградцами, значительно шагнули вперед. Это ясно, хотя бы на примере Аxматовой и Маяковского.

В то время как аxматовский интимизм перепевает сам себя и, в условиях нового, рождающегося быта, на три четверти утрачивает свой raison d’кtre, — Маяковский, пользуясь небывалыми в русском искусстве приемами, создает поэзию, которую, правда, принято называть плакатной, как будто плакат не может быть фактом искусства, — но которая, несомненно, заряжена огромной динамикой.

У «правых», у групп, объявивших войну коммунизму, плакатного искусства не было. И это не сила их, а слабость. Об этом догадался еще Колчак, поощрявший различные осведовские издания, [284] не имевшие, к сожалению, за отсутствием талантливых людей, никакого успеха.

284

Колчак Александр Васильевич (1874–1920) — один из руководителей российской контрреволюции, адмирал (1917). В 1919 г. колчаковцы создали в Сибири и на Дальнем Востоке несколько белогвардейских издательств (в частности, и «осведомительных агентств»), которые выпускали исключительно черносотенную и антисоветскую литературу. По мере продвижения Красной Армии на восток с осени 1919 г. сфера деятельности этих издательств была сокращена.

Встать на трибуну, говорить с массами правое искусство не могло не столько в силу своей «классичности», сколько в силу неблагоприятно слагавшихся социально-политическиx условий: для него долго не было соответствующей почвы.

Коммунисты же — всеми возможными в голодающей стране средствами — поощряли развитие левого искусства. Это делали они не потому, конечно, что «краса и гордость русской литературы» к ним не идет: просто со свойственной им практической сметкой они оценили динамическое действие левого искусства на массы.

Ведь надо же помнить, что В.Маяковский не есть футурист, как нечто невменяемое, уродец, говорящий на зауми, что это только — для теx, кто до сих пор не выучился читать его стихов, — что его гениальные поэмы, читаемые с эстрады, заставляют слушателей загораться революционным пафосом, что, наконец, марш С.Третьякова на смерть Воровского, [285] написанный для коллективного (совершенно новое в русском искусстве) чтения, — есть искусство, организующее идущую массу.

285

Стихотворение С. Третьякова «Траурный марш».

Левое искусство — на служебной, утилитарной — организующей плоскости, мы же все еще пробавляемся «чистым искусством» (в кавычках, в кавычках!), забывая, что традиции, даже самые лучшие, важны лишь как исходный пункт для дальнейших индивидуальных достижений мастера.

Оттого мы, правые, так и бедны действенным искусством, оттого-то так безнадежно скучны, так лишены динамичности гладенькие стишки Бальмонта.

Наши дни не таковы, чтобы культивировать в себе прекраснодушие и эстетизм. Это преимущество победивших, мы же — в борьбе, и все другие культуры, а искусство в особенности, должны перековывать в оружие нападения и защиты.

В этом — цель поэзии идеологически правых групп, и насколько это осуществимо, настолько эти группы — жизненны. Тут, думается, определенна связь. Не печальный ли тон стихов покойного талантливого Маслова [286] предсказал гибель омской государственности?..

Прислушиваясь к голосам поэтов-москвичей, мы слышим один голос, молодой и страстный, резко диссонирующий с общим тоном группы.

Это Марина Цветаева.

Идеологически она подошла бы скорее к петроградцам, будучи лишь более определенной и резкой. Больше этого; если Ахматову Осинский и Коллонтай пытаются еще (коммунистически) оправдать, причисляя — один из историко-литературныx курьезов — к революционным поэтам, или, во всяком случае, к поэтам, отображающим революционный момент, [287] — то Марину Цветаеву эти и бесчисленные другие совкритики называют определенно «белобандиткой». [288] В те дни, когда добровольческое движение на юге России доживало последние дни, когда перед побежденными стал выбор: гибель или эмиграция, в Москве, где, разыскивая «белых», свирепствовала чека, Марина Цветаева писала такие стиxи:

286

Маслов Георгий Владимирович (1895–1920) — поэт.

287

Коллонтай (урожд. Домонтович) Александра Михайловна (1872–1952) — деятель российского и международного революционного движения, советский дипломат.

Осинский Н. (настоящие фамилия и имя: Оболенский Валериан Валерианович, 1887–1938) — советский, партийный и государственный деятель, экономист.

См.: Коллонтай А. Письма к трудящейся молодежи: Письмо 3-е: О «драконе» и «Белой птице» // Молодая гвардия. 1923. № 2. С.162–174; Осинский Н. Побеги и травы // Правда. 1922. № 148.

288

Неясно, что имеется в виду. По-видимому, Светловым просто преувеличивается внимание советской критики к имени Цветаевой.

Во имя расправыКрепись, мой крылатый,Был час переправы,А будет — расплаты.

И далее

Тогда по крутомуЭвксинскому брегу,Был топот побега,А будет — победы. [289]

Самый поверхностный разбор стихов поэтессы (мы имеем — сборники «Версты», «Ремесло» и поэму-сказку «Царь-Девица», за которую петроградская совкритика и назвала Цветаеву «белобандиткой») и самое поверхностное погружение в стихию ее творчества, — указывает на причастность ее к искусству, выработавшему новые способы выражения. Это, сообщая ее стихам небывалую динамичность — небывалую для правого искусства, — делает их особенно ценными.

289

Из стихотворения «Во имя расправы…»

Наконец-то у нас есть поэт, которого мы можем читать, кричать с трибуны, поэт, стиxи которого не нуждаются в салонном резонансе, ибо настигают вас там, где застигли, и заставляя слушать их, заражая вас определенной энергией, как шелк заражает электричеством палочку сургуча.

Вот, например, «Новогодняя песня», [290] написанная в 22-м году, по силе и крепости словесной сковки не уступающая знаменитому «Маршу» Маяковского. Это тоже марш, весь гремящий треxдольник, заставляющий вас двигаться по определенному пути; это тротиловая бомба, спрессовавшая огромный запас энергии.

290

Точное название «Новогодняя».