Речь без повода... или Колонки редактора
Шрифт:
Исключительный художественный талант писателя — неоспорим. Идеи Солженицына, его духовные, нравственные, политические установки вызывают разноречивую критику.
Голос Солженицына звучит на весь мир. А значит, голоса его оппонентов тоже должны быть услышаны. Этому принципу следует наша газета.
Всякое большое явление обрастает суетной и мелочной накипью. Великого человека зачастую окружает невероятно посредственная клика. То и дело раздаются грозные вопли бездумных и угодливых клевретов Солженицына:
— Кто осмелился замахнуться на пророка?! Его
Десятилетиями они молились Ленину. Теперь готовы крушить его монументы, ими самими воздвигнутые.
Мы устроены по-другому. Мы восхищаемся Солженицыным и потому будем критически осмысливать его работы.
Слишком ответственна функция политического реформатора. Слишком дорого нам будущее России!
Больше года выходит наша газета. Больше года я слышу:
— И чего вы смеетесь? Над чем потешаетесь? В Афганистане — трагедия. Академик Сахаров томится в Горьком. И вообще, мир на грани катастрофы…
Да, мир на грани катастрофы. И привели его к этой грани угрюмые люди. Угрюмые люди бесчинствуют в Афганистане. Угрюмые люди хватают заложников. И гордость России, академика Сахарова, мучают тоже угрюмые люди.
И потому мы будем смеяться. Над русофобами и антисемитами. Над воинствующими атеистами и религиозными кликушами. Над мягкотелыми голубями и твердолобыми ястребами.
А главное, заметьте, — над собой.
И хочется думать — пока мы способны шутить, мы останемся великим народом. Я говорю как о русских, так и о евреях…
Говорят, в эмиграции происходят бесконечные ссоры. Все согласны, что это — безумие. Все хотят мира и дружбы.
Но одни понимают мир как торжество единственного самого верного учения. А другие — как сосуществование и противоборство множества идей.
«Новый американец», повторяю, является трибуной для их свободного, корректного, доброжелательного выражения.
А теперь я хотел бы раскрыть один маленький секрет. Все, что я сейчас говорил, — опубликовано. И разумеется, в «Новом американце». Все до единого слова.
Мое выступление составлено из 26 цитат. С использованием 18 номеров газеты. Что свидетельствует о нашем, довольно-таки последовательном, отношении к затронутым вопросам…
Спасибо за внимание.
КР Я ЧАСТО СЛЫШУ…
Я часто слышу:
— Ну, хорошо, ты дал высказаться Соловьеву и Шрагину. Опубликовал статьи Ефимова, Федосеева, Бирмана и многих других. А что ты сам думаешь о будущем России? Об исторической роли диссидентства? Каковы твои религиозные, философские и политические убеждения?
Колонка редактора занимает полторы машинописных страницы. И этого вполне достаточно, чтобы высказаться на такие глобальные темы.
Что я и делаю от имени моих друзей, сотрудников нашей газеты.
Мы хотели бы видеть Россию правовым демократическим государством западного типа. Хотя сознаем, что желаемое
будущее и реальное будущее в одинаковой мере непредсказуемы.Настоящее России — трагично. В экономике, промышленности, сельском хозяйстве заметны черты агонии. Идеология скомпрометирована полностью.
Но, увы, тоталитарная система поразительно жизнестойка. Наделена беспримерным инстинктом самосохранения. Такой могучий организм способен агонизировать десятилетиями.
Мы восхищаемся стойкостью инакомыслящих, правозащитников, участников религиозного движения. Ибо величие человеческого духа представляет собой абсолютную ценность. Материальные результаты этой деятельности не поддаются вычислению. Поскольку лежат исключительно в сфере духа.
К сожалению, мы не религиозны. К сожалению — потому что вера облегчает жизнь. Наполняет ее светом истины. Примиряет с тягостной действительностью.
При этом мы вовсе не атеисты. Атеисты убеждены, что Бога нет. Они противостоят тому, что, по их же мнению, не существует. Что может быть нелепее?!
Мы не знаем, есть ли Бог. Мы, повторяю, не верующие и не атеисты.
Таких людей называют агностиками.
В политике нам близки либерально-демократические установки.
В эстетике — широта и многоголосие Ренессанса.
В философии — стихийный гуманизм.
И последнее. Мы считаем альтернативой любви — не вражду. И даже — не равнодушие. А ложь.
Соответственно, альтернативой ненависти — правду.
Мне давно хотелось заявить об этом без повода.
КР ПОНАДОБИЛИСЬ МНЕ…
Понадобились мне новые ключи. Захожу в мастерскую. У прилавка — мужчина лет шестидесяти.
— Я — Кеннет Бауэрс, — представился он и включил станок.
Над его головой я увидел портрет длинноволосого старика.
— Ты его знаешь — кто это? — спросил мистер Бауэрс. — Мой дедушка — Альберт Эйнштейн!
Я выразил изумление.
— Вы — еврей? — говорю.
Надо же было что-то сказать.
— Я — американец, — ответил Кеннет Бауэрс, не прерывая работы. Затем указал на старинную фотографию. Пожилой мужчина в очках склонился над книгой.
— Ты знаешь, кто это? — спросил мистер Бауэрс. — Великий ирландский писатель Джойс… Мой дядя!
— Значит, вы — ирландец? — сказал я.
Надо же было что-то сказать.
— Я — американец, — ответил Кеннет Бауэрс, не прерывая работы, — теперь взгляни сюда.
Он показал мне цветной фотоснимок. Чернокожий боксер облокотился на канаты ринга.
— Узнаешь? Это великий боксер Мохаммед Али. Мой племянник…
Признаться, я несколько оробел. Кеннет Бауэрс выглядел совершенно здоровым. Взгляд его был насмешлив и проницателен.
— Значит, вы — мусульманин? — сказал я.
Надо же было что-то сказать.
— Я — американец, — ответил Кеннет Бауэрс, не прерывая работы.