Редактор

Вот это безразличие и обезличивание травило меня, тихо, исподволь как мышьяк тунца в океане, постепенно оседая в нем делая его из жертвы -убийцей. С изменением сознания изменялось и тело мое, становясь меньше и дряхлее, хотя, наверное, смерть в обычном понимании мне никогда не грозила.

И вот где-то на середине этого тысячелетнего пути, я вдруг осознал, что мне противодействуют, незаметно, почти сливаясь с естественным фоном неудач, но поступательно и постоянно. Много позже я понял, что это было всегда, только по молодости я был настолько сильно увлечен происходящим и окружающим, что не замечал этих, как мне тогда казалось, мелочей, я не огорчался маленьким неудачам.

Время шло, количество постепенно переходило в качество, и статистика – самая точная математическая наука – она эта статистика (особенно статистика потерь) привела меня к мысли о том, что эти смертельные неудачи происходят, как правило, именно с теми людьми, о которых я забочусь либо с теми людьми которые нужны тем людям о которых я забочусь.

И тогда я остановился. Я не двигался несколько месяцев. Я закрылся от всех. Я аппроксимировал все произошедшее со мной. Видимо я сделал это несколько резко и основательно, потому что именно тогда я впервые в своей жизни контактировал вживую с другим Элитом. Это был Инспектор.

Помнится я тогда внешне изображал дауншифтера, в какой то деревне под Пензой, замкнул на себя жизни двух или трех семей (получилось, что то вроде коммуны), они пасли коз (козье молоко в то время действовало на меня очень плодотворно), бычков, выращивали овощи и возможные в этих широтах фрукты, пекли хлеб- в общем, вели крестьянскую жизнь, при этом выделили мне спальню и гостиную в усадьбе. Без необходимости меня не беспокоили, другими словами, я не утруждал себя заботами по хозяйству, но при этом у моих подопечных складывалось впечатление, что я незаменимая часть их колхоза и без меня никак.

Все время я тратил на анализ, прокручивал свои Воплощения как киноленту, ничего нового я конечно не увидел, но теперь я оказывал пристальное внимание окружающей социальной среде, людям и событиям, которые не входили в основную канву этой пьесы.

И постепенно картина начала прояснятся, прокрутив примерно семьсот лет я увидел закономерности, точнее тень закономерностей. Еще не видел я смыслов и умыслов, еще непонятны были мне мотивы, но уже научился без ошибочно видеть будущие жертвы, предвидеть их гибель и страдания.

Конец ознакомительного фрагмента.