Редактор

…. молодой человек, вы прекрасно меня слышите, ваши свидетели утверждают только одно, что мой племянник был на месте происшествия, предположительно видел, что произошло, но ни один из них не утверждал, что он стрелял в потерпевшего, ударил его или кинул в него тяжелый предмет, ибо оружия или искомого предмета на месте происшествия не обнаружено, следов крови потерпевшего на нем нет, и связь между потерпевшим и Андреем не установлена – дядя Ислам (а по голосу это был именно он) выдохнул и продолжил – исходя из вышесказанного нет абсолютно никаких оснований для его задержания, тем более личность его я подтвердил и как только он очнется и даст показания, думаю, вы не будете возражать против его освобождения. Вопрос его нахождения у вас в ИВС, вместо лечебного учреждения, уже вызывает огромные вопросы о законности ваших действий.

– Гражданин, перестаньте трепать мне нервы, – уставший опер отвечал глухим и простуженным голосом, – это не моя прихоть, это процессуальные действия, основаны они на том, что ваш племянник – зачитываю «…глядел выпученными глазами, орал на незнакомом языке и протягивал к потерпевшему руку…» так следует из показаний гражданина Львова Л.Л. 1969 г.р. военного пенсионера.

– Простите, а что орать и выпучивать глаза противозаконно? Возможно, господин полицейский, это какой-то, новый закон, которого я еще не знаю, ознакомьте меня с ним, будьте так любезны. – Дядя Ислам сделал паузу и продолжил – вижу, вы и сами в затруднении, так я вам помогу, нет такого закона, возможно у него пучил живот, или он ногу подвернул, а скорее всего, испугался происходящего.

Чуть помолчав и не встретив возражений, дядя продолжил, – вы видели любезнейший тело вашего пострадавшего, это же что-то! Головы нет совсем! Она мелкими гранулами, ровным слоем, была на стене дома и видимо на этой бедной девушке! Рука вообще оторвана, тело скручено как в стиральной машине после отжима! И вы предполагаете, что это все натворил мой Андрюша, просто выпучив глаза!? Да, не хотел бы я оказаться рядом, когда он ходит в туалет по большому!

– Гражданин, дайте мне его хотя бы опросить! – взмолился опер.

– А я и не возражаю, боже упаси, только вызовите медиков и освободите его!

Я открыл глаза и попытался оглядеться. К моему удивлению хриплым простуженным баритоном обладал черноволосый молодой человек в гражданке, вполне субтильного телосложения. Кроме того выражение его лица представляло собой смесь неуверенности и растерянности, было очевидно, что в такой ситуации он впервые, а из этого угадывалось наличие некоего старшего товарища, который принял такое непопулярное решение – запереть меня без сознания в ИВС – но сейчас этот старший явно отсутствовал, а ответственность перед дядей Исламом нести приходилось именно ему.

В тот момент в отделение (а это судя по тематическим плакатам, несомненно, было отделение полиции) вошел твердой негнущейся походкой Грин и прямо с порога хорошо поставленным голосом, четко произнес:

– Добрый день, я хочу познакомиться с должностным лицом, которое будет нести полную ответственность, за происходящее здесь беззаконие, – при этом он уверенным шагом направился прямиком, к полицейскому, сидящему за столом, загородил его своей спиной, сделал профессионально – неуловимое движение правой рукой за пазуху, немного согнувшись, произнес неразборчиво единую фразу, после чего резко выпрямился и чуть сместился вправо.

И тут я снова увидел лицо молодого сотрудника, оно резко переменило свое выражение и теперь представляло собой смесью удивления и испуга.

– Секундочку, – попытался сказать полицейский, но дал петуха, и его хриплый баритон, чуть не превратился в фальцет.

Полицейский начал одновременно и судорожно выполнять сразу несколько функций – во первых: он начал торопливо звонить по мобильному телефону, постоянно повторяя вызов (видимо абонент разговаривал), во вторых: он начал перебирать лежащие на столе связки ключей видимо ища ключ от моей камеры, ну и в третьих: выражением лица и всем телом он пытался выразить одновременно послушность, исполнительность и достоинство, что выходило плохо, потому, что абонент не отвечал, ключи не находились, а пантомима напоминала гримасы сумасшедшего.

Вдруг, что-то изменилось, – Да! Да! да, – все еще фальцетом закричал полицейский, но поперхнулся, кашлянул и хриплым баритоном, все еще взволновано продолжил, – Товарищ майор! У нас тут не предвиденные обстоятельства, за молодым человеком пришли и ….. ,– замолчав он слушал. что ему говорят в трубку, – нет туда послать я не могу, – выслушав еще одну тираду, – нет я не могу, – тут он заслонил трубку рукой и забормотал, что то пугливо и невнятно, косясь одним глазом на Грина, – Угу, угу, угу, – прогугукав несколько раз, он повернулся к Грину и заискивающе произнес, – подождите, пожалуйста.

Тут Грин повернулся ко мне и увидев мои открытые глаза весело произнес, – ну вот и «виновник» пришел в себя, и продолжил, – теперь любезнейший, ни о каком ожидании не может быть и речи, «свободу Юрию Деточкину», причем немедленно!

Полицейский сжался и замотал головой, но все еще неуверенно и тут дверь распахнулась и вошел, всеми ожидаемый, именно майор в форме и почему то слегка небритый, с лицом то ли кавказца, то ли итальянца.

– Добрый день, господа пострадавшие и не участвующие, – после первой же фразы стало ясно, похож он именно на итальянца, – прошу снизить порог давления на моего подчиненного, год слава богу не тридцать седьмой и все невиновные ночуют дома, меня зовут Андрей Александрович.

Тут он бросил быстрый пронзительный взгляд на молодого сотрудника и тот коротко, но четко указал взглядом на Грина, – прошу всех, включая узника покинуть помещение и ожидать в коридоре, а вас уважаемый, – обращаясь непосредственно к Грину, – прошу на пару слов….

Ну, натурально, я был немедленно освобожден, правда встать сразу не получилось, сильно закружилась голова и я чуть не упал, поддержал меня дядя Ислам, неизвестно как вдруг оказавшийся рядом, он подставил плечо и я как раненый буржуинами мальчиш-кибальчиш, с его помощью вышел в коридор явственно подволакивая правую ногу. В коридоре оказались лаконичные, но неожиданно удобные пластиковые стулья, соединённые группами по четыре, плюхнувшись на такой стул, я начал осознавать, что хотя подвижность тела моего возвращается ко мне, но чувствую я себя, явно не всего.

Разговор за дверью продолжался недолго и без повышенных тонов (мы бы точно услышали, двери здесь были хлипенькие), через примерно десять минут, дверь открылась, вышел Грин, и сказал, – Андрей зайди и расскажи господину полицейскому то, что посчитаешь нужным и если не возражаешь подробнее, но понятно не в ущерб себе, 51 ст. УПК еще никто не отменял…

Первое, что я увидел, зайдя в кабинет, это восседающего за столом майора, на столе стояла яркая лампа и, хотя она не была направлена мне в лицо, ассоциации именно с тридцать седьмым годом проявились явственно. Вид у итальянского майора был скучающим, чем-то Грин огорчил его до нельзя. Я насколько мог подробно и последовательно, стараясь ни упускать деталей описал произошедшее на моих глазах. Упустил в разговоре я только две существенные детали: то, что я уже видел эту девушку раньше (не думаю, что это касается следствия) и то, что руки и туловище пострадавшего вытягивались, скручивались и превращались в холодное оружие (а то не избежать бы мне психушки, на Скворцова-Степанова).

Немного помолчав и пожевав губами майор сказал, – Складно, складно, только вот ведь в чем дело молодой человек, никакой девушки мы на месте происшествия не обнаружили, ни живой, ни мертвой, все свидетели, включая таксиста, который от вида разрывающейся на мелкие кусочки головы пострадавшего не справился с управлением своей машины, врезался как раз в тот угол дома где, прислонясь спиной к стене, по вашим словам, должна была стоять и заходится криком молодая дама, а кроме вас ее никто не заметил.