Редкие земли

Так проходили ночи, а днем все четверо сердец гуляли вместе вокруг базы, вытягивали со дна ручьев набросанные там за ночь с НЛО осколки минералов, содержащие редкоземельные элементы, говорили о тлеющих надеждах, о приходе Глобала и о том, как жить юным девам среди звереющего мусульманского мужичья. Попутно проживлялись дарами осенней тайги, ведь здесь с незапамятных времен Золотой Нашей Железки, то есть со времен усиленной в разы радиации, в изобилии возникали крутобокие белковые грибы, сочащиеся витаминами винные ягоды и усиливающие воображение пахучие травы и цветы-горюны, что плавали на метр от земли и горе снимали. Данная база-алмаза представляла из себя собравшиеся в гурт три вагончика, из которых один назывался салоном. Именно в нем был устроен в промывочном корыте прощальный огромный салат под общим названием «Закон-тайга». И вот именно под влиянием этого салата сердца четырех воспарили выше крыши, и трудно было разобрать, где отец и где дочь, где друг, а где подруга, короче — все были счастливы без всяких похотливостей.

Утром, когда собирались на аэродром, замечено было, что девушки странновато жались друг к дружке и поглаживали дружкины не совсем прикрытые животики. Итак, прощайте, теннисистки! И вы прощайте, беглые каторжники! Давайте папкину, комосомольца угорелого, песенку споем:

Если хочешь ты найти друзей, Собирайся в дальний путь скорей, Собирайся с нами в дальний путь, Только песню не забудь!

К вечеру Макс и Ген, почти уже добравшись до базы, услышали в тайге какую-то трескотню, прерываемую сильным грохотом и звоном, как будто кто-то сажал в окна тем самым промывочным корытом. Похоже было на то, что на базе какая-то пистолетчина разыгралась вкупе с некоторым употреблением ручных гранат. Позднее при вполне ужасных обстоятельствах выяснилось, что в их отсутствие на базу без предупреждения пришли два наших старателя Петровых и Болотных, а их там ждала засада. Едва наши вошли в один из вагончиков, как были окружены то ли бандой, то ли ОМОНом. Те их приняли за Гена и Алмаза и предложили сдаваться. Наши сдаваться были никем не обучены, и разгорелся бой.

Ген и Макс наблюдали за этой историей со склона сопки и успели разобраться, где свои и где чужие. Тогда они вытащили из схрона ручной пулемет и стали шарашить поверх голов трассирующими пулями. Каждая очередь сопровождалась страшными воплями: «Немедленно прекратить стрельбу!» Шуму в этом урочище возникло немало. Потрясенные человеческими безобразиями, ревели мелькающие меж стволов два почти ручных медведя. Окружавшие вагончик типы вскоре стали панически разбегаться, оставив на камнях двух своих, неподвижных.

Петровых и Болотных лежали на полу, истекая кровью. От всех попыток остановить кровотечение они отбрехивались и просили только водки, только водки, эй, Алмаз, лей мне прямо в рот всю бутыль «Кристалла»! Так, в водочных парах, они почти одновременно и отошли в зону более высоких воспарений.

Трудясь геологическими кирками почти полночи, Ген и Макс соорудили некоторое подобие могил для двух своих и для двух чужих. Затем прочли, не сговариваясь, а только вторя друг другу, заупокойный экспромт:

«Дорогие ребята Петровых и Болотных, мы о вас слышали только хорошее и очень сожалеем, что не удалось поработать вместе. Как гласит одна надпись на Переделкинском кладбище: „И затопили нас волны времени, и участь наша была мгновенна“. Каждый живой понимает правоту этих слов и все-таки надеется предстать перед Престолом Господа. Идите смело, держитесь твердо. Вы выдержали бой за вашу свободу, и не ваша вина в том, что вы причинили врагам боль и смерть. Пусть Дева Мария раскроет над вами свой Покров. Аминь».

И, развернувшись на 180 градусов, несколько слов проговорили незнакомым жертвам:

«Зря, мужики, вы наобум бросаетесь выполнять приказы всяких чертей. Пусть Господь вас простит, если вы сотрудники правоохранительных органов. А вот если вы гады и аспиды, предстаньте перед пустотой и ждите, ждите, хоть это и невозможно там, где не тикают часы».

После этой своеобразной погребальной мессы они заколотили гвоздями изрешеченный пулями и залитый кровью старателей вагончик и сели на крыльцо другого вагончика поджидать затребованную через секретариат Ясно вертушку. Там и заснули, чтобы не входить внутрь и не смешивать эту мрачную историю с воспоминаниями о светлых девушках. Вертушка прилетела под утро. В кабине сидел один из секретариата, некий Дрозденко, с последним выпуском титанового со скандием лэптопа на коленях. Зевая и почесывая сильно стриженный затылок, он открыл почтовый ящик и повернул экран в сторону новых пассажиров. Там среди большого технического текста они почти сразу обнаружили фразу: «…а также передайте господам Ярдстику и Эталони, что их настоятельно ждут в Жантиль-Порте (Габон)…» Ген и Макс переглянулись и улыбнулись. Кто еще мог так написать, «настоятельно ждут», если не та, какую они оба ждали всегда?

В этот раз был выбран совсем уж загребистый маршрут. Сначала заказали купе в международном вагоне и трое суток отсыпались, пока тряслись на восток по Транссибирскому пути. Вышли в Яру Красном и немедленно полетели в обратном направлении, в Тачи. Оттуда махнули со своими американскими документами в китайский Хуньпу, а там их уже ждал забронированный маршрут в бывшее Лениново, нынче Санкт, с пересадками, а также заказанные билеты на балет «Болт». Маршрут был прерван перед самым «Болтом» срочным выездом по делам корпорации «Нокия» в Суоми, из этой страны на пароме отправились в некогда подкожную Эстляндию, откуда и вернулись в РФ, в Шереметьево-1; не путать с главным, Вторым.

В этом несколько второстепенном Первом с двумя экстравагантными господами произошел не предвиденный сюжетом небольшой эпизод. Вдруг к ним раскатился с распростертыми несколько расхристанный субъект, когда-то, очевидно, напоминавший сибирского купца из кинофильма «Парикмахер». Ухватив за жилетную пуговицу не кого иного, как Максима Алмазова, он обратился к нему, как к пресловутому олигарху Стратову: «Ген Двардыч, да ты ли это?!» Макс тогда сильным сжатием запястья обмишуленного купчины освободил свою пуговицу. И произнес: «Ньет, ньет, пэджалстэ». И тот тогда, сильно расшурудив свою шевелюру, помчался к большому и прохладному туалету.

Друзья отошли к стойке, где предлагались пассажирам и провожающим свежевыжатые соки. Шум, возникавший при сжатии фрукта, способствовал разговору, проходившему скорее в области мимики, чем артикуляции. Ну что, меняем маршрут? Не стоит, этот малый после большого бодуна тут мечется, душа горит. Кажется, я даже вспоминаю его по переулку Печатников. Он там когда-то кредита добивался.

В общем, решили маршрута не менять. План был такой. Летим в Украину, в город Симферополь, где «всякий знает среди архитектурных излишеств стройный, как очиненный карандаш, небоскреб газеты „Русский курьер“. Далее — в Ялту, в знаменитую чеховскую (а по-французски шеховскую) „Ореадну“ (не путать с Ариадной Рюрих). Там оплачиваем пребывание на неделю вперед и одновременно заказываем номера в Феодосии, столь нетерпимой к проискам Североатлантического оборонительного союза (НАТО). Вместо востока мы едем из Ялты все-таки на запад, в Севастополь, а вот оттуда под охраной стальных громад России направляемся через Понт Эвксинский в Стамбул, который когда-нибудь неизбежно вернется к имперскому имени Постоянный.

В Стамбуле мы зафрахтуем яхту, но одновременно и самолет, на котором и вылетим на остров Лампедуза, что на полпути от Мальты до Италии. Вот там-то, в Лампедузе, нас будет ждать самолет «Таблицы», который немедленно устремится в Жантиль, где нас настоятельно ждут.

Итак, два прикольных джентльмена входят в бизнес-класс аэрофлотовского «Ил-96», рейс Москва — Симферополь. Все кресла почти уже заняты в основном молодыми мужиками среднего возраста, в том смысле, что не юношами. Никто не обращает друг на друга внимания, стараются вволю наговориться по своим мобилам: ведь все-таки придется их, столь необходимых, отключить на два часа полета. Тут появляются бортпроводницы с напитками соков, вина и шампанского. Последний из перечисленных напитков вызывает легкий, как ветерок, обмен информацией. Оказывается, через проход два друга, Москва и Калуга, едут в Ялту на одну ночь оттянуться в дискотеке «Матрица», а завтра уже возвращаются в Первопрестольную, чтобы бизнес не дремал. Засвистели турбины.

За завтраком стали отдавать предпочтение национальному напитку. Тембр голосов повысился. Стали знакомиться, делиться соображениями. Оказалось, что, кроме Москвы и Калуги, еще несколько фруктов созрели для «Матрицы», а именно еще одна Москва, две Московских области, Самара и Тольятти, а в общем, если можете, запоминайте: Сашка — такой блондинчик, хрюкает, как поросенок, но девушкам нравится есенинской шевелюрой, Сережка такой, по прозвищу Серый, жиплистый, глотный, с надписью на свитере «Свой!», Аркадий такой, иначе Аркан, пиджаэк фраерский, но брюнчата висят, Стронг такой, это от бефСтроганова, иначе Едюля, от аппетита-апперкота, туда-сюда тычет вилкой, промахивается, жманает рукой, Стас такой, по фамилии то ли Русский, то ли Прусский, то хипхопает, то мымыкает, плечи богатырские, брюх впалый, вот кто чисто рюски, так это такой Степан, немного на вид стебанутый, но «духless» читал до самого упора, потом швырнул, ну и еще такой Мамед, по имени чужой, а по внутренним органам наш, настоящий сторонник евразонского человепчества. В общем, среди пассажиров бизнес-класса активно выделилась группа алкоголизма в составе семи человек.