Редкий цветок

— Не окосеешь с непривычки-то? — ухмылялся Волен, кивая на уже третью полупустую кружку.

— Если и окосею, к тому времени ты уже и сам ничего не увидишь, — поддался Дынко, но Волен пошел на попятную и предлагать проверить это утверждение на спор не стал.

Торем порывался что-то спросить, но все время сдерживался. Правильно, для дел будет завтрашний день, вечер ими портить не стоит. Дынко посоветовал ему свое местное любимое блюдо из баранины и Торем быстро его оценил, за пять минут оставив на широченной тарелке одни только обглоданные кости и обгрызенные луковицы.

Пиво пенное… пиво ржаное…

— Слав! — вдруг кричит Волен и машет рукой новоприбывшему. — Иди, знакомить будем!

Гибкий парень с удивительно крепкими кудрями широко заулыбался и, казалось, всего тремя шагами дошел от порога до самого стола. Тут же уселся, кивая знакомым и после смотря на Дынко.

— Слав.

— Дынко.

— Будем знакомы.

— Выпьем за знакомство, — охотно отозвался Дынко, парень был видный, а иначе и быть не могло — альфа. Глаза светлые и тугие необычные кудри, девушки таких любят, почему-то подумалось Дынко.

— Откуда ты родом?

— Сальские вырубы, — ответил Слав. — Теперь вся семья тут, переехали следом. Так быстро… я еще не привык.

— И бой с первого раза? — довольно спросил Дынко. С первого раза побеждали очень редко, на его памяти это получилось только у Улема и Радима. Сам Дынко победил со второго.

— С первого, — доброжелательно подтвердил Слав.

— Быстрый какой, — уважительно прокомментировал Торем, который победил только с пятого.

— Он вообще у нас быстрый, — искренне захохотал Волен, — и альфой стал… и княжну очаровал.

Воздух вдруг стал слишком плотный, так, что не вдохнешь.

— Власта прямо цветет… Предложение сделал уже? — поинтересовался Волен.

— Может и сделал, мое дело, — спокойно сообщил Слав.

Громкий гул таверны заглох, как будто Дынко опусти головой в воду. Огонь свечей в подсвечнике замер, словно был нарисован, а после стал стремительно наливаться алой копотью.

— Ты чего? — обеспокоено спросил теперь его Волен.

Дынко молчал. Сердце билось, как пойманная на крючок рыба и, обернувшись, он внимательно посмотрел на Слава еще раз, другими глазами. Тот спокойно смотрел в ответ. Соперников Дынко никогда не знал, ну есть знатные парни, так и девок много, на всех хватит. А тут впервые увидал красоту молодого, мужественного, уверенного лица и светлый мягкий взгляд. Увидел и зажмурился…

— Что-то не так? — спросил Слав.

— Пожалуй, пойду навещу… знакомых.

— А сил-то хватит? — обеспокоено спросил Волен.

— Хватит, — Дынко уже вставал и пошатываться ему не давало только присутствие Слава. Так и брел к выходу сквозь спертую топь воздуха и только снаружи стало немного легче.

Вдова Милона, к которой Дынко питал уважение за выносливость в любовных играх, приняла его с удовольствием и до утра утрамбовывала в толстую мягкую перину, почти душа горячим плотным телом.

Когда закончилось душное соседство и начался сон, Дынко не помнил.

Радим все так же сидел за столом, как будто тут и ночевал.

— Что нового? — сипло спросил Дынко и получил полный подозрения взгляд.

— Ты чего сипишь? Перепил?

— Нет.

Радим ждал, но других объяснений не последовало.

— Пока ничего. Сегодня только проверка, не осталось ли в Сантании дивов, чисто символически, их уже месяц как всех отправили за границу земель. Ты до завтра свободен, утром поедешь на место лагерей, будешь разбирать со своим отрядом, Горных еще встретить нужно, но кто поедет, пока не решили. Так что отдыхай… Не пей только.

— Не буду, — коротко пообещал Дынко.

Днем в казармы прибыли экземпляры кос смерти — длинных острых изогнутых лезвий, специально выдуманных дивами для войны со звериным народом. Альфы не остановились на простом разглядывании и отправились на площадку. Жребий пал на Богдана и Торема, оба перекинулись и испытали остроту лезвий на собственной шкуре. Результаты были неутешительны — если коса скользила боком, можно было не замечать, но если она врезалась острием… да еще и сила магического броска куда больше ручного, так что урон сокрушительный, даже если не убьет, заденет внутренние органы и зверь ни на что не способен, пока не регенерируется.

Поделив лезвия, все альфы, кроме подопытных, которым пришлось отлеживаться и зализывать раны, отправились к месту временных военных лагерей и, разбив воинов на части, показывали новое оружие и объясняли, что делать, когда летят косы. Точнее, просто предупреждали не лезть напролом, тем более что косы, скорее всего, будут лететь плотными волнами. Самый простой выход — просто пригибаться к земле и пережидать. Не геройствовать почем зря, а беречь собственное здоровье на встречу с более мягкими телесами самих вражеских воинов.

После ужина Дынко долго сидел с Радимом в его комнате перед камином, почти молча. Тот хорошо держался, но Дынко, придушенный вчерашним слишком густым воздухом, очень отчетливо видел в лице вожака что-то подобное. Говорить было не о чем, они разглядывали трещащие поленья, думая каждый о своем, рядом думать было как-то легче.

Я решил, повторял Дынко, успокаиваясь под ласковым теплом горящего камина.

— В городе представление, — вдруг сообщил Радим. — Уличные спектакли…

— Чего это ты вдруг вспомнил?

— Не их… Я и не забывал. — И они снова замолчали.

— Власта приглашала, — через время заговорил Радим, словно силясь внести в их посиделки хоть какое-то оживление. — Они мне со Славом тут целую речь сказали, как будто увидав представление я и правда забуду об этой войне и об… остальном.

— И что же Власта?

— Пошли без меня, — рассеяно ответил Радим и застыл.

Было уже поздно, темнота выползала из углов, все ближе подкрадываясь к камину. Потом Радим закрыл глаза и быстро улыбнулся. Дынко не стал мешать, вышел, но неожиданно для себя не покинул замок, а остановился в переходе, у окна, и внимательно стал рассматривать двор. Крыльцо виделось, как на ладони: горящие фонари у двери и блеклые пятна их света на вытертой до тусклого блеска брусчатке.

Темно… Звездное небо и запах лесной свежести. Занавеска открытого окна колыхалась, лениво приподнимаясь под лаской ветерка.

Пора было спать. Утром встречать горных, которые настояли на своем участии в битве. За них Радим боялся чуть ли не больше, чем за собственных воинов. Горные казались ему чем-то беззащитным и хрупким, зря. Дынко видел на что они способны, увешенные стальными пластинами с ног до головы, из которых только что-то острое торчит — или топор, или короткий толстый резак.