Рефлекс змеи

– Я сказал тебе держаться от нее подальше! – проорал он с таким видом, словно вот-вот начнет бить ногами упавшего, и лорд Уайт пробормотал «говорю вам» и «о господи», и вид у него был очень неловкий.

– Кто это такой? – спросил я, не обращаясь, в общем-то, ни к кому конкретно. К моему удивлению, ответил мне Виктор Бриггз:

– Режиссер. Этого типа зовут Лэнс Киншип.

– А с чего весь этот переполох?

Виктор Бриггз знал ответ, но прежде, чем поделиться со мной, кое-что подсчитал в уме.

– Кокаин, – сказал он наконец. – Белый порошок. Его нюхают. Очень модно. А эти глупые девочки… у них носик впадает, когда кости растворяются, и кому тогда они нужны?

Мы с Гарольдом оба в изумлении уставились на него, поскольку такой длинной речи мы никогда не слышали, и уж точно, что он никогда не высказывал нам своего мнения.

– Его поставляет Лэнс Киншип, – сказал он. – Его приглашают на приемы за то, что он с собой приносит.

Лэнс Киншип встал, стряхнул пыль с брюк и со свирепым видом поправил на носу очки.

– Если я хочу поговорить с Даной, я буду с ней говорить, – сказал он.

– Пока я здесь – не будешь.

Все клубные манеры ден Релгана мигом улетучились, и коренная порода поперла наружу. «Бандюга, – подумал я. – Страшный враг, даже если он на сей раз и прав».

Но Лэнса Киншипа не так-то просто было утихомирить.

– Маленькие девочки не всегда любят, когда папочки присматривают за ними, – злобно проговорил он, и ден Релган ударил его – резко, сильно, с хрустом, прямо в нос.

Крови было изрядно. Лэнс Киншип пытался стирать ее руками, но только все сильнее размазывал по физиономии. Она потекла по рту и подбородку и закапала большими пятнами его замшевый оливковый пиджак.

Лорд Уайт, которому все это страшно не понравилось, протянул Киншипу двумя пальцами гигантский белый платок. Киншип схватил его, не сказав «спасибо», и попытался остановить кровь. Платок пропитался красным.

– Может, первую помощь? – сказал лорд Уайт, оглядываясь по сторонам. – Н… Нор, – просиял он, – вы знаете, где тут медпункт? Не отведете этого джентльмена туда? Вы очень любезны… – он показал мне рукой.

Но когда я протянул руку к оливковому рукаву, чтобы отвести Киншипа туда, где ему поставят холодный компресс и окажут первую помощь, он дернулся в сторону.

– Ну, так кровите, – сказал я.

Злые глаза сверкнули на меня из-за очков, но он был слишком занят вытиранием носа, чтобы отвечать мне.

– Я покажу вам, – сказал я. – Идите за мной, если хотите.

Я направился от круга к крашенному в зеленый цвет домику, где по-матерински добрые леди ждут, чтобы залатать раненых. Но пошел за мной не только Киншип, но и ден Релган. Я слышал его голос так же ясно, как и Киншип, и смысл его слов был очевиден.

– Если ты еще раз подойдешь к Дане, я тебе шею сверну!

Киншип снова не ответил.

– Ты слышал, гад, сутенер поганый? – крикнул ден Релган.

Мы достаточно далеко ушли, чтобы люди загородили нас от тех, кто стоял у весовой. Я услышал позади шум потасовки и оглянулся как раз во время, чтобы увидеть, как Киншип умелым каратистским ударом бьет ногой ден Релгана в пах. Киншип повернулся ко мне, еще раз зло посмотрел на меня поверх покрасневшего платка, который все время прижимал к носу.

Ден Релган хрюкнул и схватился за больное место. Вряд ли кто-то ожидал, что пышное вручение призов окончится таким скандалом.

– Сюда, – кивнул я Киншипу. Он последний раз ужалил меня своим змеиным взглядом и открыл дверь в комнату первой помощи.

– А-ах-х-х, – сказал ден Релган, кружа на месте, согнувшись в три погибели и зажимая рукой перед своего верблюжьего пальто.

«Жаль, что Джордж Миллес отправился к праотцам, – подумал я. – Он всем с удовольствием раззвонил бы об этом и в отличие от других уже был бы здесь со своим неумолимо нацеленным и сфокусированным аппаратом, снимавшим по три с половиной кадра в секунду. Ден Релган должен был бы быть благодарен тем двум стаканчикам виски и подвернувшемуся не там, где надо, дереву за то, что его схватка с Киншипом не появится в ежедневных газетах, публикующих новости о его избрании в Жокейский клуб».

Гарольд и Виктор Бриггз все еще стояли там же, где я их оставил, но лорд Уайт и Дана ден Релган ушли.

– Его лордство увели девочку, чтобы успокоить ее нервы, – сухо сказал Гарольд. – Старый козел прямо-таки пляшет вокруг нее, дурак чертов.

– Она хорошенькая, – сказал я.

– Из-за хорошеньких девочек иногда войны разгорались, – сказал Виктор Бриггз.

Я посмотрел на него с изумлением. Но вид у него был обычный – замкнутый и непроницаемый, как каменная стена. В душе у Виктора таились неожиданные глубины, но они все так же оставались тайными.

Когда я немного позже вышел из весовой, чтобы отправиться домой, меня с виноватым видом перехватил долговязый Джереми Фолк, который слонялся тут без дела.

– Не верю глазам своим, – сказал я.

– Я… ну… предупреждал вас…

– Предупреждали.

– Не мог бы я… ну… переговорить с вами?

– Чего вам надо?

– Ну… в общем…

– Ответ – нет, – сказал я.

– Но вы же не знаете, что я собирался спросить.

– Я вижу, что это нечто такое, чего я делать не захочу.

– Ну… – сказал он, – ваша бабушка хотела бы, чтобы вы зашли к ней.

– Нет и нет.

Повисло молчание. Вокруг нас собирались домой люди, желали друг другу доброй ночи. Было четыре часа. В скаковом мире рано желают доброй ночи.

– Я ходил к ней, – сказал Джереми. – Я сказал, что вы не хотите искать свою сестру за деньги. Сказал, что пусть она даст вам что-нибудь другое.

– Что? – Я был озадачен.

Джереми с высоты своего роста огляделся вокруг рассеянным взглядом.

– Ведь вы можете найти ее, правда, если по-настоящему попытаетесь?

– Не думаю.

– Но вы могли бы.

Я не ответил, и он снова внимательно посмотрел мне в лицо.

– Ваша бабушка призналась, – сказал он, – что с Каролиной… вашей матерью… она пережила ад… и выгнала ее, когда та была беременна.

– Моей матери, – сказал я, – было семнадцать лет.

– Ну… вы правы. – Он улыбнулся. – Так странно. Чья-то мать – и такая юная.

Бедная беззащитная бабочка.

– Да, – сказал я.

– Ваша бабушка сказала… согласилась… если вы найдете Аманду… сказать вам, за что она выгнала Каролину. И скажет вам, кто ваш отец.