Часть 1. Новая жизнь

Утрата

6 002 сегодняшнего дня мне отрубило голову. Это случилось в супермаркете, когда я раскладывал фрукты по ящикам. Я делаю это каждый день, не считая выходных, но и тогда прихожу сюда уже в роли покупателя. Моя основная обязанность как товароведа – следить за свежестью продуктов. Фрукты и овощи портятся довольно быстро, поэтому магазин тщательно проверяет продажи именно испорченных товаров. С какой досадой кассир пробивает груши с упругой кожурой, совсем другое дело – раскисающая мякоть, тут и элементарная брезгливость, и радость избавления от ненужного, с которыми сотрудник отбрасывает пакет. Я выкладывал наверх залежавшиеся фрукты и припасал свежие на потом. Некое соревнование с клиентом в скорости и хитрости. Невнимательные покупатели могут упустить из виду низкопробный товар и положить его к себе в корзину, тогда моя работа сделана. В последние дни потребители становились все хитрее, разгадав уловку, они добирались до самого дна ящика, доставая желанный фрукт, даже красный ценник и яркая упаковка не всегда перенимали внимание. Работы от этого становилось все больше. Ранним утром нужно проверить имеющиеся запасы продуктов, отсортировать по категориям: мусор, продажа и хранение. Я должен все успеть, чтобы не потерять в цене (убытки списывались с меня). Осенью прилавки заполнили овощи и картофель, их приходилось долго отмывать от грязи, чтобы придать привлекательный вид. Яблоки – это совсем другое дело – падают с неба, а потому они гораздо чище, за них я взялся в последнюю очередь. Никто не спешил их разбирать, покупая более дешевые бананы и иногда лимоны для борьбы с простудой. Короб яблок был завален с горкой, сбор урожая в этом году прошел удачно. Я сортировал фрукты, когда треснула деревянная дощечка в одном из ящиков. Почувствовав щель, ведущую к свободе, яблоки ринулись сквозь нее, раздвигая прореху еще шире. Бесконечный поток фруктов скатывался на жесткий пол. Деревяшка трескалась и царапала плоды. Они бились, лопались, катились по полу, оставляли следы от сока и фарша продырявленной мякоти. Я ловил и подбирал яблоки, но стоило положить их в короб, как они выпадали снова и трескались еще сильнее. Если товар потерян, моя зарплата тоже. Я пытался спасти хотя бы десяток, безуспешно бродя по залу и подбирая любой фрукт в надежде на целостность кожуры. Пара яблок закатилась под стеллаж с крупой. Я припал к полу, чтобы вытащить их, но никак не мог дотянуться, фрукты лежали у самой стены. Просунул руку до упора, так пальцы слегка коснулись гладкой кожуры, и попытался подцепить яблоко, но из-за скользкой восковой кожицы оно прокрутилось и выскользнуло к стене. Я подтянулся сильнее, навалившись на шкаф. Рука дрожала от напряжения. В эту секунду над самой моей головой стеллаж хрустнул и обвалился. Последнее, что я слышал, это звон железных стоек и шурупов, бьющихся о кафель.

Полка рухнула под тяжестью товара и пришлась мне прямо по шее.

Резкая боль застлала разум.

В глазах промелькнул зал, посетители, два яблока у стены, а затем стемнело. Из пяти чувств сохранилось одно осязание, внутреннее восприятие. Я чувствовал, как пульсировало сердце. Оно бешено билось, и фонтан крови извергался из обрубков шеи, заливая пол и товары. Я инстинктивно зажимал рукой срез в попытке остановить кровотечение.

Зал наполнился людьми, они застыли у входа в продуктовый отдел, особо впечатлительные теряли сознание, но все тихо, не нарушая позитивной мелодии из колонок. Первой из оцепенения вышла кассирша, она вскрикнула и спряталась от меня за колонну. Ее перемещение привело в движение остальных. Работники пришли к коллективному решению – оградить посетителей. Они вытолкнули их, а на входе в продуктовый отдел без лукавства уборщица вывесила табличку «Мокрый пол». Сотрудники вновь встали в ступор: предписаний на такие случаи не выдавалось – никто не рискнул подойти ко мне. Тем временем поток крови из шеи постепенно стихал. В зал вбежал менеджер:

– С какой стати стачка? – полушутливым тоном привлекал он внимание и суровее продолжал, – посетители уходят. Марш по местам!

Он в ярости пронесся сквозь толпу.

– Что вы натворили? – взвыл менеджер. – Сломали такой хороший стеллаж.

Тут он осекся, заметив меня. Оглянулся и без слов вопросительно посмотрел на работников. Не получив ответа, он осмелился приблизиться к разрушенному шкафу, но лужу крови перешагнуть не смог, замер шагах в трех между телом и головой. Так начальник простоял еще с минуту, оглядывая попеременно нас обоих, не зная кому отдать предпочтение. Затем он взял со стенда листовку, свернул ее, и ткнул в голову, которая лежала вниз лицом. Менеджер целился в ухо, чтобы точно уцепиться и перевернуть лицо вверх, но из этого ничего не вышло. Голова проскальзывала на луже свежей крови и, тормозя носом, поворачивалась другой стороной. Менеджер видел лишь бритый затылок. Я наблюдал за этой картиной, не зная, кто из них больше нуждается в помощи. После десяти бесплодных попыток повернуть голову менеджер бросил это дело и сплюнул на пол. Плевок пролетел совсем рядом со мной, и приземлился у ног, едва не испачкав брюки. Хоть и поздновато, но я отдернулся от него и отполз к стене. Все присутствующие обернулись в мою сторону. Только сейчас они заметили, что тело не лежало бездыханной плотью, а продолжало жить. Я сидел, все еще придерживая срез на шее. Начальник, тоже обративший свое внимание на меня, приблизился и спросил неуверенно:

– Ты жив?

Я не нашелся, что ответить, и лишь обернулся в его сторону.

Менеджер вздрогнул, но быстро овладел собой.

– Ну, ты это… подбери ее что ли, – он указал на голову. – Не валяться же ей перед покупателями.

Она не могла двигаться самостоятельно, потому продолжала лежать в том же положении, в каком ее оставили. Я поднялся и начал ловить голову, которая и в мои руки не давалась, скользя по луже крови. Я гонялся за ней по всему залу. Лишь спустя две минуты голову удалось отловить за уши.

– Пошли в подсобку, – скомандовал менеджер.

Он пропустил меня вперед и пошел несколько позади. Мы вышли из продуктового отдела, бросив зевак разбирать завал. Я спиной ощущал их колющие взгляды, пока не скрылся за дверью подсобки. Там менеджер достал из аптечки йод и даже помог обмотать обрубок шеи бинтами.

– Я пойду в зал, надо и там все прибрать, ты пока тут посиди.

Оставшись один, я протер раны на голове и смыл кровь. Через час в подсобку снова заглянул менеджер.

– Как ты?

В ответ я развел руками, в действительности я и не мог сказать «как».

– Тогда иди помогай, перерыв на обед кончился. Нужно починить шкаф, который по твоей вине сломался.

Я пошел за ним. Голову на время оставил в подсобке, чтобы не мешалась. Да и чувствовала она себя не важно: лежала и водила глазами по сторонам, рот ее поминутно открывался и заглатывал воздух. Впрочем, делала она все это беззвучно, никому не мешала, потому-то я и не побоялся оставить голову. Мне выдали новое задание, вместо сортировки продуктов. Я протирал полки от крови, с которой уборщица не хотела возиться, а другой работник собирал шкаф заново. Один из болтов, вывалившихся при падении, мы так и не нашли, поэтому находчивый товарищ залепил дыру жвачкой. Пока мы провозились со стеллажом, магазин закрылся. Вечером менеджер снова подошел ко мне. Он начал разговор издалека, как это умеют только начальники.

– Сегодня выдался сложный день, ну и перепугал же ты нас.

Я смутился, со мной ни разу так вкрадчиво не разговаривали. Нужно было как-то поддержать беседу, а в моем нынешнем положении это никак не удавалось. За неимением голоса, я качнулся вперед всем телом в знак согласия. Менеджеру этот жест понравился, голос его слегка смягчился.

– Раз сегодня такой день … отпускаем тебя пораньше. Бери пакет, клади туда свою голову и уходи.

Я повернулся к выходу, но менеджер задержал меня.

– Директор велела, чтоб ты выплатил штраф за порчу имущества. Вон сколько мороки вышло из-за тебя. Нужно покрыть расходы на чистку и за товар тоже, яблоки битые выбросили. За все про все с тебя рублей 800.

Заметив, как я помрачнел при упоминании денег, менеджер стал успокаивать меня. Обычно он ни с кем, кроме директора не разговаривал, и только давал распоряжения работникам, но сегодня оказался дружелюбнее обычного.

– Это я еще договорился, чтобы поменьше было, ты же как малой пришел сюда, так ничего не ломал ни разу. По правде сказать, попортилось куда больше фруктов, а уж выручку мы потеряли… но я что мог отмыл и положил назад. – Менеджер подмигнул мне. Казалось, в молчаливом состоянии я ему куда больше нравлюсь. – А вот и хорошая новость – тебя переводят. Будешь работать на складе, там тихо, спокойно и посетителей нет.

Я всегда работал на этом месте, и к другой службе не привык. От волнения кровь разогналась по моему телу, притекла она, в том числе и к шее. Я закачался от тяжести, и склонился вниз.

– Не стоит меня так благодарить, – засмущался менеджер.

Кассирша подала пакет, в который, как и сказал начальник, положили голову. Она уже не смотрела кругом, а мирно лежала на дне целлофана. Чтобы голова могла спокойно дышать, я не стал завязывать пакет, а понес его раскрытым. Когда я уходил, некоторые сотрудники жаловались менеджеру, что им придется работать за двоих. Но он только отмахивался.

Я шел по темной улице, не разбирая дороги, редкие фонари совершенно не помогали ориентироваться. К счастью, за десять лет работы, путь до дома был мне детально знаком, и ослабшие ноги сами несли меня туда. Трудности заключались лишь в поддержании равновесия. Если пакет держать в левой руке, то его непременно зацепят машины, а если в правой, то порвут придорожные кусты. Нужно нести его бережно, попеременно меняя позицию.

У дома я столкнулся с новой проблемой: дверца не открывалась. Она не поддавалась давлению ни в одном направлении. Я толкал ее от себя и тащил на себя, пока в изнеможении не навалился на ручку, которая согнулась и открыла проход. Внутри зияла кромешная тьма. Лампочка в тамбуре перегорела еще до моего заселения. Сейчас ее покрывал абажур из пыли и паутины. Слои утрамбовались настолько плотно, что загорись она внезапно, свет не прошел бы сквозь грязь, и никто ничего бы не увидел. Но и тут я прекрасно помнил дорогу и с легкостью поднимался по ступеням. Я безошибочно нашел свою квартиру и ключ от нее, по привычке, в кармане брюк. Двери с ключами открываются проще, поэтому в коридоре я провозился недолго. В квартире меня одолела усталость, хотелось сразу же завалиться спать, но оставлять голову в пакете было нельзя – она могла и задохнуться. До сих пор мне не приходилось искать сидение для головы, поэтому в качестве временного пристанища я умудрился приспособить под нее тарелку – размер подходящий, да и кровь не растечется по квартире, удерживаясь краев. Голова лежала на широком блюде, даже оставалось немного свободного места у каемки. Чтобы ей жилось комфортнее, я подложил полотенце, которое сорвал с ручки духовки. Я никогда не готовил выпечку, поэтому оно сохранило изначальную белизну. Голова по-прежнему оставалась без сознания, поэтому нельзя сказать о том, насколько она прочувствовала комфорт. Она продолжала мирно лежать. Я оставил голову на кухне, а сам завалился спать на диван.

Жизнь с головой

Ночь пролетела в одно мгновение, снов я не видел, зато проснулся быстро. Как оказалось, раньше сон долго сидел у меня в голове и мешал жить. С утра я чувствовал себя на удивление бодро: встал по первому звонку будильника, позавтракал, умылся и обнаружил, что до начала рабочего дня еще полно времени. Тут я смог как следует осмотреть квартиру. Так вышло, что с потерей головы чувства мои изменились. Мне не составляло труда отыскать соль, которая оказалась запрятана на третьей полке в банке из-под кофе. Но то, как она там оказалась, или зачем хранится в ржавой жестянке, я не помнил. На четвертом десятке лет я узнавал себя заново. В первый день моей раздельной жизни я сделал два наблюдения и впоследствии убедился, что они верны. Первое – с головой я куда медлительнее, раз собирался настолько долго, что будильник заводил на полчаса раньше необходимого, второе – в еде более привередливый (в холодильнике хранилось мясо, и хоть это был куриный фарш, он все равно выходил мне очевидно не по карману). Теперь же я мог есть что угодно. Вкуса у заплесневевшего ломтя хлеба нет, кусочек мяса – пресный, чай – пустой, крупа – просто жесткая, но с водой пройдет. Можно есть остывшую и несъедобную пищу и не тратиться на костный фарш, который к тому же и приготовить надо. Так впредь сэкономлю на продуктах и времени. Я переставил будильник на тридцать минут позже, безголовому мне они не нужны. Сегодня эти тридцать придется просидеть, ничего не делая. Я примостился на край дивана и уставился в циферблат.