Регрессор

— Вообще-то, восемь кувшинов!

— Но вино преотличное, должен признать!

— Чтоб вас! Девять месяцев!

— Но согласитесь, Янак! Со всеми взваленными на себя заботами мы уже забыли, когда последний раз нормально общались. Не на бегу, я имею в виду, и не по рабочим вопросам, а просто так.

Тут крыть было нечем. Мы и вправду стали видеться только по неотложным делам. Каждый вспахивал свое поле. А ведь мы единственные здесь земляки. Если разобраться, родственные узы послабее будут, чем те, что нас связывают.

— Ладно! Я не сержусь. Больше для вида.

— Ни секунды в этом не сомневаюсь! Еще вина?

— Не откажусь.

К заходу солнца мы оба уже лыка не вязали. Опьянение от вина было полностью отличным от того, что я испытывал, пытаясь утопить свои душевные терзания на дне кувшина местной браги. Язык не заплетался, голова была ясная и свежая, мысли выстраивались ровнехонькими шеренгами, будто солдаты на плацу. Разве что тело порой отказывалось слушаться, налившись приятной тяжестью. Но это не помешало нам каким-то образом подняться на крышу дворца, чтобы там, в саду, продолжить дружескую попойку, совмещая ее с разглядыванием засыпающего Кетига.

— Я много думал…

— Вы так постоянно делаете, Александр! Это порой раздражает.

— Прекратите меня перебивать, проклятый вы неуч! Должен сказать, Янак, у вас отсутствует уважение к собеседнику!

— Только если он многословен, как профессор на лекции.

— Но я и есть профессор!

— Точно! Так что вы хотели сказать?

— Что я хотел сказать?.. Ну вот! Забыл! А нет, вспомнил! Только не перебивайте меня, я, кажется, плохо могу удерживать мысль из-за этого вина.

— Отличное, кстати, вино!

— Прекрасное, Янак! И вы большой молодец!.. Ну я же просил не перебивать!

Ветерок принес из порта запах рыбы и йода. Я откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и дал себе слова не вмешиваться в монолог профессора. Даже если он будет нести полную чушь. С другой стороны, а что он сейчас способен еще нести? Пьяный до изумления? Только чушь.

Некоторое время профессор молчал. Я даже подумал, что он заснул в кресле. А вслед за этим подумал, что сон на крыше дворца сатрапии — отличная идея. И сам стал проваливаться в его теплые объятия. Откуда голос ученого меня и выдернул.

— А что бы вы сказали, мой друг, предложи я вам вернуться домой?

— Сказал бы, что у вас дурацкие шуточки, Александр. — буркнул я, не открывая глаз.

Разумеется, я думал о возвращении домой. Точнее, даже не так — я вспоминал родной мир. Но со временем эти мысли стали неким фоном к происходящему в реальности. Картинками, образами, запахами. Иногда я сравнивал быт горожан Побережья и титанийцев, находя его, в сущности, одинаковым. Порой тосковал по зимнему ветру и обжигающему морозу — холода в этих широтах очень не хватало. Изредка, особенно вечерами, вспоминал о чистом электрическом свете, при котором читать не в пример удобнее, чем в неверном освещении масляной лампы. Но и все, пожалуй.

Душу не рвала ностальгия, требуя немедленно искать способ возвращения на родину, не снились ночами березы. Я врос в новый мир. Не сразу, но все же сообразил, что здесь я куда более свой, чем в том месте, где появился на свет. И, что важнее, здесь я куда больше нужен, чем там.

Ведь если подумать — что я там такого делал? Взрывал, убивал, грабил. Горстями сеял страх и террор. Бегал от погони, пересекал страну из края в край, пытаясь сбросить с хвоста полицию и безопасников. Неделями прятался на конспиративных квартирах, ожидая новой акции или облавы. Общался со всяким отребьем, которому плевать кого убивать — лишь бы деньги платили! Я что, вправду думал, что эти мои действия способны нанести хоть какой-то вред бюрократической и военной машине Титанийской империи? Приблизить некое светлое завтра? Наивный мечтатель.

А здесь… Здесь я на своем месте. Впервые, может быть, в жизни, я делаю то, для чего родился на свет. Для чего прошел весь свой жизненный путь там, обрел необходимый именно здесь опыт и навыки. Мой дом тут — это я уже понял. И возвращаться к прежней жизни я не желал. Хотя бы потому что здесь теплее, ха-ха!

Я повел плечами, устраиваясь поудобнее, и окончательно решил, что пора спать. Но у Терри было другое мнение на сей счет. Выждав, наверняка специально, когда я погружусь в приятную полудрему, он снова заговорил.

— А все-таки, Янак? Хотели бы вернуться?

Только чтобы он отстал, я ответил:

— Нет.

— Вот и я нет. Раньше хотел, а теперь, когда способ найден, не хочу.

“Ну и молодец!” — хотел было сказать я, после чего пожелать трепачу-профессору спокойной ночи, но вовремя ухватился за окончание его фразы. Сонливость разом пропала, будто в лицо плеснули колодезной водой.

— Вы нашли способ вернуться?

Повернувшись в кресле, я в упор глянул на ученого.

— Да.

— Как давно?

— Дней десять.

— И молчали?

— Проверял. Не хотел дарить несбыточную надежду.

— Надежду на что? Я же сказал, что не хочу возвращаться.

— Это вы сейчас сказали, Янак. А до этого я о вашем нежелании не знал.

Хм. Ну да. Точно. Мы ведь с Терри этот вопрос никогда не обсуждали. Он вполне мог решить, что я жажду возвращения.

— И как?

— Вам, правда, интересно? — с деланным удивлением спросил ученый.

— Ну, в общих чертах. — признал я. Нарываться на полноценную лекцию не хотелось при всем интересе к предмету.

Ученый с какой-то грустью хохотнул. Так может смеяться человек, уже давно сообразивший, что проблемы, кажущиеся ему невероятно важными, остальной мир практически не интересуют.

— Я постараюсь не углубляться в теорию. Начнем вот с чего — вы помните мою работу в нашем мире? Дверь?

— Как такое можно забыть, Александр!

— Ну так вот. Никто из моих коллег и учеников об этом не знал, но в разработке своей теории я опирался не только на классическую науку, но и на то, что в научных кругах принято называть “бабкиными сказками”. Некие “знания” неких “древних”, если вы понимаете о чем я говорю.

— Нет. Не понимаю. Какие еще древние?

— Кхм… Все время забываю, что вы выходец из совершенно иной среды. Скажем так, определенная часть научного сообщества империи, да и всего мира, считает, что наша цивилизация не первая на старушке Волде. Что были и другие, по меньшей мере одна — точно. И она, эта цивилизация, превосходила нашу на голову. Могла то, о чем мы сейчас только мечтаем. Но по непонятным причинам погибла. То ли стихийное бедствие, то ли уничтожила сама себя — тут мнения поклонников этой теории расходятся.