Реи?с

Антон, бывший двумя годами старше, начинающий каратист и боксер, отбил истекающего кровью Алехина у пятерых «парковых», которые уже приготовились забить того насмерть ногами и штакетинами.

Потом через двоюродного дядю, генерала МВД, Антон перетащил Алехина за собой в Москву, где тот окончил вечерний юридический, одновременно продвигаясь, опять же не без помощи Антона, по карьерной лестнице. Со временем он стал чувствовать себя частью этого холодного, как трофейный гранит на Тверской, злого, недружелюбного города, каким он всегда был и оставался для Сергея, – мегаполисом, населенным тачками, проститутками, наркоманами и бандитами.

Скоро отношения двух приятелей переросли в настоящую ментовскую дружбу, своего рода особое явление, о котором написаны целые романы, например про Жеглова и Шарапова. Антон с Сергеем хоть и не были похожи на этих героев, но, как и отчаянные ловцы «черных кошек», всегда были готовы и даже не раз пытались друга за друга жизнь отдать, – по счастью, всякий раз безуспешно.

Потом романтика закончилась. Антон пошел на повышение – в область, куда, снова-таки, перетащил за собой товарища по оружию. Ну и в области, на свежем воздухе, друзья, что называется, развернулись и поднялись. Вместе с местным прокурором и главным эфэсбэшником они раскрутили подпольный игровой бизнес, а затем и подмяли под себя всю наркоту, контрабанду и проституцию. И, как говорится, стали жить-поживать и добра наживать, достигнув степеней известных в правоохранительном бизнесе. Ментовская карьера, если ты не дурак в погонах, состоит из двух половин: во время первой ты рискуешь жизнью, ловишь плохих парней и перебиваешься с хлеба на квас; зато во второй, если повезет и есть способности, делишь окружающий мир с теми же плохими парнями, покупаешь «Мерседес», дом, отдаешь детей в хорошую школу, а жену – в консерваторию, и едешь отдыхать на Кипр с подругой.

В тот момент, когда Сергей Алехин только еще приближался к пику первой, героической, части своей карьеры, ему довелось выйти на след самого страшного серийного убийцы в истории постсоветской России.

В многотомном деле было пятьдесят три трупа. Детей школьного возраста, от десяти до двенадцати лет, – мальчиков и девочек, и молодых женщин, задушенных упаковочной лентой, изнасилованных, как писалось в протоколах, «в извращенной форме» и изуродованных напоследок особым способом, фирменным знаком преступника. У каждой из жертв, пока они еще были живы, маньяк начисто выскабливал левый глаз. Чем-то вроде заточенной стальной ложки, размером с десертную, заключили криминалисты. Все убийства пришлись на последние два года. Маньяк орудовал в двух областях – Московской и Тверской.

Антон был старшим в гигантской и с каждым новым трупом все более разрастающейся следственно-оперативной группе, что вела дело Офтальмолога – так окрестили изувера в их убойном отделе. Которое, в отличие от дела Чикатило, Фишера и других монстров советских времен, так и не было предано огласке. Оно было «на прямом контроле» у президента, и тот лично распорядился «не пугать граждан ужастиками». Мол, их и так «сверх нормы» по телеку. Сергей был в группе вторым после Антона, и для обоих это было в прямом смысле делом чести. Тогда еще это понятие для обоих что-то значило.

Пятьдесят три тела было найдено и опознано. Среди них – шесть молодых женщин. Все с рыжими волосами. Кроме того, за этот период без следа пропало еще сорок шесть детей и подростков. В три раза больше, чем за предыдущие два года. По пропавшим женщинам точной статистики не было. По Москве уже поползли леденящие душу слухи. Слуцкий с Алехиным требовали предать дело огласке, чтобы постараться хотя бы предотвратить новые исчезновения и, как говорил на последнем оперативном совещании сам министр, «бесчеловечные убийства». Но им было сказано твердое «нет».

– Наверху сугубо против, – заявил министр. – Занимайтесь своим делом. Ищите его. Чем быстрее найдете и обезвредите изверга, тем больше спасете подрастающего поколения.

Вышел Сергей на Офтальмолога по упаковочной ленте, использовавшейся как основное орудие убийства. Во всех убийствах маньяк применял один и тот же вид ленты – Scotch® Stretchable Tape. От обычного он отличается тем, что продолжает сжиматься и после того, как им, к примеру, обернуть горло обессиленной жертвы. Если напрячь мышцы шеи, то человек, находящийся в сознании, может сдержать сжатие, а без сознания – нет. Тем более ребенок. Как правило, все жертвы Офтальмолога к этому моменту были без сознания и просто медленно угасли по мере сдавливания горла лентой.

В этом смысле Офтальмолога можно было назвать маньяком-гуманистом, как однажды мрачно пошутил Антон. Сергею было не до шуток. Он вцепился в это дело, как бульдог, и выяснил в конце концов, что лента эта в открытую продажу не поступала. Небольшая партия ее была однажды завезена в Россию вместе с немецким оборудованием, которое применяется на промышленных насосных и очистных станциях. В Европе этот тип скотча используют в основном для особенно крепкой упаковки, но он также хорош для электрической проводки в зоне повышенной влажности – продолжает стягивать контакт, выжимая воду.

– Сережа, мы ищем даже не иголку, а клеща в стоге сена, – однажды в сердцах заявил ему Антон, которому теория с лентой с самого начала показалась пустой тратой времени. – Потому что клещ все время ползает, кровь ищет, и лентой твоей его хер поймаешь. Его кровью ловить надо. На живца.

Несовершеннолетних «живцов» в автобусах и электричках, по задумке Антона, изображали четыре девочки из школы милиции, на которых школьная форма сидела, как на звездах из домашнего порно. Так что на второй день пришлось их переодеть в «гражданку», которая по стилю была не намного скромнее, чем предыдущие наряды. С девушками в транспорте разъезжал целый батальон оперов. Офтальмолог на «живцов» ни разу не клюнул, хотя к девушкам каждый день приставали многие пассажиры, даже вполне трезвые, о чем потом очень быстро и очень искренне сожалели.

Оставшись в одиночестве, никем не понятый со своей лентой, Сергей продолжал лично таскаться двадцать четыре часа в сутки по подмосковным и тверским насосным и очистным. Он уже подумывал плюнуть на это бесперспективное занятие, пока не разговорился с начальником смены очистного комплекса завода по производству азотных удобрений в пригороде Твери. Разговор состоялся в конторском помещении. Мастер ленту узнал и подтвердил, что им поставили четыре рулона вместе с новыми немецкими фильтрами три года назад. Тогда у них было два наладчика оборудования, работающие, в частности, и с этой лентой – Козлов и Сыромятников. Но Козлов месяц назад утонул на рыбалке на реке Медведице, где они, кстати, с Сыромятниковым вместе и были.

– Пошел купаться, здорово поддавши, и утонул, – рассказывал мастер. – Тело так и не нашли. У Сыромятникова теперь сменщик Кургузов. Но тот в больнице лежит с переломом ноги. С дерева упал. С березы. Веники резал.

По словам мастера, наладчики работают посменно: сначала один – два дня по двенадцать часов, затем другой. Потом по два дня отдыхают. Ленту он сам видел у них в слесарке. Ключа от нее, кроме них, больше ни у кого нет.

– Егор сегодня на дежурстве, – закончил мастер. – Можете с ним поговорить. Сейчас я его вызову.

– Не надо, – остановил его Алехин. – Я сам к нему зайду. Где это?

– А вон она, слесарка, – мастер в окно показал на небольшое, стоящее в метрах пятидесяти от конторы, одноэтажное здание из желтого кирпича.

Алехин остановился на полпути, когда почувствовал, как у него потянуло под ложечкой. Так бывало всегда, когда он брал след. Вернувшись в контору, сказал мастеру не поднимать шума и оставаться пока здесь, а сам вызвал группу захвата.

Антон без особого оптимизма в голосе сказал, что приедет лично, и попросил подождать пару часов.