Реинкарнация. Роман

По утрам, при встрече, Ольга часто ерошила Никите голову, «привет малыш!» а когда мы оставались одни в комнатах или саду, вроде как ненароком показывала стройное колено или часть полушарий груди в легком шелке японского кимоно, в котором она напоминала гейшу*.

Срабатывал безусловный рефлекс – у меня кое-что напрягалось.

– Надо ее непременно приобщить*, – профессионально советовал внутри чекист.

– Лучше посадить, за совращение младенцев, – недовольно бурчал прокурор.

– Да пошел, ты! – цикали на него шахтер с моряком. – Такие сиськи!

Короче, я пал, как когда-то библейский Адам. Окончательно и бесповоротно.

В один из летних вечеров, необычайно красивых на Форосе, когда солнце опускалось за горизонт, над ним алели облака и вдали белел парус, я сидел на подоконнике своей комнаты на втором этаже у открытого окна. Листая справочник Брокгауза и Эфрона*.

Родители с мужем Ольги уехали в Ялту на концерт Эдиты Пьехи, а она, сославшись на мигрень, осталась. Так что в доме мы были одни, не считая лохматого друга Джима.

Сенбернар лежал на ковре, положив голову на лапы, вздыхая и грустно помигивая глазами (как известно они склонны к меланхолии), а Ольга прогуливалась в саду. Дыша запахами ночной фиалки и жасмина

– А-у, Ник! Спустись на минуту сюда! – раздался оттуда ее голос. Продвинутая москвичка звала меня по европейски «Ником».

– Щас! – отложив в сторону словарь, спрыгнул я с подоконника, после чего вместе с Джимом, который увязался вслед, мы спустились вниз. Откуда вышли в легкую прохладу вечера.

Миновав небольшой фонтан с «писающим мальчиком» во дворе, мы прошли по тенистой аллее к центру сада, где в кронах трещали цикады. Там, в беседке на скамейке у круглого стола, в живописной позе сидела искусительница. Обмахиваясь легким веером.

Полы ее кимоно были распахнуты больше чем всегда при таких встречах, открывая часть загорелого округлого бедра, то же относилось и к пышному бюсту, который порывисто вздымался.

– Иди ко мне, малыш, – защелкнув веер, томно сказала Ольга, что я, сглотнув слюну, незамедлительно исполнил. Присев рядом.

– Ближе, еще ближе, – скользнул с плеч расшитый цветами шелк, мою шею обвили руки, и мы слились в страстном поцелуе.

– Возьми меня, – на миг оторвавшись, прошептали ее губы.

Ну, я и взял. С учетом опыта прошлой жизни.

В СССР, как известно, секса не было, что с избытком имелось в постсоветской России. Дома, на работе и даже в политической жизни.

В следующее мгновение я вздел обнаженную искусительницу на руки (кимоно осталось на скамейке) брякнул упругой попой на стол, а ноги, раздвинув, забросил себе на плечи.

– З-з-з, – раздернул молнию летних шорт, и грехопадение началось.

Все по «Камасутре». Поза номер семь «зямба». Или вроде того. Их там не меряно, причем все с названиями.

Ольга стонала на столе, я частил как спринтер в забеге на короткие дистанции. В итоге, довольно быстро пришел к финишу.

– Что ж ты так? – тяжело дыша, разочарованно протянула партнерша. – Надо помедленнее и дольше. Начинай снова.

– Не вопрос – утер я пот со лба, после чего снял ее с крышки, развернул и упер в стол. По принципу избушки «в лес передом, ко мне задом». Как это зовется по пособию брахманов* не знаю. Но у нас, русских, четко и понятно.

Замечание было учтено, неверная жена довольно ахала впереди а я, обхватив ее за стройные бедра, размеренно сопел сзади. Теперь дистанцию прошли минут за десять.

– Хорошо то, как, – затрепетав в конце, обернула ко мне порозовевшее лицо довольная Ольга. – Да ты Ник душка. А еще можешь?

– Могу, Петька, могу, – ответил я фразой из уже тогда известного анекдота.

После чего попросил обнять ее меня руками за шею (что было немедленно исполнено), подхватил под колени, и мы учинили еще одну Камасутру. Правда, минут на пять. Красотка была не особо тяжелой, но силы были на исходе.

– Все, спекся Буланчик, – сказал я, когда мы завершили цикл. Усадив разморенную и довольную Ольгу на скамейку.

В беседку вошел все это время наблюдавший за нами Джек, облизнулся, вернулся к рядом стоявшему церцису* и задрал на ствол ногу.

Типа, я тоже так умею. Но не с кем.

Чуть позже мы все втроем купались в теплом ночном море. С неба вниз мигали пушистые звезды, откуда-то издалека доносило звуки танго.

– Где ты всему этому научился? – спросила заколов волосы Ольга, когда мы направились по скрипящему песку к дому.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Помню только, когда еще был младенцем, нянечка сказала «кобель будет».

– Шутишь? – лукаво покосилась на меня она, грызя травинку.

– Честное слово.

Судя по тому, как через несколько дней в отсутствии «папы» на меня стала поглядывать Нора, Ольга проболталась подруге о том, что случилось между нами.

– На фик – на фик, – думал я, отворачиваясь от ее зазывных взглядов. – У тебя уже один е… есть. Только семейного инцеста не хватало.

Вскоре мне довелось лицезреть самого Генсека. В той, первой жизни, я его тоже наблюдал, но в основном затылком, когда стоял в оцеплении перед трибуной Мавзолея в дни майских шествий и военных парадов. Теперь же случился, как говорят, «личный контакт». При следующих обстоятельствах.

Наш охотничий домик на Форосе, в числе еще десятка таких же, принадлежавших лучшим людям полуострова, находился всего в нескольких километрах от главной правительственной дачи. Имевшей одноименное название.

Когда-то там была резиденция русских царей, а потом ее облюбовал товарищ Сталин. Далее эстафету принял Никита Хрущев, а теперь в Форос временами наезжал Леонид Ильич Брежнев. Со товарищи.

Внешне это никак не афишировалось, но кому положено, знали. В том числе мой усыновитель.

Однажды в августе, это было за год до окончания мною школы, он прикатил вечером на служебной «Волге» из Симферополя и сообщил, что отдыхающий в резиденции Генсек желает встретиться с талантливой молодежью Крыма.

– Ты будешь в их числе, – покровительственно похлопал меня по плечу. – Постарайся произвести впечатление.

– Может взять баян и там чего-нибудь сбацать? – вопросил я, проникаясь важностью услышанного. В доме имелся подаренный мне Норой «Хонер» о пяти регистрах* на котором, по вечерам, я нередко играл для папы «Интернационал», а ей кое-что из зарубежной эстрады.