Река Джима
Шрифт:
— Нанди, дукандар. Очень ты…
Ювхарри зло сощурился.
— Я что, похож на лося, коффер ты смердящий? — И притворился, что сплевывает на пол.
Внутренний Ребенок испуганно вздрогнул, и Фудир сказал:
— Без обид, лады? Че за лось?
Он знал два вида животных, известных под этим наименованием. Первый был породой гигантского оленя на Браке, другой — разновидностью грызуна, обитавшего в нескольких мирах Йеньйеньского скопления.
— Терри, — бросил ювхарри, и в этот раз плевок был настоящим.
— Какие-то проблемы… — начал Фудир.
Но Донован перехватил контроль.
— Ей, не кипятись, — сказал он, вернув валентнианский акцент. — Ты сам трепался, как
’Харри коснулся груди, губ и лба, затем поочередно каждого плеча.
— Шоран, они воруют все, даже нашу речь. Они хуже переселенцев, семьдесят раз по семь хуже. Терри бросили нас, когда мы рискнули всем ради них.
Голос человека становился все громче, пока не сорвался на крик. Но вдруг он замолчал, и его обуяла глухая ярость.
— Тебе лучше уйти. Никогда не называй ’луна лосем. Шоран, это смертельное оскорбление. Тьма придет на улицу Алгебры, и я не могу отвечать за твою безопасность, когда угаснет свет. Иди, и, индила, ты доберешься целым до своего плунда.
Во второй раз удача улыбнулась М'eаране в тот же день у ювхарри Чинвеммы. Поскольку ее магазин находился в Кон-дефер-парке на восточном краю Пришдада, где начинались прерии, арфистке пришлось сесть на воздушный автобус из Шдад-центра. Поток туристов обмельчал, но на борту оказалась семья переселенцев с Гладиолы. Их дети радостно закричали, когда автобус покинул пусковые рельсы и ушел в свободное падение. Троица ’лунов скривилась, пробормотав что-то о кофферах и их исчадиях. Двое парней с козлиными бородками носили кепии под залихватским углом, нижнюю часть лица их подруги скрывала тканевая маска, а волосы убраны под таммершаннер. Это был наряд «Молодых ’лунов», молодежного движения, которое набирало все большую популярность на планете.
Под ними до самого горизонта тянулись увядшие поля. Автобус исчерпал баллистический рывок, активировались двигатели, и машина устремилась вперед. Дети бросились к окнам, тыча пальцами и болтая межу собой, когда в поле зрения появились пологие холмы. М'eарана успела бросить лишь беглый взгляд, а автобус уже начал снижаться к приемной платформе и почти без тряски и шума закрепился на тормозных рельсах.
Ювелирная лавка Чинвеммы оказалась сувенирным магазинчиком рядом с парком. Арфистка поняла, что ювелирка эта только по названию. Да, там продавались драгоценности, по большей части дешевки, чтобы завлекать людей в Кондефер-парк, и то, что здесь мог работать настоящий ювелир, представлялось маловероятным. На вывеске над дверью красовалось название магазина и, к удивлению арфистки, надпись, гласившая, что «Бог владеет всем прекрасным». Как и множество других вывесок на Арфалуне, эту оплетали декоративные завитушки.
За прилавком стояла бледнокожая плосконосая девушка, с улыбкой следившая за послеполуденным потоком машин. Она была худая, среднего роста, всего на пару метрических лет старше М'eараны.
— Простите, — сказала М'eарана. — Вы — Чинвемма? Ювелир… в смысле, ювхарри?
Глаза девушки сверкнули.
— О, вы со Старых Планет, верно? Могу определить по акценту. Вашему галактическому не хватает ритмичности Верховной Тары, и вы слишком прямы.
— Эм… Я с Полустанка Дангчао.
— Следовало догадаться, что это Ди Больд. Далековато вас занесло от родного дома. — Ее взгляд упал на пальцы М'eараны, отметив ногти. — И я спрошу, куда же делась арфа ваша?
Последние слова были произнесены с настолько точным подражанием верховнотарскому галактическому, что М'eарана заулыбалась.
— Я оставила ее. А здесь, на равнинах, найдется песнь?
— Возможно,
но вам лучше не петь ее. Хотя бы до тех пор, пока вас и улицу Алгебры не будет разделять парсеке.— Э-э, парсеке?
— Местный термин, означающий «большое расстояние». Это священные земли ‘лунов. Место, где приземлились их предки. По их словам, Железные конусы — это челноки, на которых они спустились на поверхность. И они действительно похожи на челноки, только огромные. В таком случае это единственные челны с дней Диаспоры, уцелевшие до нашего времени. Историки души готовы продать, чтобы изучить их, но ‘луны им не позволяют. И еще им не нравится, когда их оскорбляют. Нет, меня зовут Энвелумокву Тоттенхайм. Зовите меня просто Энвии.
М'eарана была благодарна как сокращению имени, так и паузе.
— Я не собираюсь насмехаться над священным местом. Думаете, Чинвемма будет сегодня?
— О нет, нет, нет. «Чинвемма» — название магазина. Так звали мою мать. По ее словам, имя на каком-то древнем языке означало «Бог владеет всем прекрасным», и я подумала, что это будет отличный девиз для ювелирного магазина.
Уховертка М'eараны молчала, поэтому ей пришлось согласиться. В мире существовали настолько позабытые языки, что переводчики даже не знали их названий. От них остались только обрывки фамильных традиций — имена людей и городов да пара каких-нибудь фраз.
— А что насчет Энвел… Эневела… вашего имени. Оно тоже что-то значит?
— Мне есть что сказать.
М'eарана подождала, но затем поняла, что Энвии уже ответила, и снова засмеялась.
— Как и всем нам. Был бы только тот, кто выслушает…
— Мэхвии. А разве… Простите. Спасибо, сэр. Это будет стоить пять фунтов, четыре диннера… гладиольские векселя? Конечно, мы принимаем их.
Энвии проверила обменный курс и выдала человеку сдачу. Она провела статуэтками через упаковщик и вернула их обратно.
— Заходите еще.
Когда мужчина ушел, Энвии улыбнулась.
— Комплект из трех невзрачных стальных конусов. Но это копия знаменитых Железных конусов Арфалуна. Так написано у них на дне. Конус Момада, конус Финмакула и конус бен Хомера. Стоят всего пять с половиной фунтов. Позволю вам угадать, во сколько обходится их изготовление для Уимбли и Чаттерджи.
— Вы не особо пытаетесь мне что-то продать.
— Вы ведь не пришли сюда что-то покупать?
М'eарана достала медальон.
— Узнаете его? Я о работе, а не самом украшении.
Энвии взяла его в руки и положила под увеличительное зеркало.
— Хм. Нет, не могу сказать, что узнаю… Конечно, я не настоящий ювхарри, полагаю, вы уже сами догадались. Садд! — позвала она стоявшего неподалеку паренька. — Солнце бьет в окна. Будь хорошим мальчиком и опусти створки.
Когда парень поплелся прочь, Энвии прошептала:
— Его отец — мелкий ’харри с улицы Алгебры, что в Каспере. Он отправил его сюда в ученики, чтобы мальчик попробовал вкус бизнеса — и, может, поглядел на святую землю. Я прожила на Арфалуне большую часть жизни, но я простой переселенец. Моя мать была югуртанкой, отец ’линианином — только представьте такую парочку! — поэтому кто я такая? Садд — хороший малый, но он ’лун, и приходится присматривать за ним, чтобы он… Ого! А это что? Тут на задней стороне надпись. Секундочку, Садд. Пока не закрывай створки. Солнце высвечивает ее… Вот, глядите… — Энвии выпрямилась и моргнула. — Как вас зовут?
— Люси. Люси Томпсон.
— Забавное имя. Без обид. Это ведь Ди Больд. Как там у вас говорится? «Ди Больд, живи, больдец!» Вот, видите надпись? Давайте выведу на экран. Свет должен упасть под правильным углом. Вот.
На золотом обороте медальона, до сих пор казавшегося плоским и безликим, теперь появились крошечные тени букв.
— Что там написано? — спросила М'eарана.
— Без понятия. Никогда такого не видела.
— Можете сохранить изображение? Мой партнер знает кое-какие языки.