Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове
Шрифт:
– Мне так больно было за тебя...
– Не надо, сынок, не надо...
– Тебе тяжело было слушать меня, я понимаю...
– Не надо, Сашенька, не надо...
– Я не мог по-другому... Нужно было сказать о наших взглядах, дать бой прокурору.
– Он учился у папы,..
– Я знаю...
– Я хотела встретиться с ним до суда...
– Ни в коем случае, мамочка...
– Теперь уже поздно...
– Он негодяй, карьерист, он причинил бы тебе только лишнюю боль.
– Я была у Таганцева, Саша...
– Кто это?
–
– А для чего, мамочка?
– Он написал мне записку к Фуксу...
– Фуксу?..
– От Фукса зависело разрешение на свидание...
– Зачем ты ходишь к ним, мамочка?
– Николай Степанович Таганцев - очень порядочный человек. Он обещал помочь.
– В чем же?
– Он обещал отдельно устроить твое прошение.
– Мое прошение? О чем?
– О помиловании, Сашенька.
– Но я не подавал прошения.
– Надо это сделать, Сашенька.
– Мама, это невозможно.
– Невозможно? Почему?
– Я не имею права подавать прошение.
– Почему, Сашенька, почему?
– Это противоречило бы моему выступлению на суде.
– Но ведь речь идет о твоей жизни, Саша!
– Я не могу.
– Сашенька, милый, я прошу тебя...
– Нет, нет, это невозможно!
– Сашенька, мальчик мой!
– Мама, не надо, не надо...
– Я умоляю тебя, Саша...
– Мама, не плачь. Я не подам прошения.
– Да почему же, Сашенька, почему? Все уже подали...
– И Осипанов?
– Осипанов - нет.
– А остальные все?
– Почти все.
– Кто же еще не подал?
– Кажется, Генералов...
– А еще?
– Андреюшкин...
– Молодцы!
– Саша, объясни мне, почему ты не хочешь?
– Мамочка, да ведь на суде я говорил, что террор - историческая закономерность.
– Ну и что же?
– А если я прошу о помиловании, значит, я отказываюсь от своих слов.
– Какая же здесь связь, Саша?
– Мы вызвали царя на дуэль. Наш выстрел не удался. Теперь очередь за царем.
– Сашенька, ну зачем ты так говоришь?
– Я сказал в своем последнем слове: убийство царя - общественная необходимость, диктуемая противоречиями развития русской жизни. Выходит, приговор подействовал на меня так сильно, так напугал меня, что я меняю свое мировоззрение?
– Саша, я прошу тебя...
– Я не могу изменить свои взгляды за несколько дней.
– Да ведь речь идет не о взглядах, а о приговоре.
– Нет, мама. Я говорил на суде от имени всей нашей группы. Поэтому именно моя просьба о помиловании будет самой неискренней. Я не хочу просить царя ни о чем.
– Но ты же будешь просить не о том, чтобы тебя простили совсем...
– Любая просьба к врагу - унижение.
– ...а только о том, чтобы тебе заменили... смертную казнь.
– А чем ее могут заменить? Шлиссельбургом? Пожизненным заключением?
– Это было бы счастье.
– Но ведь это ужасно, мамочка. Гнить заживо,
разлагаться духовно. Ведь там и книги-то дают только церковные. До полного идиотизма дойдешь... Неужели ты хотела бы этого для меня, мама?– Потом можно было бы просить о каторге, о Сибири...
– Цари своих личных врагов в Сибирь не отпускают.
– Я бы использовала все связи.
– Цари любят держать их рядом с собой - в Петропавловке, например... Чтобы встать утром в Зимнем дворце, выглянуть в окно и убедиться - все в порядке.
– Сашенька, сынок, ты еще молод, твои убеждения могут измениться...
– Нет, мамочка, нет. Я уже примирился со своей участью. Примирись и ты.
– Ничто в жизни не вечно, Саша. Меняются времена, нравы, обстоятельства, бывают амнистии...
– Мама, ты всегда учила меня быть честным, поступать сообразно со своей совестью. Зачем же сейчас...
– Прости, Саша. Но я мать... Я не вынесу этой муки...
– Мамочка, у тебя есть младшие: Володя, Оля, Митя, Маняша. Скоро выпустят Аню...
– Нет, Сашенька, нет! Я не переживу твоей смерти... Нет, нет, нет!
– Мамочка, не плачь, не надо...
– Пожалей меня, Саша. Посмотри, за этот месяц я стала совсем белая...
– Мамочка, мама, не надо...
– А что будет дальше, когда...
– Мамочка, не плачь...
– Я умоляю тебя, Саша... Именем папы прошу...
– Нет, мама, я не могу... Не могу... Не могу.
– Сашенька, Сашенька, Саша...
– Не плачь, мамочка...
– У тебя тоже слезы... Возьми мой платок... Дай я сама вытру...
– Мама, прости меня, прости...
3
– Саша, вы делаете огромную, непоправимую ошибку.
– Ошибку? Разве в моем положении можно еще делать ошибки?
– Конечно, можно.
– Нет, приговоренный к смерти не может делать ошибок - он прав во всем.
– Зачем же заранее делать из себя покойника?
– Матвей Леонтьевич...
– Извините... Но вспомните свою мать! На что она стала похожа!
– Это моя мать.
– Да, это ваша мать... Но я-то, я, муж вашей всего лишь двоюродной сестры, - почему я должен беспокоиться о здоровье вашей матери больше, чем ее собственный сын?!
– Матвей Леонтьевич, я не уполномочивал вас на это.
– Уполномочивал!.. Да вы посмотрите на свою мать. Ведь никаких же сил у нее больше не осталось! Ведь за рассудок ее страшно!
– Матвей Леонтьевич...
– Год назад похоронила мужа, осталась с шестерыми на руках...
– Матвей Леонтьевич...
– Вся надежда на старших, оканчивающих курс...
– Вы пришли упрекать меня?
– ...и вот новость: оба старшие арестованы!
– Я не желаю больше разговаривать на эту тему. Слышите, не желаю!
– Сына этой несчастной матери приговаривают к смерти...
– Не вынуждайте меня к резким словам.
– Он может спастись - и не хочет!
– Матвей Леонтьевич...