Рэкет по-московски

— Хорошо. И себя вы, конечно, считаете более умным и сильным? Так? — руководитель подался вперед, ожидая ответа.

— Многие беды в нашей системе происходят оттого, что те, кто назначает руководителей, сами никогда не бывают их подчиненными. Оценка идет только сверху, и никогда снизу.

— Ловко, — генерал взял рапорт. — Давайте закончим с этим. Отношения, видимо, не сложились, и я не буду возражать против перевода. Не стоит осложнять. Договорились? Тем более партия и правительство призывают нас перестроиться. Надо постараться.

— Хорошо, — кивнул Глеб. — Но я, полностью доверяя нашей партии и правительству, не хотел бы, чтобы в период перестройки между мной и ими стояли руководители типа Собачкина.

Губы у высокого руководителя поджались:

— Вопрос о целесообразности использования вашего начальника на руководящей работе сейчас мы обсуждать не будем.

«Понимай так: не твоего ума дело! — подумал Соломатин — Скажи спасибо за согласие перевести. Главное — не признать ошибки с назначением на руководящую должность некомпетентного человека, нравящегося по неясным причинам высокому руководству. Ведь, освободив его от должности, придется признавать и свои ошибки, а мы этого не любим».

— Перейдем к другому вопросу, — руководитель снова улыбнулся. — Заявление потерпевшего есть? И еще, откуда у вас такая уверенность, что он говорил о самоубийстве или, принимая это как одну из версий, об убийстве именно Филатова? Не поторопились?

— Нет. Я все изложил в рапорте, — напомнил Глеб.

— Да, я прочел, но интуиции мало, ее следует подкреплять фактами. Хорошо, работайте в свободное время, — он быстро написал несколько слов на рапорте. — И перестаньте конфликтовать, постарайтесь найти общий язык, это только поможет делу, умерьте горячность, потратьте ее лучше на служебные дела. Еще вопросы?

Вопросов у Соломатина не было.

VI

К Фомину Глеб пошел вечером: больше вероятности застать Юрку дома, а если его нет, зайти к соседям.

Безуспешно нажимая на кнопку звонка, Соломатин слушал в прихожей Юркиной квартиры. Подождав немного, он позвонил в дверь рядом. Открыла пожилая женщина. Глеб представился и попросил разрешения войти.

— Я насчет соседа вашего, Фомина. Знаете его?

Женщина немного подумала и повела негромкий рассказ о житье-бытье Фоминых. Как распалась их семья, как вышла замуж старшая Юркина сестра, о смерти соседки, о том, что Юрка на работу не устраивался, а все дома сидел, а по вечерам куда-то шастал. Мужчина на машине к дому его подвозил или парень в кепочке на маленькой горбатенькой машинке.

Слушая ее, Соломатин словно проникал в чужую жизнь со всеми ее радостями и несчастьями, узнавая о бедах, свалившихся на еще не окрепшие Юркины плечи, на вид вроде бы сильные, но оказавшиеся не приспособленными принять тяжесть невзгод, горького одиночества среди людей.

— Номера машин не запомнили? — не надеясь на успех, а больше по привычке и для очистки совести поинтересовался он.

— Зачем мне? — она даже удивилась такому несуразному, с ее точки зрения, вопросу. — Один раз мужчина к нему заходил, вскоре после похорон. Приличный, одетый хорошо, с портфелем. Я потом Юрку спросила, а он в ответ, что знакомый, учитель.

— Какой учитель, откуда? — продолжал расспрашивать Глеб.

— А Бог его знает… — развела руками женщина.

Посидев еще немного, Соломатин откланялся, оставив соседке Фомина свой телефон и попросив позвонить, как только Юрка появится.

Дорогой домой он раздумывал над услышанным. Учитель с портфелем, парень на горбатеньком «запорожце», мужчина, подвозивший Фомина вечером к дому на «жигулях». Не тот ли, стоявший у синих «жигулей» во время нападения? Очень может быть…

Войдя в квартиру, Глеб взял с полки справочник и нашел нужный раздел: в школах города работало сорок две тысячи пятьсот восемьдесят три учителя. Впечатляющая цифра, даже если откинуть женщин и мужчин, не подходящих по возрасту, все равно останется столько, что будешь перебирать их всю оставшуюся до отставки жизнь. Нет, это не выход.

Владелец темно-синих «жигулей»? Тоже проблематично. Глеб не запомнил номера машины — не до того было, не определил ее модель. В городе тысячи темно-синих «жигулей», всех их владельцев не проверить. «Запорожцев» в городе тоже тысячи, к тому же парень может ездить по доверенности, как и хозяин «жигулей».

Чайник на плите заурчал, и одновременно зазвонил телефон.

— Здорово, — раздался в трубке знакомый голос, и Соломатин узнал Колю Рябинина, заместителя начальника отделения милиции по розыску. Того самого отделения, на территории обслуживания которого жил повесившийся Филатов. — Ты звонил?

— Да, хотел поинтересоваться самоубийцей.

— Что, есть данные?

— Пока не знаю, — ушел от прямого ответа Соломатин.

— Понимаешь, — Коля немного помялся. — Вроде все, как обычно в таких случаях: веревочка, странгуляционная полосочка на шее, обделался весь, но…

— Но? — повторил Глеб.

— Квартиру я сам осматривал, — сообщил Рябинин. — Не погнушался и в туалет заглянуть. Записочки мы не обнаружили, а как правило, они пишут что-нибудь на прощанье. Ну, насторожился, лазил, нашел небольшой клочок бумажки. Порвали, наверное, и в унитаз, а водой отнесло, он к стенке и прилип.

— И чего там?

— Три словечка: «теперь я знаю…»

— Вот как? Вскрытие было?

— Нет, — вздохнул Коля. — Жена, то есть вдова, такой подарок судьбы. Масса знакомств на любых уровнях, танк, а не женщина. Созвонилась, договорилась, в общем, не вскрывали, но судмедэксперт смотрел.

— Ничего? — предугадал ответ Глеб.

— Ничего, — подтвердил Рябинин. — Материалы у нас, можешь подъехать, заодно расскажешь, что у тебя на уме.

— Так, мысли по поводу, — отшутился Соломатин. — Выясняли, отчего он вдруг в цветущем возрасте решился на такое?

— А как же? В семействе поговорили и на работе. Депрессия одолела гражданина, часто задумывался, плохо спал, постоянно находился в подавленном настроении. Сам бумаги прочитаешь, зачем на пальцах объяснять. Когда приедешь?

— Не терпится? — не удержавшись, съязвил Глеб.

— Еще бы… Наводишь тень на вполне ясный плетень.

— Ладно, не паникуй, — успокоил его Соломатин.

Ужиная, он раздумывал над словами на клочке бумаги, обнаруженном дотошным Рябининым. Может, имеют они отношение к случившемуся с Филатовым, но вдруг наоборот? Все туманно, разорванно, словно протягиваешь руки в сторону колеблющихся призраков, пытаясь схватить хоть один из них, а призраки проходят у тебя между пальцами, ускользают, не оставляя следов, только интуитивно чувствуешь исходящую от них опасность. Впрочем, какая интуиция, когда видел прижавшегося к стене Фомина и сам боднул головой ретивого парня, размахивающего резиновой дубинкой? Отпечатки пальцев с нее сняли, но по учетам они не проходят. М-да, у призраков отпечатков пальцев не бывает…