Реки Судьбы

Вот и теперь Вера певуче рассказывала:

– В моём мире, зима только три месяца. А в последние годы и вовсе мягкая. Снега мало, в городах его счищают и увозят. У нас все говорят, что грядёт потепление. Может и так оно и есть. Знаешь, у нас очень редкими стали снежные зимы. Разве на Севере…

– А здесь снега много, - старуха села напротив неё, и её колени так хрустнули, Вера испуганно вздрогнула, думала, что сломался стул, но старуха вздохнула.
– Метель, вот кости и хрустят. Что тебе надо? Я ведь поняла… спрашивай.

Вера мягко взяла старую женщину за морщинистые руки.

– Не злитесь, я просто не знала, как начать разговор.

– Начни с главного, у нас стариков мало времени, - старуха не отняла рук и улыбнулась Вере.

– Спасибо за помощь! Меня зовут Вера. А как зовут Вас? А то как-то дико. Вы меня поите, кормите, а я не знаю, как обратиться к Вам.

– Тара… меня зовут Тарой, - старуха заулыбалась девушке, - не обращайся ко мне во множественном числе, у нас это не принято. Говори - ты.

– А какая уважительная форма обращение к людям, прожившим многие годы? Помоги, мне надо научиться здесь жить.

Тара вздохнула.

– Трудно тебе придется. Он ведь вкачал в тебя только язык. Говори спокойным голосом, не кричи и если есть необходимо, то к пожилым людям добавь…

Дверь с шорохом ушла в стену, и в комнату порывисто вошёл Рамсей.

– Что и её учишь жизни? – он криво усмехнулся. – Не старайся, жизнь научит лучше любого учителя. Кстати, у неё есть знания не только языка. Препарат передал информацию наиболее близкую к её прежним знаниям.

Вера лихорадочно провела ревизию своим извилинам, однако ничего нового не обнаружила, поэтому сделала, как всегда в таких случаях, - вопросительно уставилась на него. Сработало. Рамсей какое-то время играл желваками, ожидая расспросов, потом разродился вопросом сам.

– Ну и как?! Не хочется поплакать о поисках избранника и страданиях? – и презрительно выпятил челюсть.

– Почему поплакать?
– чего угодно она ожидала от него, но не этого.

– Лилдах любила слезливые стихи.

– Я тоже люблю стихи, но не там, где плачут, - она дерзко взглянула ему в глаза.

– Таких нет.

– Есть «Сколько раз, ошибаясь, жалеем потом:

Не прощая других, с непрощеньем живём.

Наступаем на прежние грабли судьбы,

Но мудрее не стали от этого мы»[2].

– Не знаю таких стихов, – Рамсей, порывшись в памяти, повторил, - не знаю, но уверен, что это написала не Лилдах.

И опять голосом сирены Вера пропела:

– Ну вот, а туда же… критика из себя изображаешь! Просто признайся, что не понимаешь стихов. Не стесняйся, поэзия только для высоких умов. Тебе просто извилин не хватает! Ты бы перья в кольца завил, может и в мозгах что-нибудь закрутилось.

Вере отец часто рассказывал, что в детстве он удирал от неё, когда та начинала вещать голосом сирены. Он был не в состоянии сопротивляться этому голосу и делал всё, что она попросит. Если она кого-то хотела разозлить, например вредного однокурсника или водителя маршрутки, то за короткое время этим голосом приводила человека до состояния близкого к обмороку.

Рамсей среагировал, как положено, посерел и выскочил из комнаты. Через полчаса он вернулся, считая недостойным такому мужчине, как он, пасовать перед неизвестно кем. Он смотрел на неё, испытывая сложное чувство. Из-за того у неё было тело Лилдах, он её ненавидел, но эта девушка притягивала его, своей дерзостью и непохожестью на всех кого он знал.

Вера готовилась к следующему раунду, а тот раздражённо воскликнул:

– Итак, значит ты, такая же, как Лилдах?! Ненавижу её!

Потрясённая экспрессией, с которой он прокричал «ненавижу», Вера решила несколько остудить его ярость и равнодушно спросила:

– За что ты ненавидишь Лилдах? Она тебе как-то навредила?

– Марф! Не смей больше спрашивать! – Рамсей решил, что должен поставить её на место, ведь он сын главы Царствующей Семьи, а она никто.

– Марф - это ругательство?

– Заткнись!

– Ты не ори, на меня!
– девушка зло сощурилась.
– Я тоже умею ругаться, если я тебя матом облаю, то тебя понос прошибёт.

– Каким матом?

Девушка поднапряглась, связала полученные знания из местной лингвистики об анатомии тела с обыденными выражениями на Земле, используемые в критические моменты, и объяснила красавцу, куда ему идти и что при этом делать.

Мат - универсальное средство для выражения всех видов эмоций, его понимают все. Рамсей остолбенел, какое-то время глотал воздух и наливался кровью. Вера думала, что тот умрёт, однако, тот оказался крепким и, справившись с приступом бешенства, рявкнул:

– Тара, как только эта придёт в себя, выкинь её из дома. Чтобы духа её не было здесь!! Это же надо, какая мерзавка! Да как ты посмела? Откуда набралась такого?!

Рамсей злился на себя и на свою ошибку. Когда он похищал Лилдах, то был уверен, что собственно её и похищает - у него были счёты с гордой красавицей, но после того, что эта чужая ему этакое ляпнула, он почему-то оробел. Рамсей не знал, кто она, но был уверен, что так могут вести себя только, ничего не боящиеся, то есть обладающие огромной властью, или… чужие в этом мире. Об этом он когда-то читал, но не верил в такое. Если они чужая, то, как попала сюда? Это случайность или кто-то использовал какие-то приборы? Как найти эти приборы и можно ли их использовать для других целей? Его сознание столько лет лелеяло мысли о власти, что он отмахнулся от этого предположения. Главное желание заполняло его сознание – «Я – наследник!»

Вера нахально подошла к нему так близко, что тот отшатнулся.

– Ну, ты, неврастеник! Не ори! Я не сама к тебе пришла, чтобы сегодня же у меня были все учебники средней школы. Когда узнаю об этом мире, сама уйду.
– Рамсей взвыл, но она жёстко закончила.
– И кормить будешь как шахтёра, не обеднеешь. Я считаю, что оплатила жизнь и знания своими яйцеклетками.

Вспомнив, как брат попрекал её словесными экспромтами, Вера небрежно добавила:

– Ну, что ты рот раскрыл? Смотри, кишки вылезут. Я уж не знаю, что ты принимаешь от головы, но это тебе не помогает - дуреешь на глазах.

Тара ойкнула, а Рамсей побагровел, какое-то время сжимал кулаки в руки, но не в силах справиться с гневом зарычал:

– Дря-ань!! Забыла, что ты - никто?! Никто! Ты не Лилдах, я с тобой церемониться не буду!
– но неожиданно для себя Рамсей подумал, что вот такой должна быть дочь Царствующей Семьи.

Чужая, откинув перья назад, закричала ему в лицо:

– И ты попрекаешь меня моими словами?! А ты-то кто? Да чтоб тебе поперёк горла встало то, что ты излил на меня! Попробуй только мне помешать, я те не Лидах, и твою жизнь превращу в кошмар!