Рекламная любовь
Шрифт:
— Что ты делаешь? — вскричала девушка, пытаясь вырваться. — Мои колготки! Они порвутся! Развяжи немедленно.
— Да? — Он опять склонился над нею. — Ты действительно этого хочешь?
Он взял бокал, струя шампанского полилась на ее грудь, живот, на ноги. Арам склонился, слизывая влагу. Маша закрыла глаза. Язык спускался все ниже. Достиг самого низа живота. Маша застонала.
— Тебе хорошо, девочка?
— Да, — прошептала она.
— А так?
Резкий взмах его руки, что-то просвистело в воздухе. Живот обожгло. Маша распахнула глаза. В руке был зажат ремень.
— Что ты делаешь? — вскричала она, осознавая, что не чувствует боли. Наоборот, бешеное желание словно вырвалось наружу именно от удара хлыста.
— А
Маша вскрикнула, выгнувшись, вцепившись зубами в связанные руки.
И он набросился на нее, жадно, жарко целуя, до боли сжимая твердую грудь, вонзаясь в исходящее от вожделения лоно.
— Ты меня любишь? — рычал он. — Любишь меня, потаскуха?
— Да! Возьми меня в Москву.
— В Москву? — хохотал он, все ускоряя бешеную скачку на распростертом, покорном теле.
— Нет никакой Москвы! Поняла?
— Как нет? — слабо спросила Маша. — А что есть?
— Ничего. Ни кола ни двора.
— Кто же ты?
— Я вор! Поняла? Вор! Пойдешь за вором?
— Куда?
— Куда прикажу.
— Да… — лепетала Маша. — Пойду за тобой на край света…
И он опять стегнул ее, заставил перевернуться.
— Ну, встала на четвереньки, потаскуха! Сейчас, подожди…
Острая боль снова заставила Машу вскрикнуть и прогнуться. Он ухватил ее за волосы.
— Сейчас, сейчас, маленькая. Тебе будет хорошо. Вот увидишь, — бормотал он, возясь руками в ее теле.
Действительно; боль ушла, вместо нее небывалые по силе ощущения обрушились на Машу. На пике этих ощущений она закричала так громко, что он испугался, прижался к ее спине.
— Что? Очень больно?
— Нет… — выдохнула Маша.
— Я знал! Знал, что тебе все это понравится! — захохотал он, продолжая терзать почти бесчувственную женщину.
Они не сразу услышали, что в прихожей надрывается звонок.
Глава 16
ЛЕГКИЙ ДЕНЬ
В этот день ему везло. Возможно, дело было в том, что суета, связанная с первой волной зачетов, прошла. В институте было пустынно и свободно. Перед аудиторией собрались те, кто пересдавал контрольную по линейной алгебре. Человек десять, не больше. Проводила контрольную все та же красивая преподавательница. Открывая аудиторию, она задержала взгляд на Сергее и чуть заметно улыбнулась. «Все, будет сечь, глаз с меня не спустит! И не воспользуешься Танькиным подарком», — расстроился было Сергей. Танька Ерохина, отличница и спортсменка, откровенно и безнадежно влюбленная в Сергея (о чем знала вся группа), дала ему свой МРЗ-плеер. Дивная штуковина! На его приемничек заранее записывались ответы на все билеты. Причем на этой штуке, как на СD-плеере, можно было разбивать наговоренный текст на части. То есть не нужно перематывать пленку, чтобы найти нужный ответ. Достаточно набрать нужные цифры. Но их нужно набрать! И наушники опять же — тоже проколоться можно. Дома Сергей надел свитер с высоким воротом, пропустил наушник под ним, зацепил за ухо, покрутился перед зеркалом. Вроде бы не видно, но кто его знает… шевельнешься лишний раз— можно проколоться. Ладно, бог не выдаст, свинья не съест! Плеер лежал в кармане. Вариант, который получил Сергей на этот раз, оказался довольно простым. Покумекав, и самому можно было решить. Но преподавательница, раздав билеты, вышла минут на пять. Вполне достаточное время, чтобы извлечь плеер из кармана и не спеша нажать кнопки. И, слушая через наушник Танькин голос, Сергей легко, без напряга, справился с заданием.
Он закончил одним из первых, сдал работу и вышел в институтский двор. После духоты аудитории особенно приятно было вдохнуть свежий, влажный воздух, в котором чувствовался приход весны. Что ж, середина марта. За ночь резко потеплело, то солнце выглядывает, то дождик собирается. И снег уже тает. Хороший день, легкий! Это ему в награду за вчерашний, вспомнил Сергей неудавшийся день рождения Маши. Как было жалко ее! Так она готовилась, старалась — и все испорчено!
Все насмарку. Вообще ее жалко — неустроенность эта, чужой угол. Работа, которая ей не нравится. Конечно, она хорошая воспитательница. Сережа приходил в детский сад, видел, как любят ее дети. Но разве это работа ее уровня? Маша ведь образованный человек, любит читать, хорошо знает литературу. Ей бы… Куда бы ей? На телевидение, ведущей какой-нибудь, что ли… Ну да, нужен ты ей тогда будешь, хмыкнул внутренний голос. Но Сережа горячо возразил ему: буду нужен! Она так ласкова с ним, так снисходительна к его юности, зависимости от родителей… До поры до времени, сказал внутренний голос. Это верно… Сережа вздохнул. Он чувствовал, что черта, за которой ее снисходительность, терпение и ласковость испарятся, близко, очень близко. Что она подошла вплотную, как линия фронта в сорок первом.И что-то нужно предпринимать. Но мальчишеское нежелание принимать решения тормозило его. И вообще… В целом все-было очень хорошо. Даже бабушкин комод ушел куда-то в далекую перспективу, на самый задний план. Да и было ли это…
Короче, нужно заехать к Маше. Это обязательно. Нужно утешить ее, бедную девочку.
Он представил, как будет утешать ее, и заулыбался своему тайному счастью…
Сергей трезвонил уже несколько минут, а дверь все не открывалась. В конце концов он собрался было занять свое место на подоконнике возле окна, чтобы дождаться Машу, которая выскочила в магазин или еще куда-нибудь. Недалеко, потому что сегодня она работает в вечер, и значит, через час ей уже выходить из дома.
Он начал было спускаться вниз, но вдруг услышал перестук каблучков, дверь отворилась. Маша увидела его, улыбнулась чуть растерянной, отсутствующей какой-то улыбкой.
— Здравствуй, милый! Ты что?
— Пришел…
— Я вижу.
— Можно войти? — улыбался Сергей, радуясь, что видит ее, что она по-прежнему красива и что по-прежнему любит его. — А что ты так долго не открывала?
— Заходи, раз пришел.
Вот опять! Только она может так произносить слова! Кто-нибудь другой сказал бы то же самое, и вышло бы грубо. И ни за что не захотелось бы входить. А у нее это так мило, непосредственно, ласково. Мол, ты же уже пришел, что глупости спрашивать?
Сергей вошел, стянул куртку, увидел на вешалке незнакомую кожанку, вопросительно взглянул на Машу.
— А у меня гость, — сообщила она, ласково потрепав его по волосам. — Потому и не открывала долго. Музыка играла, я и не слышала звонка.
— Какой гость? Кто? — расстроился Сергей.
— Да-а, представляешь, преподаватель из института. Он здесь в командировке. Зашел меня с днем рождения поздравить, представляешь?
Они шли по коридору. Сергей очень расстроился: не удастся побыть с ней вдвоем.
— Не волнуйся, он уже уходить собрался, — шепнула ему на ухо Маша у дверей комнаты.
И Сергей засиял медным тазом. И сразу полюбил незнакомого преподавателя. Так и вошел в комнату с широкой улыбкой на лице.
Преподаватель оказался средних лет восточного типа брюнетом, впрочем, приятной, располагающей внешности. Он поднялся навстречу Сергею, с интересом разглядывая юношу.
— Знакомьтесь. Это Сергей, мой лучший друг. А это — Арам… Михайлович.
Преподаватель протянул руку. Сергей с чувством ее пожал.
— Очень приятно. О, какая у вас сильная ладонь! Занимаетесь спортом?
— Да так… Немножко. Вернее, раньше занимался.
— Какой вид?
— Спортивная гимнастика. Но я уже год как бросил. В институт готовился, потом первый курс…
— Где учитесь? О-о, — услышав ответ, уважительно покачал головой преподаватель. — Это очень серьезный вуз.
— Сережа у меня умница! — похвасталась Маша.
И Сережа снова просиял.
— Садись, милый!
Только теперь Сергей заметил букет хризантем, стоящий на столе. И початую бутылку шампанского. И два фужера. Маша, весело напевая, достала из серванта третий.