Рекламная любовь

— Дорогие гости! Просим вас к столу! — звонко и весело выкрикнула Маша.

Теперь, когда он услышал ее голос, сомнений не оставалось — это она, Маша Разуваева. То есть теперь Мария Гончарова. Ах, как жаль! Как жаль, что больше он не сможет проводить с нею ночи. Жаркие ночи любви… М-да-а, пропал целый город! На черта теперь ездить сюда на сессию?

— Антон Владимирович! — услышал он и вздрогнул.

К нему устремилась Надежда, подружка невесты.

— Вот так встреча! А вы что здесь делаете?

— Да вот, приехал Марию поздравить, — попытался пошутить Антон.

— Она вам сообщила о свадьбе? — округлила глаза Надя.

— Я сердцем почувствовал, — пошутил Антон.

— Здорово! Я сейчас скажу Маше…

— Не нужно! Не сейчас! Неудобно.

— Почему? — как бы удивилась Надя. — Вы не бойтесь, места лишние есть, — простодушно добавила она. — Машкина родня не приехала.

— Почему?

— А она им ничего не сообщила. Свекрови сказала, что пригласила, а сама не пригласила, сказала, что они там все заболели у нее. Вот лишние места и образовались. Ну… Вы же помните, из какой она семьи… — не преминула добавить Надя.

— Ничего я не помню. А эта брюнетка? Я думал, это Машина мама. Она кто?

— Это посаженная мать. Машкина начальница. Алла Юрьевна.

— Где свидетельница? — громогласно спросила брюнетка.

— Я иду, иду, Аллюрьевна! Правда, пойдемте! Маша будет очень рада! — Надя буквально вцепилась в его руку.

— Нет, Надя. Я здесь не один. Мы с другом… — вырывался Антон Владимирович. Да что же она в меня впилась, как клещ энцефалитный? Бред какой-то…

— С Другом? С тем самым? Из рекламы?

— Из какой рекламы? Ах, ну да… Мы наверху, вон наш столик. Я попозже спущусь, если удобно будет.

— Обязательно, ладно? Обещаете?

— Надежда? Ты с кем там любезничаешь? Пригласи мужчину к столу и займи свое место!

— Ой, я бегу, бегу, Аллюрьевна!

— С кем это ты там любезничал? — спросил Трахтенберг.

Он был нетрезв. Вернее, пьян. Не в общепринятом смысле слова. Антон никогда не видел приятеля вдребезги пьяным. Он всегда держался на ногах, балагурил, мог часами «держать стол», отражать шутки и всякие подколки, на которые так щедра актерско-режиссерская братия. И при этом в нем «сидело» порядка литра водки или коньяка. Антон сам неоднократно был свидетелем подобных застолий. Единственное, что выдавало степень опьянения Трахтенберга— возникавшая под парами страсть к авантюрам, мистификациям. Он мог, словно Воланд, запросто забросить компанию из двадцати человек в другой город, купив целый вагон. И ящиками лить шампанское на изумленных проводниц. Бывали такие случаи. Поутру компания очухивалась где-нибудь в Мурманске. И злой с похмелья Арнольд далеко не всегда обеспечивал публику обратными билетами. Сама, сама, сама…

Еще опаснее была другая ипостась пьяного Арнольда: угрюмая решимость устроить шумный скандал с далеко идущими последствиями… Например, набить морду заместителю министра на банкете по случаю закрытия кинофестиваля. Свидетелем такого события Антону тоже довелось быть… Короче, куда ни кинь, всюду клин.

Антон оглядел стол. Ого! Одну бутылку коньяка приятель уже «усадил». Оленька как раз принесла вторую… Григорий вообще был, что называется вусмерть… И все пытался что-то объяснить шефу заплетающимся языком.

— Пошел вон, пьяная скотина! — оборвал его Трахтенберг. — Пересядь за другой стол. Вон туда, к окну. И жди, когда я тебя позову.

Охранник с трудом поднялся, едва держась на ногах, дошел до пункта назначения, где и рухнул на стул, уронив голову на натруженные в спортзалах руки.

— Вот так! Тень, знай свое место! — злобно проговорил вслед Арнольд.

— Алик, ну что ты завелся? Отдохнуть ведь приехали, а ты вечер портишь…

— Ладно, не лезь, не твое дело! Скажи лучше, с кем это ты любезничал? Уже снял девчонку? — хохотнул Арнольд.

— Нет, знакомую встретил. Даже двух…

— Двух — это хорошо! Нас тоже двое! Кто такие? Покажи!

— Перестань, Арнольд! — поморщился Антон. Но желание поделиться переживаниями пересилило. — Представляешь, невеста — моя бывшая студентка!

— Ну и что? Плохо училась?

— Училась хорошо. Она не только училась. Она и на это дело мастерица…

— Любовница твоя, что ли?

— Ну… Теперь уже бывшая. Нет, ну представляешь, приехать в этот городишко, где я не был четыре месяца, случайно зайти именно в это кафе и попасть на свадьбу бывшей возлюбленной! Каково? Готовый сценарий мелодрамы, ей-богу!

— Ну… Пока еще не очень интересно. Я понимаю, если бы она с тобой с этой свадьбы сбежала… Но она этого не сделает… Постой-ка, я хоть посмотрю на нее.

Трахтенберг взглянул вниз.

Прелестная девушка в подвенечном платье выполняла какое-то задание из так любимых в народе свадебных игр. Ага! Ей протянули блюдо с пирожным. Она должна была съесть его, не прикасаясь руками. Вот девушка высунула острый розовый язычок и старательно облизала крем. Затем надкусила, демонстрируя ровный ряд зубов… Затем рассмеялась, схватила пирожное рукой и принялась его есть. Как красиво она это делала! Все рассмеялись вместе с нею.

— Проиграла, проиграла! — кричали гости.

Но невесту это не обеспокоило. Она доела бисквит, облизнулась эдакой кошечкой и звонко прокричала:

— Ну и пусть! Зато вкусно!

Все опять рассмеялись.

А ведь это готовый ролик! Трахтенберг даже текст придумал в мгновение ока. Могло бы пойти для рекламы, да, для любой. Любого товара. Поскольку девушка уж больно хороша! Так хороша, что хочется сломать, как красивую игрушку, подумал вдруг он.

Жених, совсем мальчик, не спускал с нее обожающих глаз. И такому мальчишке такую прелесть? За что? За какие такие заслуги?

Антон тревожно поглядывал на хищное выражение, появившееся на лице приятеля.

— Что ж, Антоша, барышня хоть куда! От такой и я бы не отказался. Что за девушка? Расскажи о ней.

— Ну что рассказывать… Обычная история. Родом из какого-то захолустья. Закончила заочно наш вуз. Мечтала о карьере актрисы или модели. Вышла замуж за студента. Все. Точка. Ру.

— А родители здесь?

— Нет. Она вообще с родней отношений не поддерживает. Так я понял.

— А что это за телка ее опекает?

— Это ее начальница. Посаженная мать.

— Понятно. А та, с другой стороны, личико кулачком — это, надо понимать, мать жениха?

— Наверное.

— А ведь она невестку не любит, — хмыкнул Арнольд.

— С чего ты взял?

— А ты понаблюдай, как она на нее смотрит. Старается вообще не смотреть. А если приходится, то выражение у нее такое, будто она жабу проглотила. И все шушукается с родственницами, видишь? И все они вздыхают, головами качают… Не приживется твоя пассия в этой семье…