Реконструктор
Шрифт:
Так и сегодня. Мы точно знаем – они нападут. Уже скоро. Откуда? Ну… Сарафанное радио ведь работает в две стороны. Кое-что успеваем узнавать и мы. Правда, увы, не всегда вовремя…
Вот на дороге появляется машина. Когда-то новенькая, сейчас она больше похожа на творение безумного автомеханика. Кабина от другого грузовика, кузов и вовсе сколочен из некрашеных досок. А что? Ездит же… Мы знаем этого водителя, он живет неподалеку. Молчаливый и нелюдимый, он часто возит мимо нас какие-то грузы. Но сегодня его грузовик пуст. Это хорошо видно, когда машина накреняется набок, объезжая очередную лужу.
Тем не менее он едет
Поворачиваюсь влево – там, под навесом, сидит наш отделенный. Я совершенно точно знаю, что у меня с ним вполне дружеские отношения, но вот имени его, как ни стараюсь, вспомнить не могу.
– Смотри, – говорю я ему. – Он куда-то тащит эту развалину…
– И что? Пусть тащит, какое нам до этого дело?
Он прав, но какое-то нехорошее предчувствие не покидает меня.
А машины медленно подъезжают к посту. Часовой у шлагбаума выходит вперед и поднимает руку. Они останавливаются, и водитель передней автомашины послушно выходит на улицу.
– Не ты! – машет часовой. – Вон тот!
И он указывает на буксируемый автомобиль. Но уже спешит молодой парень, сидевший за рулем неисправного. Он что-то объясняет, вытаскивает из-за отворота куртки какие-то бумаги…
– Проезжай! – дает часовой отмашку.
Меня хлопают по плечу: пришла смена. Можно отойти от пулемета и попить горячего чаю. Но отчего-то я не спешу согреться, иду к шлагбауму. Головная машина тем временем уже проезжает его, и, влекомый тросом, мимо меня проползает полуразвалившийся грузовик. Что-то позвякивает у него внизу. Он как раз проезжает мимо меня, и я внезапно вижу лицо его водителя. Он торжествует! На его лице написана какая-то отчаянная радость – парня буквально распирает! А с чего бы это ему вдруг торжествовать? Их радость – зачастую наше горе! На знаю, что толкает меня под руку, но в два прыжка я догоняю автомобиль и, распахнув дверь, рывком выдергиваю парня из кабины. От неожиданности он не успевает ничего сделать и кубарем катится по земле. Оставшаяся без управления машина виляет носом и правым колесом попадает в яму.
Ш-ш-шух!
С кнутобойным щелчком лопается трос. Передний грузовик, громко взвыв мотором, неожиданно прибавляет ходу. Впрочем, ненадолго. Мотор затихает, хлопает дверца, и к застрявшей машине бежит водитель буксира. Он спешит, с его места хорошо видно лежащего на земле парня. Часовой предостерегающе ему кричит, поднимает оружие, собираясь дать очередь в воздух.
Гах!
Гах!
Сухо щелкают выстрелы.
В руке у водителя пистолет.
Часовой делает два неуверенных шага, роняет автомат и оседает на землю. А водитель, не снижая скорости, бежит вперед, на ходу что-то доставая из-за пазухи.
Ду-ду-ду-дут!
Гулко бьет пулемет бронетранспортера, и у водителя подламываются ноги. От его головы и плеч летят какие-то ошметки. Крупнокалиберный пулемет, да почти в упор… тут ловить нечего.
Визг!
Словно кнутом стеганули по ушам.
Парень вскакивает на ноги. В его руке зажат кинжал – неслабых таких размеров ножичек. И эту самую железяку он явно намерен
воткнуть мне под ребро! Вот уж обрадовал…Бронетранспортер не стреляет – на одной линии с парнем сейчас находятся наши ребята. А пулемету на посту мешаю стрелять я, точнее, моя спина.
И мой противник это понимает. Ему не уйти: шаг в сторону – и от его головы тоже полетят брызги.
Вот он и старается двигаться так, чтобы пулеметы не могли стрелять.
– Макс! – кричит мне кто-то. – Макс, ложись!
Поздно.
Сверкающий клинок кинжала уже слишком близко. Его хищный блеск гипнотизирует и завораживает.
Всех.
Но не меня. Задолго до армии я уже бывал в таких ситуациях, видел блестящую сталь перед своим лицом. И теперь это – привычное для меня зрелище. Не настолько, чтобы поплевывать через губу при виде такого противника, но и не настолько, чтобы меня прошибал холодный пот.
И я не ложусь. Не бегу и не прыгаю в сторону, чего явно ожидает мой противник. Делаю шаг ему навстречу, широко раздвинув безоружные руки.
Уж и не знаю, чего он там подумал. Усмехнулся ли в душе над внезапно спятившим солдатом или, наоборот, воспринял это как само собою разумеющееся дело. Мы видели наших ребят, попавших в плен, – им хладнокровно перерезали горло. Наверное, такие же, как и этот парень. Может быть, даже он сам и резал. Запрокидывал голову пленного назад и широким взмахом полосовал его своим кинжалом. Он привык к тому, что пленные (надежно связанные по рукам и ногам) не сопротивляются, попросту не могут уже. Не ждет он сопротивления и сейчас.
Взмах клинка!
Он не замахивается им как саблей – наносит колющий удар.
Но за долю секунды перед этим я проворачиваюсь на левой пятке, его удар ныряет в пустоту. Я успел заметить, как остановились его глаза, и понял – бить будет вот так…
Хлоп! И моя левая рука бьет его по предплечью, сбивая в сторону кинжал. А кулак правой смачно въезжает ему в переносицу. На обратном ходе захватываю его кисть. Доворот…
Явственный хруст костей!
Плевать!
Давлю на руку, выворачивая ее из плеча.
Вскрик – парень роняет кинжал.
Толчок – и хозяин оружия летит на землю.
Секунда – кинжал в моей руке.
Замах!
И теплая кровь, толчками выбиваясь из широкой раны, стекает по моей ладони…
После осмотра застрявшей автомашины мы нашли там около шестидесяти килограммов взрывчатки. Шашки были уложены внутри рамы и прикреплены к ней проволокой. А провода от электродетонатора находились в кабине водителя, тот даже батарею к одному из них успел прикрутить…
Выслушав мой рассказ, лейтенант какое-то время молчит. Потом достает из сумки лист бумаги и карандаш.
– Нарисуй грузовики, Макс.
Из меня неважный художник, но кое-что получается. Рисую грузовик, тот, который был заряжен взрывчаткой, кинжал, голову своего отделенного командира в кепи. Пытаюсь нарисовать горы, но это получается не особенно хорошо. Рисую часового в каске и плащ-палатке.
Взводный некоторое время рассматривает мои художества.
– Грузовик… Точно не скажу, но похож на английский. Вот этот, сужающийся к передку, капот… «Бедфорд»? Не уверен… Каски в чехлах? Кепи? Макс, это горнострелки! Горы… Крит, Греция, Югославия? Тамошние горцы тоже носят бороды… Но хотя бы имя в этих снах твое!