Реликт

— А сейчас мы что слышим? — удивилась Войс.

— Имитацию, возможно. Дело в том, что я не так воспринимаю слова, это видно на текстовой форме. Парадоксально, но я не могу читать по буквам. Если показывать мне карточки с буквами, образующими слово — само слово я прочитать не смогу.

Нари приподняла брови:

— Почему?

— Мне очень трудно воспринимать составные символы. Для меня слово — единая сущность. Стоит взять текст и случайным образом убрать из каждого слова одну букву — и для меня он станет нечитаемым. Кстати, поэтому у меня всегда высший балл по грамматике: я никогда не делаю грамматических ошибок. Для меня слово с ошибкой — это уже другое слово, бессмысленное.

Войс нахмурилась:

— Погоди, а как тогда ты на компьютере печатаешь?

Я скорчил страдальческую мину:

— Это просто мука.

Затем мы пришли в зоопарк.

Войс с любопытством рассматривала животных. Зверинец оказался неплох в плане разнообразия, хотя я все это видел тысячу раз. Медведи — две штуки, один бурый, другой белогрудый, в разделенной стенкой клетке, слониха со слоненком, некрупный бегемот, пара львов, тигр, ягуар, два леопарда и самка снежного барса, ну и куча зверья помельче, даже пара пони для катания малышей. В общем, понятно, почему входные билеты по десять баксов: зверей много, особенно крупных, расходы большие.

Я смерил львов мрачным взглядом. Интересно, что хуже — умереть от монтировки или жить в клетке? Риторический вопрос для того, кто родился свободным, а вот у рожденного в неволе, который не знал ни бега по прерии, ни азарта охоты, может быть иная точка зрения на приспособление для смены колеса.

О, а вот и киоск с гамбургерами.

Покупаю три штуки, вынимаю котлеты. Первый гамбургер — булка, сыр и зелень — отправляется в хобот слоненку, затем я подныриваю под цепь ограждения и иду к медвежьей клетке.

Мой маневр замечает работник зоопарка, присматривающий за пони, и бежит на перехват, но я уже у клетки.

— Стойте! Не подходите близко!!!

Я ухмыляюсь и отдаю медведям по гамбургеру.

— Ага, еще скажите, чтобы я к барсу не подходил.

Медведи спокойные, берут угощение чинно и аккуратно. Выросли в неволе, тут все понятно.

Затем я двинулся к клетке со снежным барсом. Работник попытался меня оттащить, но я одной рукой — во второй котлеты — ухватил его за воротник и оторвал от земли.

— Есть такое правило — никогда не прикасаться руками к диким животным. Считайте, что я дикое животное. Ради вашего же собственного блага, хорошо?

До него дошло — не столько словами, сколько демонстрацией силы. Ничего удивительного: сила и доброе слово всегда доходчивей, чем просто доброе слово, эту истину я открыл задолго до Аль Капоне.

Барсиха поначалу не проявила интереса, но вскоре запах котлет, протянутых сквозь прутья, достиг ее носа. Судя по ее форме, зверей тут кормят по принципу «чуть меньше естественного рациона». С одной стороны, это правильно, чтобы не жирели, бегать-то негде и незачем. С другой — звери никогда не наедаются до отвала.

Барсиха вначале повела себя настороженно, так что мне пришлось стоять с вытянутой рукой минуты две. Наконец, она приблизилась и взяла котлету, после чего я скормил ей остальные.

Вытираю руки о бумажный пакет и отхожу от клетки — а за мной уже собралась толпа с телефонами.

— А че это вы тут столпились и снимаете? — улыбаюсь я. — Это был не смертельный номер, если что, снежные барсы на людей не нападают, вы не знали? Я совершенно ничем не рисковал.

Я вернулся к Войс и Нари и мы двинулись дальше вдоль клеток.

— Немного неожиданный поступок от того, кто охотится на львов с монтировкой. У вас с ирбисами какие-то специфические отношения? — спросила Нари.

Хм… Догадливая.

— А ирбисы среди кошачьих, с точки зрения стригоев, занимают особое место, — пояснил я. — Львы были смертельными врагами, тигры — просто врагами и пищевыми конкурентами, прочие кошачьи, которые нападали на людей, но боялись нас — те просто конкуренты. Но ирбисы никогда не нападают на человека, даже будучи раненными, разве что в очень исключительных случаях, с которыми я ни разу в жизни не столкнулся. На нас они тоже не нападали, и потому не были нам ни врагами, ни конкурентами за пищу. Более того, однажды я неделю прожил в одной пещере с самкой снежного барса.

— Серьезно? — удивилась Войс. — Рассказывай.

— Дело было где-то в конце каменного века, когда мамонты уже тю-тю, а бронзового оружия еще не было. Я тогда обитал у гор со своим стадом… В смысле, с племенем людей, в которое влился. Однажды повадился к нам ходить леопард — только не снежный, а обычный, а обычные как раз на людей нападают постоянно. И я пошел его искать. Загнал в горы на большую высоту — он будто бы понимал, что я иду за ним, и забирался все выше и выше — и убил, но на обратном пути угодил под лавину. Серьезно повредил ногу и кое-как добрался до пещеры где-то на высоте трех тысяч. Места я знал — это была единственная пещера на всю округу. Оказалось, что там обосновалась молодая самка ирбиса. Она, ясное дело, была трындец как не рада такому гостю, но — единственная пещера на всю округу, а погода стояла холодная. Так что я устроился в другом углу. Но ночью ударил настолько жуткий мороз, что нам просто пришлось прижаться друг к другу ради сохранения тепла. Так и провели пару дней. Потом еще, поскольку я не мог охотиться, мне приходилось отбирать у нее часть ее добычи, такая вот история.

— М-да, не особо по-джентльменски, ну да что поделать, — сказала Войс.

— Я этот должок за «кров и стол» вернул уже на пятый день. Доисторические волки имели привычку шарить по пещерам, и их добычей порой становились даже медведи. Как раз такая стая и нагрянула, и не будь там меня, барсиху бы растерзали в два счета.

— Интересно, а как вы справляетесь с волчьей стаей, если даже медведь не может? — спросила Нари.

— В том, чтобы ходить вертикально, есть одно большое преимущество: можно очень быстро разворачиваться на сто восемьдесят. Волки действуют неуклюже и несогласованно, вся их тактика — окружить жертву и нападать сзади, когда она повернута спиной. Медведь или кабан не может развернуться на месте. А я могу, и делаю это гораздо быстрее, чем думали те волки. Двоих я убил камнями сразу, как только увидел: я всегда носил при себе пару штук, если не имел другого оружия. Остальные пять оказались тупыми и не убежали, а стоило бы. Так еще двоим я когтями сильно попортил шкуру, одному с летальным исходом. Оставшиеся три и подранок наконец-то поджали хвосты и смылись. В общем, с тех пор я отношусь к снежным барсам как к друзьям. В конце концов, если бы та барсиха в самом начале не стала терпеть мое присутствие и свалила из пещеры — я запросто мог не пережить холодов, а в самом лучшем случае встречал бы волков голодный, ослабевший, замерзший и с плохо залеченной ногой.

— Надо же, какая история… — протянула Нари. — А что насчет медведей?

— А что насчет них?

— Они же были вам врагами?

— С чего бы вдруг? — удивился я.

— Ну вы как-то обронили фразу о том, что дрались с пещерными львами за территорию и с пещерными медведями за пещеры.

Понятно. Все, в том числе и Ева, записывают все, что я говорю, для изучения, а Нари эти записи почитала. Впрочем, я чего-то такого и ждал.

— Несовершенство языка. Драки бывают разные. Со львами — бой до смертельного исхода, а с медведями — ну просто драка и все. Мне порой требовалось освободить пещеру для «своих» людей, медведя оттуда я выгонял условно гуманными методами. Тактика была такая, чтобы забежать внезапно, дать пинка в бок и убежать, выманивая его наружу. Если не поддавался на провокацию — повторять до тех пор, пока медведь не рассвирепеет и не погонится за мной. Еще можно было палкой врезать или бросить… В общем, все сводилось к тому, чтобы подраться с ним на открытом пространстве, выгодном для меня, или к тому, что медведю это надоест и он свалит подальше от назойливого меня. Второе случалось чаще, медведь решал, что да ну вредного меня нахрен, и уходил.

После зоопарка мы двинулись в кафе, благо, оказалось недалеко, ибо зоопарк обосновался в парке, а кафе — прямо там же в парке, только аллею перейти.

Мы заказали себе у кого к чему душа лежит, в моем случае это оказался крупный кусок ростбифа.

— Мне без гарнира и прочего, — сказал я официантке, — просто кусок мяса и все, остальное класть не надо. Или нет, мне два ростбифа, можно прямо в одной тарелке.

Войс предпочла суши, а Нари — сырный десерт и кофе. Мы сели за столик в глубине зала на втором этаже: хоть и «кафе», но побольше некоторых ресторанов. На первом народу много и музыка, а на втором тихо, полумрак, мир и спокойствие.