Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969
Шрифт:

– А я уже учёный. Десять месяцев учился водить поезда на МПС, – настаивал я.

– Там и дорога, и электровозы не такие.

– Но принцип-то один и тот же.

Так мы с ним проработали два дня. Я сделал заключение, что трёх позиций контроллера (а именно столько было на этом электровозе) слишком мало. Каждый раз перед тем, как разогнаться, электровоз резко дёргался, да и само движение было немного дёрганным. Правда, вызываемые этим скачки тока и напряжения техника выдерживала.

Работали здесь в три смены. С восьми утра до четырёх дня, с четырёх до полуночи, и с полуночи до восьми утра. Мой первый самостоятельный рабочий день пришёлся на ночную смену. Мне досталось управлять отечественным электровозом Новочеркасского производства. Это был четырёхосный электровоз с кузовом капотного типа [37] .

Расположенная в середине кабина была просторной, с двумя пультами управления. Куда удобнее, чем в американской. На таком электровозе я не стажировался, поэтому попросил машиниста, сдававшего мне смену, ознакомить меня с пультом управления. Надо сказать, что здесь машинисты работали без помощников, то есть весь агрегат – электровоз и вагоны – находился в ведении одного машиниста.

37

Кузов капотного типа – с расположением кабины управления посередине электровоза. Это сделано для того, чтобы увеличить обзор машинистом пути впереди и позади локомотива. В этом типе кузова всё оборудование располагается под капотом впереди и позади кабины. (Прим. ред.)

Начальником моей смены был Иванов. Уж не знаю по какой причине, он недавно решил полностью обновить штат своей смены, набрав новичков из «Свердловского призыва». Начальство пошло ему навстречу. И таким образом, вся смена теперь состояла из малоопытных (или совсем неопытных, вроде меня) работников. Конечно, без накладок и небольших происшествий дело не обошлось.

Некоторые не могли после погрузки выехать из погрузочного тупика в подъём, буксовали. Их выталкивали «на буксире». А у моего электровоза вдруг за два часа до конца смены самопроизвольно опустился токоприёмник. Я остановился, поднялся на скос и услышал на крыше шум выходящего сжатого воздуха. Пришлось подняться на крышу, пренебрегая техникой безопасности (в контактном проводе над головой напряжение 600 вольт). А что делать, я же задерживал движение на этом участке. Увидел, что резиновый воздушный шланг слетел с металлического патрубка. Пришлось перекрыть подачу сжатого воздуха к пантографу и вставить шланг на место. Поехал дальше, но через полчаса токоприёмник снова опустился, и мне пришлось остановиться у самой диспетчерской, которая находилась на борту карьера. В этот раз я решил закрепить шланг, перетянув его проволокой. Пришлось повозиться, но в конце концов шланг к патрубку прикрепил надёжно.

Утром оказалось, что план мы не выполнили, и нас всех собрали в раскомандировке. Доклад делал диспетчер, а принимал начальник транспортного цеха Толченов. Диспетчер сказал о том, что помешало выполнить план, кто буксовал, кого вытаскивали на буксире, а про меня сказал, что я два раза останавливался на перегоне и «сидел» на крыше, устраняя какую-то неисправность. Я испугался, что меня накажут за нарушение техники безопасности, гласящей, что запрещено подниматься на крышу электровоза при наличии напряжения в контактной сети. Но ни один из присутствующих начальников на это внимания не обратил. Им был важен только план – любыми средствами.

Постепенно мы набирались опыта работы, и больше «разбора полётов» у нас не было. Первый месяц работы я чуть ли не каждую дневную смену заезжал в пункт технического обслуживания (ПТО) для устранения неисправностей электровоза и вагонов. А зарплату нам начисляли сдельно. Учитывалось всё: погрузка, разгрузка, расстояние, на которое перевезён груз. Всё это фиксировалось в бухгалтерии с графиков, передаваемых диспетчером. Поэтому, если ты на ремонте, за это время ничего не заработаешь.

На всех машинистов в бухгалтерии были заведены карточки работы, в которых указывался заработок за каждую смену. Карточки хранились в шкафу в раскомандировке, в ячейках по алфавиту. Придя на работу, можно было «полюбоваться» своим заработком за прошлую смену. За первый месяц я заработал почти в два раза меньше опытных машинистов. Но со временем заработок стал повышаться. «Опыт – дело наживное».

Глава 114. НЕ ТОЛЬКО

О ШКОЛЕ

К началу октября, как и обещали, нас переселили в новое благоустроенное общежитие. Оно было построено на улице Лесной в живописном месте. С трёх сторон дом был окружён сосновым лесом, лишь фасад выходил на асфальтированную улицу. В ста метрах от общежития протекала река Рефт, приток Пышмы.

Мы с Володей Коковиным заняли двухместную комнату на первом этаже. Теперь у нас были хорошие условия и для отдыха, и для подготовки к занятиям в школе. С Володей мы работали в разные смены, но в школу иногда ходили вместе – выходные совпадали.

Ещё в сентябре я искал, где в городе играют в волейбол на любительском уровне, но нигде не нашёл даже площадки. В принципе, была площадка на городском стадионе, но и там днём была тишина.

Ближе к зиме мы с Володей пошли в спортобщество рудника и попросили коньки. Нам дали, но с условием, что мы запишемся в хоккейную команду. Пришлось записаться, хотя играть в хоккей мы не собирались. Мы успели несколько раз сходить на каток, когда получили от спортивных руководителей настойчивое приглашение посетить собрание хоккейной команды. Конечно, мы туда не пошли, и через неделю коньки у нас забрали.

* * *

Однажды после дневной смены я, как обычно, зашёл в столовую. Там продавали и пиво. Я хорошо покушал, выпил кружку пива и отправился в школу. Первым уроком была литература, которую преподавала жгучая брюнетка, полненькая женщина еврейской национальности. Она вызвала меня к доске и попросила охарактеризовать Луку – персонажа из пьесы «На дне» Максима Горького. Пьесу я читал, но долго не мог придумать, с чего начать и о чём говорить. Минуты две в классе стояла мёртвая тишина. Я уже был готов к тому, что учительница скажет: «Садись, два», – но она терпеливо ждала. И тут «Остапа понесло». Разрозненные куски мозаики в моём мозгу как-то вдруг сами склеились в целостную картинку, и я начал рассказывать о Луке с такой горячностью и убеждённостью, будто был его лучшим другом и съел с ним не один пуд соли.

Учительница была в восторге, и я краем уха слышал её восклицания: «Вот так надо рассказывать, так, так!» – и она даже притоптывала при этом ногами. Я же был удивлён сам себе – никогда не был хорошим рассказчиком, куда больше – скромным слушателем. Возможно, выпитое пиво расшевелило мои мозги?

За ответ учительница поставила мне «пять» и до конца четверти больше не вызывала. Во второй четверти тоже не вызывала ни разу и опять поставила итоговую пятёрку. Хотя… Но не буду забегать вперёд.

* * *

Перед Новым годом к нам в общежитие приехала мама Володи. Она привезла сыну гостинцев и кое-что для продажи на рынке. На следующий день она ушла на рынок, и я спохватился:

– У меня есть лишние валенки, абсолютно новые. Вот бы их продать!

– Так иди на рынок, отдай их моей маме, она продаст. Я свои чуть поношенные тоже отдал.

Я поблагодарил Володю и пошёл. На рынке нашёл Коковину и передал ей свои валенки, назвав цену – 250 рублей. С рынка я не уходил, но от прилавка отошёл довольно далеко. И тут услышал голос Коковиной, которая кричала: «Держи его!»

Я оглянулся и увидел, что от прилавка быстрым шагом отходит человек среднего роста, одетый в гражданскую одежду, в руках у него были мои валенки. Я догнал этого мужика и попытался забрать валенки, но он вцепился в них мёртвой хваткой. Тогда я его ударил. Это не помогло. Я замахнулся второй раз, но он перехватил мою руку и внезапно заявил:

– Я из милиции.

– Так бы сразу и сказали, – сказал я, быстро успокаиваясь. – А зачем валенки мои забрали?

– Пройдём в кабинет, там разберёмся.

Кабинетом оказалась небольшая каморка на рынке. Он завёл меня внутрь.

– Отвечу на ваш вопрос, – продолжил он, будто ничего не случилось. – Валенки я конфисковал, потому что вы их продаёте по спекулятивной цене. Государственная их стоимость 130 рублей, а вы продаёте за 250.

– Я об этом не знал.

– Незнание законов не является оправданием, – изрёк мой оппонент. Потом он составил протокол, дал его мне прочитать и расписаться. Я довольно наивно спросил:

– А вы мне валенки вернёте?

Поделиться с друзьями: