Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Продолжение предыдущей главы

После обеда Саския попросила Рембрандта показать что-нибудь из новых или старых работ. Все равно что. Лишь бы увидеть что-нибудь, кроме тех, которые уже видела, позируя ему.

Он повел ее в мастерскую.

– Прелестный был обед, – сказала она.

– Да нет, – сказал он, – ничего особенного. Мы в Лейдене привыкли к простой еде. Отец очень любил сельдь и поджаренные в масле хлебцы. Это же очень простая еда. Можно сказать, еда бедняков.

– Не скажите, – возразила Саския, приближаясь

к портрету мужчины, сидящего с увесистым фолиантом. – То, что вы зовете простой пищей, на самом деле естественная, следственно, самая полезная и вкусная.

– Вы так полагаете? – Рембрандт отошел на шаг назад, словно готовился рисовать ее. А на самом деле думал: «Талия словно у осы. Очень славная улыбка. Истинно девичья. И это при ее несомненном уме и вкусе к живописи. Откуда у нее этот вкус? Врожденный? Фамильная склонность? Брат ее Хендрик обладает незаурядным чутьем, когда дело касается живописных работ…» И чем больше он присматривался к ней, тем больше она нравилась ему…

– Вот что скажу я вам, господин ван Рейн. Возьмите овощи, отварите их или потушите, запеките их в тесте или смешайте с любым изделием из теста – и вы убедитесь, что эта простая пища есть на самом деле пища богов. – Ее взгляд упал на круглый резной столик, на котором лежала толстая книга. – Что это? Библия? Вы ее читаете?

– Читаю? – Рембрандт приблизился к ней, и он показался себе самому слоном в сравнении с этой хрупкой серной. – Это не то слово, Саския ван Эйленбюрг! Я изучаю ее.

– Надеюсь, вы не собираетесь идти в богословы…

– Нет. Я пытаюсь черпать из нее сюжеты.

– Но это уже делали итальянцы. Вы не собираетесь в Италию?

– Зачем?

– Чтобы увидеть прекрасное искусство.

Он набычился, как это случалось с ним, когда речь заходила об искусстве.

– Вы думаете, только там и есть прекрасное искусство?

– А вы, господин ван Рейн? – Кокетливые нотки возобладали в ее голосе.

– Скажу откровенно: севернее Альп не меньше прекрасного искусства. Вот господин Сваненбюрг чуть не полжизни провел в Италии. И жена у него итальянка. Спрашивается: что это дало ему? Вы слышали имя ван Сваненбюрга?

– Нет.

– И едва ли услышите. Хотя искренне его уважаю. Я его ученик. Я всегда и всем это говорю и буду говорить.

– А Ластман?

– Господин Ластман? А что?

– Разве не он ваш учитель? Хендрик мне говорил…

– Он говорил правду. Господин Питер Ластман научил меня читать эту книгу. – Рембрандт положил руку на Библию. Почти оперся на нее.

– И научил читать?

– Да, Саския ван Эйленбюрг. Но я читаю ее по-своему.

– А можно узнать, как это вы читаете по-своему?

Рембрандт быстро прошел в угол комнаты и принес лист с карандашным наброском.

– Я не умею объяснять, – признался он. – Лучше покажу, как читаю Библию.

Саския принялась внимательно разглядывать лист:

– Я вижу крест. Вижу человека на кресте. И негустую толпу вокруг. – Она круто повернулась к нему.

– Да, это так.

– Судя по всему, дело происходит не то в Голландии, не то во

Фрисландии… Словом, где-то в наших краях.

«У нее светло-каштановые волосы», – подумал он про себя.

– Ну? Что скажете, господин ван Рейн?

Он взял лист, вытянул руку.

– Да, – сказал он, – это где-то здесь.

– А при чем тут Библия?

– А крест? А Христос?

Она задумалась. Потом проговорила:

– Это и есть прочтение, которому выучил вас Ластман?

– Да. Но вопреки его советам. Ластман буквально привержен истории. К ее внешнему образу. Между тем человеческие чувства мало изменились с библейских времен.

Она посмотрела на него, хотела что-то сказать, но промолчала…

Из разговора в Эрмитаже. Ленинград. Май, 1975 год.

… Итак, «Флора» Рембрандта. Она вся в цветах. Одеяния странные.

– Такая некрасивая богиня. Наверное, эллины ее представляли себе иначе.

– Возможно.

– Нет, она мила. Конечно же это Саския.

– Это уже после женитьбы.

– Сам сделал предложение или…

– Как сказать? Документов на этот счет никаких. Рембрандт не очень любил писать письма. Он любил писать картины.

– Наверное, это важнее писем?

– Разумеется. Но если бы у нас были письма, мы знали бы о нем значительно больше…

– Больше, чем узнаем из его картин?

– Пожалуй.

– И все-таки она не очень привлекательна…

– Это на ваш вкус. А ему нравилась очень. Мы уже видели «Данаю». В ней есть немного и от Саскии.

– Скажу откровенно: не слишком красивую Данаю писал.

– А он и не стремился к красивости. Вон там висит портрет старика в красном. Разве не прекрасен этот человек с морщинистым лицом и глазами мудреца?

– Вы уединились, а господин ван Эйленбюрг скучает со мной. – Лисбет указала сложенным веером на Хендрика.

– Вот уж нет, – сказал Хендрик. – Просто мы поспорили с господином Болом и господином ван Флитом. Госпоже Лисбет ван Рейн спор показался малоинтересным. Она едва прикрывала зевоту веером. Кстати, это и есть тот самый веер?

– Да, – живо отозвался Рембрандт. – Китайский веер.

– Подарок, – похвасталась Лисбет.

– Какой чудесный веер! – Саския приблизилась к Лисбет. – Какая тонкая работа!

– Только китайцы могут затратить столько труда на такую безделушку, – заметил Хендрик.

– Как сказать! – возразила Саския. – Мне отец подарил резную деревянную шкатулку. Французскую. Она тоже делалась не один день. В каждом народе есть свои терпеливые и упорные мастера.

Рембрандт обратился к Саскии:

– Есть и в нашем.

– Это намек на себя? – Саския звонко рассмеялась.

Рембрандт подозвал к себе Бола и ван Флита. Он сказал, что молодые люди могут засвидетельствовать, что он вовсе не тот мастер, который гранит алмаз медленно, терпеливо, теряя счет времени. Он попросил своих учеников подтвердить, что он говорит истинную правду…

Поделиться с друзьями: